"Гедерное измерение и религия" доклад. Продолжение
Считается, что исключительная жесткость катарских обетов могла представлять практические трудности во времена подполья. Однако, архивы Инквизиции дают нам возможность наблюдать, в 1240-х гг., очень парадоксальные ситуации: например, доброй женщины, живущей вместе с ритуальной компаньонкой в доме своего мужа, которого она покинула ради Бога; или двух экс-супругов, становящихся одновременно добрым мужчиной и доброй женщиной и уходящих в разные религиозные дома, а затем сходящихся обратно в результате преследований, и скрывающихся в недрах Лаурагэ в одних и тех же убежищах, овинах и летниках, когда бывший муж защищает бывшую жену. Разумеется, ничто не позволяет нам ставить под сомнение строгое соблюдение ими обета целомудрия. Возможно, прошлые телесные связи перерастали в братство душ.Мы видим это, например, в случае с Пейре Отье, нотариусом из Акса, оставившим всю светскую жизнь одним прекрасным днем 1297 года, чтобы отдаться запрещенной Церкви, и желавшим, чтобы его бывшая возлюбленная, Монета, его телесная подруга, подарившая ему двух детей любви, последовала за ним в его опасном и требующем полной отдачи обращении. Или другой пример - однажды в Монтайю, около 1305 года, Добрый Человек подполья, Гийом, брат Пейре Отье, встречается с Гайлардой Бенет, своей бывшей женой - которую он оставил несколько лет назад, чтобы отдаться ереси. Они встречаются в доме, ненадежном убежище от инквизиторской травли, в «окситанской деревне». Верующие собрались вокруг очага. Гийом сидит на сундуке, а рядом с ним, на лавке, Гайларда, которая была его женой. Они не прикасаются друг к другу, но тихо разговаривают. Добрый Человек спрашивает новости о Пейре и Арноте, двух детях, которых он оставил на попечение матери…[1]
Текст Эвервина упоминает еще о том, что еретики делятся на три группы: слушатели, верующие и христиане или избранные, и женщины присутствуют и действуют «среди избранных», то есть в ранге катарского клира, по примеру богомильских женщин, по поводу которых Козьма возмущался, что они присвоили себе право отпускать грехи. Таким образом, у еретиков женщины играли намного большую роль, чем католическая Церковь признавала за своими монахинями: они могли уделять таинство, спасающее душу, consolament, и таким образом, исполняли собственно сацердотальную функцию.
«Таковое святое крещение, при коем даруется Святой Дух, Церковь Божья сохранила со времен апостолов до наших дней, и оно до сих пор переходит от одних добрых людей к другим, и так будет до скончания веков…» (Лионский Ритуал катаров на окситан)[2]
«… И что эта власть может передаваться из рук в руки, от добрых мужчин к добрым мужчинам, и от добрых женщин к добрым женщинам. Ибо добрые женщины таковы же, как и добрые мужчины, и у добрых женщин есть эта власть, и они могут принимать на ложе смерти как мужчин, так и женщин, по крайней мере, если нет ни одного доброго мужчины; и люди, принятые добрыми женщинами, спасены, как и принятые добрыми мужчинами.» (Проповедь последнего известного Доброго Человека в Окситании, Гийома Белибаста)[3]
В этих двух документах, которые разделяет два столетия, подтверждается то, что в линию преемственности, которая берет начало от апостолов, власти связывать и развязывать, данной Христом Своей Церкви, «еретики» естественным образом вводили и женщин, в то время, как Римская Церковь зарезервировала только за мужским клиром обряды и ритуалы священства. Более того, духовное крещение через возложение рук добрых мужчин и добрых женщин, было у катаров и богомилов единственным и сущностным таинством, заменявшим собою практически все остальные таинства; таким образом, его значение далеко превосходило простое крещение водой. Это уникальное таинство содержало в себе практически все собрание сакраментальных функций христианства[4]. Добрые женщины, как и добрые мужчины, в равной степени практиковали обряд благословления Хлеба святой Молитвы, заменивший в диссидентской теологии католическую евхаристию. Итак, добрые женщины по праву участвовали во всем собрании сацердотальных функций катарского христианства, причем, очевидно, с самого начала этой «ереси». Об этой их власти говорится еще в Х столетии в Болгарии; в Западной Европе первое упоминание о возложении рук женщин принадлежит Раулю Глаберу, когда он рассказывает о событиях, завершившихся костром в Турине, в 1025-1028 гг. Вообще, есть множество сведений о том, что среди первых выявленных в Болгарии, Ломбардии и Аквитании еретиков в конце Х - начале XI века, женщины были очень активны и многочисленны.
Следует обратить внимание на замечание Белибаста: «по крайней мере, если нет ни одного доброго мужчины». Это свидетельствует о фактическом ограничении религиозной власти женщин в катарских Церквях, где они практически всегда были подчинены администрации мужчин, даже если они имели право уделять утешение верующим мужчинам, как и женщинам. В катарских Церквях мы не наблюдаем ни женщин-епископов, ни диаконисс. Добрые женщины всегда приравнивались к простым добрым мужчинам, членам общин, за которыми была зарезервирована возможность утешения умирающих, хотя они могли уделять это утешение в отсутствие мужского представителя их Церкви. Некоторые из них могли занимать более значительные позиции, будучи старшими или игуменьями общин, но, кажется, эта функция несла в себе только моральный авторитет. В религиозном плане можно отметить еще такой факт, что старшая во время посвящения представляет послушницу, которую она воспитывала в своем религиозном доме.
Однако, в принципе, в катарской теологии не было никаких оснований относить добрых женщин к подчиненной категории. Если мифологический образ Евы в католической средневековой ортодоксии представлял женщину той, через которую пришло зло в результате обольщения «древним змием», той, кто свободно выбрал и, таким образом, принес в творение грех, то катары практически не оставляли места в теологии традиционному мифу об Адаме и Еве и змее-искусителе, - одному из основных христианских мифов. Они иначе попробовали решить теологическую дилемму о первородном грехе и свободе воли. Оставив в стороне вопрос о первородном грехе падших ангелов, они стали отрицать всякую ценность "псевдосвободы воли" - возможности свободного выбора зла. Книга о двух началах - один из двух дошедших до нас теологических трактаров катаров и принадлежащий итальянскому катарскому епископу Джованни де Луджио, предоставляет достаточно ясные разъяснения по этому поводу. Вначале автор ставит вопрос о том, насколько творение Божье участвует в Его бытии, которое по определению является благим:
«Все доброе, что мы встречаем в созданиях Божьих, происходит непосредственно от Бога и дано Им. Это Бог дает Добру Своё бытие, и Он есть его причиной, как мы уже установили. Но зло, когда оно встречается в народе Божьем, нe происходило от истинного Бога и не было Им явлено: это не Бог позволил ему существовать, потому что Он не является его причиной и никогда не был...»[5]
Потому, как можно предполагать, что народ Божий мог свободно выбрать зло и свое смертное человеческое существование?
«Становится абсолютно непонятным, каким образом ангелы, созданные добрыми, могли возненавидеть добро, подобное им, и существовавшее вечно, а также, почему эти добрые ангелы склонились ко злу, еще не существовавшему, и полюбили его, и как они восстали против блага, если нет иной причины…» (Id) [6]
Таким образом, захваченные или обманутые этой злой "причиной", независимой от Добра, то есть злым началом, драконом, змием, Люцифером или Сатаной, ангелы и пали в этот мир. При этом они не были ни ответственны, ни виновны, ибо не могли свободно устремиться к злу, что было бы против их природы и их бытия. Идея о «свободе воли», которой господствующая Церковь оправдывала существование зла в мире, созданном всемогущим Отцом, с точки зрения добрых людей была всего лишь теологической уверткой: иллюзией. Как способность выбирать зло может представлять собой нечто позитивное, свободу, ведь свобода принадлежит к категориям Добра, к благим плодам благого дерева? Выбор зла - это всегда порабощение, он противоположен истинной свободе, которой является освобождение от зла.
Потому проповедники катаров очень логично говорили о том, что «души мужчин и женщин созданы благими и равными между собою». Проповедуя монашеский отказ от телесности, они не ограничивались демонизацией женского тела, как их оппоненты: в своей вдохновленности ангельским чином vita apostolica, они не сваливали вину на одних женщин.
[1] Brenon A. Les femmes cathares. - Perrin-Tempus, 2005, pp. 312-313.
[2]Цит. по переводу Рене Нелли в Nelli R., Brenon А. Ecritures cathares. - Le Rocher, 1995, p. 232.
[3]Показания Арнота Сикре из Акса. Перевод в: Jean Duvernoy, Le Registre d’Inquisition de Jacques Fournier. - Mouton, Paris-La Haye, 1977-1978. T.III, p. 774.
[4] Brenon A. Les fonctions sacramentelles du consolament \\ Archipels cathares. Cahors, 2002, pp. 129-151.
[5] Op. cit. Ecritures... p. 103.
[6] In ibid. p. 106.