Война, о которой не пишут
Ездил в районную больницу в Бокситогорске навестить в ней свечницу моего Соминского храма Антонину Михайловну. Она попала туда на прошлой неделе с сердцем. Муж пьет, запрещает в церковь ходить. Когда у него запой, она часто уходит из дому к добрым людям. В ее возрасте для сердца такие нагрузки уже не по силам.
Я приехал утром в неурочное время, как раз был осмотр. Пришлось подождать, погулять на больничном дворике, густо поросшем высокими тополями.
Увидев священника в подряснике, ко мне направился молодой человек, крупного сложения. Если бы не больничный халат на нем, я бы сказал о нем - "богатырь". Он без приветствия сразу обратился: «Можно спросить, а какая у вас вера?» «Да у нас в России вроде одна вера - православная, - отвечал я - А вы еще какие-нибудь знаете?» «Нет, я - православный, потому и спрашиваю…» Я поинтересовался, с чем он лежит? «С боевыми ранениями", - усмехнулся он. «Афган или Чечня?» - «Да для Афгана я слишком молодой».
Тут я обратил внимание, что ему действительно в районе 30-ти, может быть с хвостиком.
«Нет, я в Чечне воевал. До сих пор не могу забыть…»
«Что же запомнилось?»
«Да вот особенный там народ. Днем тебе все улыбаются, старики сидят в нарды играют, пройдешь поздороваются, а ночью лучше из части не выходить. В каждом доме оружие есть. Знаете, что меня больше всего поразило: дети у них жестокие. У нас в части на кухне одна женщина кухаркой работала, у нее сын был лет десяти. Мы ему всегда еду давали. Он у нас как сын полка был...
И вот случилось… Я всю войну прошел, в самых горячих точках был, - и ни одного ранения не было. Готовился увольняться. Напоследок решили с ребятами посидеть у костра, попрощаться. И вот этот пацан подбежал к нам и в огонь связку гранат бросил...» Он назвал его имя, но я не хочу называть его, чтобы не «увековечивать» имена таких «героев».
Он помолчал, кивнул головой: «Очнулся я уже на койке в больнице. Весь в осколках и ранах. Это мне еще повезло. Чудом выжил… Ну вот до сих пор периодически лечусь. Вот посмотрите». Тут он распахнул больничный халат, - все его тело было исполосовано длинными рубцами, следами многочисленных осколов. И это сейчас спустя много лет. Что же было тогда, можно только представить.
«А из двадцати моих товарищей, - продолжал он - двенадцать в тот день погибли, так и не вернулись домой. Не знаю, что стало с этим пацаном, то ли взорвался, то ли успел убежать… А мы ему всегда еду давали…»
Тут вышла Антонина Михайловна, благословилась. Мой собеседник, кивнул головой: «Ну ладно, счастливо». Я успел только спросить, как его зовут: «Владимир».
По дороге из Бокситогорска я все вспоминал этот рассказ. Вряд ли об этом эпизоде войны сообщили в сводках новостей. Как-то не героически звучит. О такой войне не пишут.
Я пожалел, что не познакомился ближе с Владимиром. Позвонил Антонине, попросил взять у Владимира номер его мобильника. «Да он сам подходил уже ко мне и спрашивал о Вас, где Вы служите? А еще, батюшка, он спрашивал, не были ли вы в Беслане? Говорит, что видел Вас там…» - «Скажи был. Я был в Беслане в 2004 году, на сороковой день бесланской трагедии».
Я был поражен, что спустя семь лет после Бесланской трагедии, эта встреча напомнила о той поездке. Тогда мы привезли из Петербурга в дар многострадальному городу три больших писанных иконы: образ Божией Матери «Аз есмь с вами, и никтоже на вы», икона Вифлеемских мучеников-младенцев и икона св.вмч.Георгия Победоносца. Епископ Феофан, принявший иконы, благословил поместить икону св.великомученика Георгия в кафедральном соборе Владикавказа, икону Вифлеемских младенцев в храме великомученицы Варвары на подворье Аланского Успенского монастыря в Беслане, а икону «Аз есмь с вами, и никтоже на вы» - в приходской храм Беслана во имя великомученика Георгия. Это были знаменательные дни, когда Господь сподобил меня прикоснуться к великой человеческой трагедии. Там на сороковой день памяти было много солдат, охранявших покой и безопасность граждан. Мог ли я тогда подумать, что спустя семь лет встречусь с одним из них в Бокситогорске!?
Я попросил Антонину дать Владимиру мой телефон. Буду ждать звонка или приезда в храм этого русского солдата.
Я приехал утром в неурочное время, как раз был осмотр. Пришлось подождать, погулять на больничном дворике, густо поросшем высокими тополями.
Увидев священника в подряснике, ко мне направился молодой человек, крупного сложения. Если бы не больничный халат на нем, я бы сказал о нем - "богатырь". Он без приветствия сразу обратился: «Можно спросить, а какая у вас вера?» «Да у нас в России вроде одна вера - православная, - отвечал я - А вы еще какие-нибудь знаете?» «Нет, я - православный, потому и спрашиваю…» Я поинтересовался, с чем он лежит? «С боевыми ранениями", - усмехнулся он. «Афган или Чечня?» - «Да для Афгана я слишком молодой».
Тут я обратил внимание, что ему действительно в районе 30-ти, может быть с хвостиком.
«Нет, я в Чечне воевал. До сих пор не могу забыть…»
«Что же запомнилось?»
«Да вот особенный там народ. Днем тебе все улыбаются, старики сидят в нарды играют, пройдешь поздороваются, а ночью лучше из части не выходить. В каждом доме оружие есть. Знаете, что меня больше всего поразило: дети у них жестокие. У нас в части на кухне одна женщина кухаркой работала, у нее сын был лет десяти. Мы ему всегда еду давали. Он у нас как сын полка был...
И вот случилось… Я всю войну прошел, в самых горячих точках был, - и ни одного ранения не было. Готовился увольняться. Напоследок решили с ребятами посидеть у костра, попрощаться. И вот этот пацан подбежал к нам и в огонь связку гранат бросил...» Он назвал его имя, но я не хочу называть его, чтобы не «увековечивать» имена таких «героев».
Он помолчал, кивнул головой: «Очнулся я уже на койке в больнице. Весь в осколках и ранах. Это мне еще повезло. Чудом выжил… Ну вот до сих пор периодически лечусь. Вот посмотрите». Тут он распахнул больничный халат, - все его тело было исполосовано длинными рубцами, следами многочисленных осколов. И это сейчас спустя много лет. Что же было тогда, можно только представить.
«А из двадцати моих товарищей, - продолжал он - двенадцать в тот день погибли, так и не вернулись домой. Не знаю, что стало с этим пацаном, то ли взорвался, то ли успел убежать… А мы ему всегда еду давали…»
Тут вышла Антонина Михайловна, благословилась. Мой собеседник, кивнул головой: «Ну ладно, счастливо». Я успел только спросить, как его зовут: «Владимир».
По дороге из Бокситогорска я все вспоминал этот рассказ. Вряд ли об этом эпизоде войны сообщили в сводках новостей. Как-то не героически звучит. О такой войне не пишут.
Я пожалел, что не познакомился ближе с Владимиром. Позвонил Антонине, попросил взять у Владимира номер его мобильника. «Да он сам подходил уже ко мне и спрашивал о Вас, где Вы служите? А еще, батюшка, он спрашивал, не были ли вы в Беслане? Говорит, что видел Вас там…» - «Скажи был. Я был в Беслане в 2004 году, на сороковой день бесланской трагедии».
Я был поражен, что спустя семь лет после Бесланской трагедии, эта встреча напомнила о той поездке. Тогда мы привезли из Петербурга в дар многострадальному городу три больших писанных иконы: образ Божией Матери «Аз есмь с вами, и никтоже на вы», икона Вифлеемских мучеников-младенцев и икона св.вмч.Георгия Победоносца. Епископ Феофан, принявший иконы, благословил поместить икону св.великомученика Георгия в кафедральном соборе Владикавказа, икону Вифлеемских младенцев в храме великомученицы Варвары на подворье Аланского Успенского монастыря в Беслане, а икону «Аз есмь с вами, и никтоже на вы» - в приходской храм Беслана во имя великомученика Георгия. Это были знаменательные дни, когда Господь сподобил меня прикоснуться к великой человеческой трагедии. Там на сороковой день памяти было много солдат, охранявших покой и безопасность граждан. Мог ли я тогда подумать, что спустя семь лет встречусь с одним из них в Бокситогорске!?
Я попросил Антонину дать Владимиру мой телефон. Буду ждать звонка или приезда в храм этого русского солдата.