#397. «Внимательный мозг» Дэниела Сигела
Поскольку изначально человек существо социальное, резонно сделать догадку, что его самосознание стало продолжением понимания намерений и ментальных состояний других. Свидетельством этому могут служить зеркальные нейроны, открытие которых в конце XX века стало весьма значимым событием в нейробиологии. Их главная особенность в том, что они одинаково активируются как при совершении какого-либо действия, так и при наблюдении за совершением того же действия другим. То есть мозг как бы вводит себя в состояние того, за кем мы наблюдаем. Предположительно, это и является основой сопереживания или эмпатии.
Более того, если окружающая обстановка оценивается как безопасная и имеет место взаимная сонастройка, мы не просто «чувствуем» другого человека, наш мозг приходит в состояние, называемое Стивеном Порджесом нейроцепцией безопасности. Сравните ощущения от разговоров с лучшими друзьями и выступление перед аудиторией: в первом случае у вас нет опасений, что каждое действие или фраза будут с пристрастием оценены, а потому вы раскрываете личностный потенциал наиболее полно.
Согласно теории Порджеса, нервная система оценивает ситуацию с точки зрения её опасности и либо запускает ощущение открытой восприимчивости, либо реагирует на угрозу. В случае угрозы есть выбор между «бей или беги» и «столбняком», когда интенсивность процессов в организме замедляется и создаётся ощущение коллапса, но всё равно здесь имеет место ограничение восприятия и самопроявления. А так как мало кто из нас может похвастать гармоничными отношениями с идеальными представлениями о себе (с Супер-Эго, как выразился бы Фрейд), даже, будучи одни, мы редко бываем в своей тарелке. Жёсткие концепции опыта, главной из которых является концепция собственной личности, служат нам для выживания, для ориентирования в сложном, разнообразном и часто враждебном мире. Но они же и лишают нас переживания непосредственного опыта и лежат в основе обыденности и скуки.
Влияние медитации здесь выражается во внимательном отношении к себе как к другому, без осуждения и реактивности. Она культивирует «сонастройку» и ощущение безопасности в открытом состоянии.
Любопытно также, что даже на уровне сигналов в коре головного мозга восприятие осуществляется двунаправленно. К примеру, зрительные данные идут как от сенсорных входов к месту окончательной обработки, так и наоборот. В результате происходит смешение двух сигналов посередине. Один поток обеспечивает непосредственное восприятие, а второй служит для быстрого распознавания повторяющихся образов. Последний процесс Джеффри Хокинсом и Шэрон Блейксли назван «инвариантной репрезентацией»: мы лепим на вещи ярлыки, «узнаём» их и идём дальше.
С возрастом приобретённые опыт и знания влияют на автоматическое, повседневное восприятие, превращаясь в концепции «обычно было так». Это безусловно полезная вещь с точки зрения эволюции, но предсказуемость восприятия лишает его уникальности, что меняет интенсивность воспринимаемой информации, субъективно ускоряет время и притупляет ощущение жизни. Выходит, если не контролировать этот процесс, время с каждым годом бежит всё быстрее и жизнь проносится мимо без нашего в ней участия.
Поэтому можно сделать допущение, что медитация каким-то образом влияет на нисходящий поток инвариантных репрезентаций, возвращая нам, насколько это возможно, непосредственность восприятия, а вместе с ним и проживаемые дни.
Подобные крайне занимательные объяснения влияния медитации на мозг можно вычленить из этой книги, но для этого придётся сильно постараться: текст как будто специально сделан, чтобы усложнить эту задачу. Возможно, автор ни при чём, и пенять стоит на переводчика, но будьте осторожны: в этих словарных джунглях легко застрять и потребуется не один час после прочтения для раскладывания по полочкам полученной информации.