БУЛГАКОВ. Молитва сифилитика
Михаил Афанасьевич Булгаков, «Белая гвардия», 1923-1924
Легкомысленное богоборчество по пьянке и под кокаином - главное, чтобы обращение к Богу за исцелением от сифилиса оказалось не столь же сиюминутным и легковесным. Проблема эта, конечно, общая: насколько существенным завтра станет то, что вчера казалось сверхважным? Как сохранить стабильность, цельность жизни? Как сохранить яркую веру молодости? Надо ли? Или каждому времени и возрасту подобает свое, и дух человека дрейфует - обоснованно - вперед и в стороны, вслед за перипетиями подвижного жития?
Читал ли я где или сам придумал, что молитва эта написана от опыта самого Булгакова? Вероятно, это может быть так: несмотря на ироничное окончание «в душе у больного значительно полегчало», текст самой молитвы пронзительный и искренний. Точнее, в правдивость он разворачивается не сразу, начавшись с декадентского "Ах, этот вечер! Я несчастлив..."
Выздоровеет от сифилиса поэт-футурист наркоман Иван Русаков… Скорое будущее сулит тотальные гонения на все прямо или косвенно напоминающее религию… Что будет с верой бывшего поэта? Будет ли он твердо помнить ту реальность, которая заставила его сказать «верую, Господи, помоги моему неверию» - или в свое время она также покажется ему наваждением и еще одним «припадком безумия»?..
Орфография источника.
В квартире библиотекаря, ночью, на Подоле, перед зеркалом, держа
зажженную свечу в руке, стоял обнаженный до пояса владелец козьего меха.
Страх скакал в глазах у него, как черт, руки дрожали, и сифилитик говорил,
и губы у него прыгали, как у ребенка.
- Боже мой, боже мой, боже мой... Ужас, ужас, ужас...
Ах, этот вечер! Я несчастлив. Ведь был же со мной и Шейер, и вот он здоров, он не заразился,
потому что он счастливый человек. Может быть, пойти и убить эту самую
Лельку? Но какой смысл? Кто мне объяснит, какой смысл? О, господи,
господи... Мне двадцать четыре года, и я мог бы, мог бы... Пройдет
пятнадцать лет, может быть, меньше, и вот разные зрачки, гнущиеся ноги,
потом безумные идиотские речи, а потом - я гнилой, мокрый труп.
Обнаженное до пояса худое тело отражалось в пыльном трюмо, свеча
нагорала в высоко поднятой руке, и на груди была видна нежная и тонкая
звездная сыпь. Слезы неудержимо текли по щекам больного, и тело его
тряслось и колыхалось.
- Мне нужно застрелиться. Но у меня на это нет сил, к чему тебе, мой
бог, я буду лгать? К чему тебе я буду лгать, мое отражение?
Он вынул из ящика маленького дамского письменного стола тонкую книгу,
отпечатанную на сквернейшей серой бумаге. На обложке ее было напечатано
красными буквами:
ФАНТОМИСТЫ - ФУТУРИСТЫ.
Стихи:
М.ШПОЛЯНСКОГО.
Б.ФРИДМАНА.
В.ШАРКЕВИЧА.
И.РУСАКОВА.
Москва, 1918
На странице тринадцатой раскрыл бедный больной книгу и увидал знакомые
строки:
Ив.Русаков
БОГОВО ЛОГОВО
Раскинут в небе
Дымный лог.
Как зверь, сосущий лапу,
Великий сущий папа
Медведь мохнатый
Бог.
В берлоге
Логе
Бейте бога.
Звук алый
Беговой битвы
Встречаю матерной молитвой.
- Ах-а-ах, - стиснув зубы, болезненно застонал больной. - Ах, -
повторил он в неизбывной муке.
Он с искаженным лицом вдруг плюнул на страницу со стихотворением и
бросил книгу на пол, потом опустился на колени и, крестясь мелкими
дрожащими крестами, кланяясь и касаясь холодным лбом пыльного паркета,
стал молиться, возводя глаза к черному безотрадному окну:
- Господи, прости меня и помилуй за то, что я написал эти гнусные
слова. Но зачем же ты так жесток? Зачем? Я знаю, что ты меня наказал. О,
как страшно ты меня наказал! Посмотри, пожалуйста, на мою кожу. Клянусь
тебе всем святым, всем дорогим на свете, памятью мамы-покойницы - я
достаточно наказан. Я верю в тебя! Верю душой, телом, каждой нитью мозга.
Верю и прибегаю только к тебе, потому что нигде на свете нет никого, кто
бы мог мне помочь. У меня нет надежды ни на кого, кроме как на тебя.
Прости меня и сделай так, чтобы лекарства мне помогли! Прости меня, что я
решил, будто бы тебя нет: если бы тебя не было, я был бы сейчас жалкой
паршивой собакой без надежды. Но я человек и силен только потому, что ты
существуешь, и во всякую минуту я могу обратиться к тебе с мольбой о
помощи. И я верю, что ты услышишь мои мольбы, простишь меня и вылечишь.
Излечи меня, о господи, забудь о той гнусности, которую я написал в
припадке безумия, пьяный, под кокаином. Не дай мне сгнить, и я клянусь,
что я вновь стану человеком. Укрепи мои силы, избавь меня от кокаина,
избавь от слабости духа и избавь меня от Михаила Семеновича Шполянского!
Свеча наплывала, в комнате холодело, под утро кожа больного покрылась
мелкими пупырышками, и на душе у больного значительно полегчало.
lib.ru/BULGAKOW/whtguard.txt
Легкомысленное богоборчество по пьянке и под кокаином - главное, чтобы обращение к Богу за исцелением от сифилиса оказалось не столь же сиюминутным и легковесным. Проблема эта, конечно, общая: насколько существенным завтра станет то, что вчера казалось сверхважным? Как сохранить стабильность, цельность жизни? Как сохранить яркую веру молодости? Надо ли? Или каждому времени и возрасту подобает свое, и дух человека дрейфует - обоснованно - вперед и в стороны, вслед за перипетиями подвижного жития?
Читал ли я где или сам придумал, что молитва эта написана от опыта самого Булгакова? Вероятно, это может быть так: несмотря на ироничное окончание «в душе у больного значительно полегчало», текст самой молитвы пронзительный и искренний. Точнее, в правдивость он разворачивается не сразу, начавшись с декадентского "Ах, этот вечер! Я несчастлив..."
Выздоровеет от сифилиса поэт-футурист наркоман Иван Русаков… Скорое будущее сулит тотальные гонения на все прямо или косвенно напоминающее религию… Что будет с верой бывшего поэта? Будет ли он твердо помнить ту реальность, которая заставила его сказать «верую, Господи, помоги моему неверию» - или в свое время она также покажется ему наваждением и еще одним «припадком безумия»?..
Орфография источника.
В квартире библиотекаря, ночью, на Подоле, перед зеркалом, держа
зажженную свечу в руке, стоял обнаженный до пояса владелец козьего меха.
Страх скакал в глазах у него, как черт, руки дрожали, и сифилитик говорил,
и губы у него прыгали, как у ребенка.
- Боже мой, боже мой, боже мой... Ужас, ужас, ужас...
Ах, этот вечер! Я несчастлив. Ведь был же со мной и Шейер, и вот он здоров, он не заразился,
потому что он счастливый человек. Может быть, пойти и убить эту самую
Лельку? Но какой смысл? Кто мне объяснит, какой смысл? О, господи,
господи... Мне двадцать четыре года, и я мог бы, мог бы... Пройдет
пятнадцать лет, может быть, меньше, и вот разные зрачки, гнущиеся ноги,
потом безумные идиотские речи, а потом - я гнилой, мокрый труп.
Обнаженное до пояса худое тело отражалось в пыльном трюмо, свеча
нагорала в высоко поднятой руке, и на груди была видна нежная и тонкая
звездная сыпь. Слезы неудержимо текли по щекам больного, и тело его
тряслось и колыхалось.
- Мне нужно застрелиться. Но у меня на это нет сил, к чему тебе, мой
бог, я буду лгать? К чему тебе я буду лгать, мое отражение?
Он вынул из ящика маленького дамского письменного стола тонкую книгу,
отпечатанную на сквернейшей серой бумаге. На обложке ее было напечатано
красными буквами:
ФАНТОМИСТЫ - ФУТУРИСТЫ.
Стихи:
М.ШПОЛЯНСКОГО.
Б.ФРИДМАНА.
В.ШАРКЕВИЧА.
И.РУСАКОВА.
Москва, 1918
На странице тринадцатой раскрыл бедный больной книгу и увидал знакомые
строки:
Ив.Русаков
БОГОВО ЛОГОВО
Раскинут в небе
Дымный лог.
Как зверь, сосущий лапу,
Великий сущий папа
Медведь мохнатый
Бог.
В берлоге
Логе
Бейте бога.
Звук алый
Беговой битвы
Встречаю матерной молитвой.
- Ах-а-ах, - стиснув зубы, болезненно застонал больной. - Ах, -
повторил он в неизбывной муке.
Он с искаженным лицом вдруг плюнул на страницу со стихотворением и
бросил книгу на пол, потом опустился на колени и, крестясь мелкими
дрожащими крестами, кланяясь и касаясь холодным лбом пыльного паркета,
стал молиться, возводя глаза к черному безотрадному окну:
- Господи, прости меня и помилуй за то, что я написал эти гнусные
слова. Но зачем же ты так жесток? Зачем? Я знаю, что ты меня наказал. О,
как страшно ты меня наказал! Посмотри, пожалуйста, на мою кожу. Клянусь
тебе всем святым, всем дорогим на свете, памятью мамы-покойницы - я
достаточно наказан. Я верю в тебя! Верю душой, телом, каждой нитью мозга.
Верю и прибегаю только к тебе, потому что нигде на свете нет никого, кто
бы мог мне помочь. У меня нет надежды ни на кого, кроме как на тебя.
Прости меня и сделай так, чтобы лекарства мне помогли! Прости меня, что я
решил, будто бы тебя нет: если бы тебя не было, я был бы сейчас жалкой
паршивой собакой без надежды. Но я человек и силен только потому, что ты
существуешь, и во всякую минуту я могу обратиться к тебе с мольбой о
помощи. И я верю, что ты услышишь мои мольбы, простишь меня и вылечишь.
Излечи меня, о господи, забудь о той гнусности, которую я написал в
припадке безумия, пьяный, под кокаином. Не дай мне сгнить, и я клянусь,
что я вновь стану человеком. Укрепи мои силы, избавь меня от кокаина,
избавь от слабости духа и избавь меня от Михаила Семеновича Шполянского!
Свеча наплывала, в комнате холодело, под утро кожа больного покрылась
мелкими пупырышками, и на душе у больного значительно полегчало.
lib.ru/BULGAKOW/whtguard.txt