Неолиберальная налоговая и финансовая политика ведёт к бессмысленному разорению России (2)
Запрещённый доклад профессора Майкла Хадсона (UMKC - Миссурийский университет, Канзас-Сити, США)
Бедность России не вызвана необходимостью - это результат регрессивной финансовой и фискальной политики
Бедность в современных обществах - это всегда результат неправильного планирования экономики. На всём Западе планирование перешло из рук правительств в руки банковского и финансового секторов. Это явление лукаво названо «свободными рынками», но это просто рынки, свободные от государственного регулирования во избежание мошенничества и обмана, свободные от государственного налогообложения доходов рантье - короче говоря, рынки, свободные для рантье, но не свободные от них.
Все экономики - плановые. Вопрос в том, кто должен заниматься планированием? Когда правительства лишаются этой роли, она переходит финансовым центрам. Перенос планирования на Уолл-стрит, лондонский Сити, парижскую биржу и Франкфурт сегодня оказался более централизованным, чем то государственное планирование, которого опасались. И если сфера государственного планирования, по крайней мере в принципе, направлена на поощрение долгосрочных капиталовложений и субсидирование инфраструктуры, то финансовое планирование носит краткосрочный характер. В результате оказывается, что оно даже более централизовано, чем государственное планирование. А финансовые управляющие ориентированы на собственные краткосрочные интересы, а не на долгосрочное развитие общества и повышение уровня жизни населения в целом. Финансовый бизнес-план заключается в создании рынка ссудного капитала для двух крупнейших категорий активов современной экономики: недвижимости (в основном это стоимость земельных участков) и приватизированной инфраструктуры, а также монополий, имеющих возможность устанавливать цены выше своих основных производственных затрат.
В результате земельная рента и монопольная рента выплачиваются процентами из более высоких сборов, которые влечёт за собой приватизация в кредит. Это обогащает финансовый сектор, превращая инфраструктурные платежи в поток процентов и дивидендов. Поскольку эти сборы растут, их выплата повышает цены на фондовом рынке и недвижимости - в основном за счёт капитализации доходов в новые долговые рычаги. Финансовые управляющие используют свои собственные инвестиции в акционерный капитал, набирая новые долги (часто для покупки других фирм или просто для выплаты дивидендов) вместо рециркуляции прибыли в новые капиталовложения. Прирост материального капитала в средствах производства уступает место распространению банковских кредитов, облигаций и акций - финансовых претензий на доходы и производство.
Использование долгового рычага (заёмных средств) увеличивает рентабельность собственного капитала - до тех пор, пока долговые накладные расходы не сократят рынки, прибыль не упадёт, и компании не обанкротятся, оставив пустые корпоративные оболочки. Но к тому времени, когда это произойдёт, финансовые управляющие заберут свои деньги и исчезнут, сохранив огромные зарплаты и бонусы, которые они сами себе выплатили, для поиска новых миров для их финансового завоевания.
Экономическую агонию можно продлить, убедив правительства спасти банки, за счёт субсидий в финансовый карточный домик. При этом используется предлог, что это поможет наёмным работникам сохранить свои рабочие места. Но это всего лишь популистская уловка. Реальность такова, что финансиализация предполагает гонку на износ. Она обязывает семьи платить больше из своего дохода в качестве обслуживания долга, уменьшая потребительский спрос, чтобы гарантировать новые инвестиции и набор сотрудников.
Вместо того чтобы создавать смешанную экономику с государственной инфраструктурой для основных монополий и облагать налогом стоимость участка земли, которую создают государственные инвестиции в транспорт и общее процветание, Хьюстонский саммит объяснил, что его целью является «содействие приватизации государственной собственности» (стр. 12). Но приватизация без налогообложения - это «бесплатный сыр» - даровое богатство. То, что последовало за этим, было пародией на действительно свободный рынок и налоговые реформы, благодаря которым Северная Америка и Европа стали богатыми в Прогрессивную эру 1890-1914 годов.
Такая же картина деиндустриализации, провалившиеся ваучерные схемы, «грабитизация», сопровождаемая ростом долгов, бедностью и эмиграцией квалифицированной рабочей силы, поразила Прибалтику и другие постсоветские экономики, которые приняли западные неолиберальные советы. Латвия - самый крайний пример, однако лоббисты приватизации даже сегодня отмечают её как успех, а не как полностью ошибочное планирование. Даже в России партия правых сил рассматривает приватизации с растаскиванием активов при Аугусто Пиночете как успешную модель. Реальность же такова, что к концу 1970-х годов все пенсионные фонды этой страны были разграблены группировками клептократов (grupos) и обанкротились. Чилийские избиратели отвергли эту программу, поскольку большая часть населения в настоящее время не имеет пенсий, бесплатного государственного образования и других услуг, доступных до переворота, навязавшего приватизацию под дулом пистолета.
Гарантированный провал: приватизация без прогрессивного налогообложения и регулирования
Когда Хьюстонский саммит признал, что «Процесс дикой приватизации происходит в крупных секторах промышленности», не было никакой критики, что она может оказаться вредной - никаких предположений о том, что управляющие могут обескровить свои предприятия посредством краткосрочной максимизации доходов, использованием заёмных средств, выплатой себе излишков и выводом их за границу или за счёт прямого разграбления вместо наращивания их материальных капиталовложений.
Новая порода финансовых управляющих на Западе, как и в странах бывшего Советского Союза, относится к прямым инвестициям, исследованиям и разработкам почти как к благотворительным пожертвованиям на будущее. А финансовые управляющие не славятся благотворительностью. В этом и заключается проблема финансового менеджмента: он краткосрочен, убыточен и скорее извлекающий, чем производительный. Но вместо того, чтобы воспрепятствовать этому процессу финансиализации и концентрации богатства способами, которые поколение Джона Стюарта Милля называло «незаработанным приростом», Хьюстонский доклад одобрил его (стр. 26): «Стремительная приватизация не только ускорит получение выгод от частной собственности, но и может принести доход в то время, когда необходимо сократить как дефицит бюджета, так и денежный навес». Чего не хватало, так это обсуждения различных доступных способов приватизации - и формирования рынков с помощью налоговой системы, которая поощряет накопление капитала, а не накладные расходы рантье.
Классические экономисты от физиократов до Адама Смита, Милля, Маркса и реформаторов Прогрессивной эпохи (настоящих реформаторов) занимались тем, как сделать это в условиях свободного рынка, чтобы минимизировать издержки производства и стоимость жизни. Если целью приватизации является стимулирование новых прямых инвестиций - и противодействие спекуляции «бесплатным сыром», - то правительства должны облагать налогом «экономическую ренту»: ресурсную ренту, земельную ренту и монопольную ренту. Доходы от приватизированных активов, относившимся к государственным инвестициям (например, общественный транспорт, увеличивающий рентную плату за недвижимость), должны облагаться налогом по тому же принципу, что и земля, и природные ресурсы.
Хьюстонские неолибералы отвергли эту идею и призвали Россию и другие советские страны поступить наоборот. Их цель состояла не в том, чтобы превратить их в жизнеспособных конкурентов, а в том, чтобы относиться к ним как к экономической добыче. Вместо того чтобы научить их становиться такими же богатыми, как Запад, - без коррупции, - советы, которые давались людям, отобранным западными советниками, были прямо противоположны тому, как развивался Запад. Они должны были позволить заниматься планированием банкам и финансовым инсайдерам, а не правительству.
Кто больше выиграл от приватизации в неолиберальном стиле: Россия или Запад?
Вместо того чтобы помочь России минимизировать её структуру издержек для повышения конкурентоспособности, европейские и американские советники рассматривали страну как потенциального конкурента. Их целью было превращение бывших советских республик в покупателей своего экспорта, и особенно западного банковского кредита, а не развитие их собственных промышленных банковских систем. Кредит западного банка создаётся просто на клавиатурах компьютеров, что Россия и другие финансовые системы сами могли бы легко сделать так же хорошо. Но Прибалтика, например, рассматривалась как поле для скандинавских банковских кредитов, в то время как Венгрия и Румыния зависели от австрийских банков. Эти иностранные банки обнаружили, что крупнейшими рынками являются рынки недвижимости, благодаря тому, что неолиберальные советники настаивали на том, чтобы оставить землю необлагаемой налогом. В результате изначально низкая стоимость участка была «свободна» для того, чтобы быть заложенной банкирам в качестве процентов. Последовавший за этим пузырь на рынке недвижимости обрушил на постсоветские экономики ипотечные долги и, в конечном счёте, привёл многие семьи к банкротству.
Другой крупный кредитный рынок состоял из приватизируемых монополий. Здесь неолибералы также выступили против антимонопольного регулирования, регулирования цен или прогрессивного налогообложения. Это оставило больше монопольной ренты для извлечения и, в конечном счёте, на выплаты банкирам (главным образом на Западе). Постсоветские экономики были заражены системами взимания платы за проезд для хищнического ценообразования, а не использовали ценовое регулирование, которое характеризовало наиболее успешные западные экономики.
Постсоветские экономики должны были стать дополняющими Запад по своим производственным и кредитным моделям, а не конкурентными. Сырьевыми товарами, которые Запад хотел получить от России, были нефть и газ, а также полезные ископаемые. И, конечно, западные инвесторы хотели получать прибыль от владения этими природными ресурсами, скупая акции соответствующих компаний. Россия не должна была облагать налогом ренты природных ресурсов, что снизило бы выплаты дивидендов инвесторам. Поэтому в противовес прогрессивному налогообложению и ориентации на земельную ренту и прочие экономические ренты в качестве дохода - «бесплатного сыра» -западные советники посоветовали постсоветским государствам не облагать налогом недвижимость и недра (якобы для того, чтобы «собрать больше денег», когда государство их распродаст).
Неолиберальная философия состояла в том, чтобы обложить налогом наёмных работников в промышленности и других секторах. Результатом этого стало увеличение до предела как стоимости жизни, так и издержек производства товаров и услуг - при этом правительство лишилось своего естественного источника налоговых поступлений в виде ресурсной и монопольной ренты. Вторичным эффектом было лишение среднего класса возможности делать накопления. Они могли поддерживать базовый уровень жизни и получать образование или жилье в собственность, только влезая в долги.
Такая модель привела к зависимости бывших советских республик от Запада, а не к их развитию на равных. Быть «равным» означает быть конкурентом с западной точки зрения - не только экономическим, но и потенциальным военным противником с точки зрения НАТО. Вся военная мощь в наше время опирается, в конечном счёте, на промышленный потенциал, а производство по всему Советскому Союзу в значительной степени было демонтировано и отправлено на свалку.
«Гарвардские мальчики» сыграли ту же роль, что и «чикагские мальчики» в Чили Пиночета. Их программа шоковой терапии, обесценивание валюты и приватизации в результате привели к растаскиванию активов и, в своё время, предоставлению их американским и другим западным инвесторам. Предписывая правительствам не облагать налогом стоимость земли, природных ресурсов и государственных предприятий, они предоставляли свой «бесплатный сыр» - ренту для платы банкирам и инвесторам. Неспособность собрать эти ресурсные ренты и непредвиденные доходы привела к тому, что эти доходы были капитализированы в ценные бумаги - и в то же время заставляла правительство облагать налогом бизнес и занятость. Идея состояла в том, чтобы сделать передачу богатства необратимой - передачу ресурсов относительно небольшому числу лиц, очарованных Западом, осуществляемую по стоимости настолько ниже действительной (часто фактически бесплатно). Это на три года сделало Россию лучшим мировым игроком на фондовом рынке.
Некоторые превосходные экономисты и оценщики недвижимости приезжали из Соединённых Штатов в надежде помочь России. Тед Гвортни предложил составить карты стоимости земли Санкт-Петербурга и Москвы, чтобы эти города могли собирать рентную плату как основной источник своих налоговых поступлений. Это позволило бы удерживать цены на жильё на низком уровне, не допуская капитализации рентной платы в банковские кредиты. Земля была бы в частной собственности, но стоимость ренты, которая не отражала бы затраты на новое строительство и другие капитальные улучшения, не обязывала бы выплачивать проценты банкам за кредиты, чтобы обременять постсоветские экономики долгами.
Плохая налоговая политика, которая увеличивает стоимость труда и капитала
Неолиберальная доктрина, «свободная от оценочных суждений», утверждает, что получение дохода за счёт спекуляции недвижимостью и природными ресурсами, кредитования под проценты, финансовой торговли и беттинга (и роста цен на активы) так же полезно для экономики, как и материальные капиталовложения в средства производства. На этом основании Хьюстонский саммит отверг классический экономический принцип, согласно которому налоговые ставки должны различаться «в зависимости от характера дохода» (стр. 21). Хотя это и было целью теории свободного рынка в XIX веке: освободить экономику от дохода рантье в форме земельной ренты, монопольной ренты и процента. Такой доход является незаработанной платой за привилегии, в которой не было необходимости с технологической точки зрения.
Чтобы противостоять работе г-на Гвортни с Дмитрием Львовым из Российской академии наук и другими, Всемирный банк и Агентство США по международному развитию (USAID) объяснили, что классическое земельное налогообложение не было тем, что они имели в виду. Идея ренты и монопольных цен как объектов, подлежащих налогообложению или регулированию, чтобы держать цены в соответствии с себестоимостью, была исключена из программы. Цель программы состояла в том, чтобы эту экономическую ренту получали западные инвесторы, оставляя российскую промышленность дорогостоящей и облагаемой высокими налогами - и не субсидируемой.
Хьюстонский доклад утверждал, что капиталовложения будут развиваться спонтанно, по мере передачи собственности в частные руки - и чем быстрее, тем лучше, даже без оплаты и до получения какой-либо оценки и проведения экономической реформы. В Докладе признавалось (стр. 26): «Фирмы могут быть приобретены по цене намного ниже (или даже намного выше) их фактической стоимости, и собственность может быть сосредоточена в руках относительно небольшого числа лиц, имеющих деньги или связи. Кроме того, производственные активы государства оцениваются в сумму, значительно превышающую сбережения, имеющиеся в распоряжении частного сектора». Однако в Докладе было сочтено слишком «сложным» проведение оценки такой цены. Он рекомендовал ««для малых предприятий, возможно, потребуется предусмотреть возможность рассрочки платежей покупателей». Но не сделал очевидное логичное предложение для более крупных компаний выпустить небольшую долю (скажем, 5 - 10 процентов акций) для установления рыночной цены или для оценки справедливой цены, которую правительство будет облагать налогом или получит в собственность по мере рационализации операций. Доклад просто посоветовал России быстро раздать ресурсы: «Предполагаемые доходы от приватизации должны быть забыты в интересах быстроты и справедливости распределения». Но пояснение того, что подразумевалось под «справедливостью распределения», в Докладе совершенно отсутствовало. В действительности лишь западные инвесторы были в финансовом состоянии заплатить хоть сколько-нибудь справедливую цену.
Предоставление налоговых субсидий российским ресурсам, проданным Западу по дешёвке
Хьюстонский доклад настаивал, чтобы для богатых инвесторов налоговые ставки были понижены, в предположении, что они - жулики и могут уйти от налогов посредством мошенничества, учитывая некомпетентность правительств, не желающих применять налоговый кодекс, в отличие от опыта США и Западной Европы 20-го века. «Максимальная предельная ставка в 60 процентов будет препятствовать соблюдению требований налогоплательщиками, а множественность категорий (brackets) усложнит администрирование». Однако высокие прогрессивные ставки подоходного налога шли рука об руку с самыми сильными периодами роста в США и Европе, особенно для среднего класса.
Отдавая предпочтение верхушке экономической пирамиды и сектору финансов, страхования и недвижимости (FIRE), авторы Доклада рекомендовали добавлять налоги на проценты и другие доходы рантье только «со временем» - очевидно после того, как экономика будет реструктурирована в направлении, благоприятном для финансов, недвижимости и горнодобывающих предприятий. Большинство постсоветских экономик были удержаны от обложения налогом сверхприбыли или чего-либо подобного, что власти называют «необоснованным обогащением». Однако главным способом заработать деньги в этих дерегулированных экономиках действительно был необоснованный доход - продажа собственности, которую менеджер получил из общественного достояния, а на деле - продажа части или даже всех своих акций иностранцам, после того как внутренние сбережения были уничтожены. Россия должна была избегать уплаты земельного налога или других налогов на сверхприбыли и имущество как якобы «не имеющих оценки».
На практике это означало введение налога на добавленную стоимость в пользу финансистов для создания «широкой и нейтральной доходной базы». - Но он не нейтрален. Он увеличивает стоимость потребительских товаров и, следовательно, является антитрудовым, тогда как имущество или кредиты не облагаются налогами. Сегодня мы видим результат, наиболее печально известный на примере Латвии, где труд несёт набор фиксированных налогов в размере 59%, в то время как налоги на имущество составляют всего 1% от оценочной стоимости - и без карт стоимости земли, которыми могли бы руководствоваться оценщики.
Поэтому, когда в 1991 году постсоветская Россия начала «с чистого листа» - без долгов и с переходом собственности в частные руки на уровне, возможно, в 1% от реальной стоимости, - преимущества отсутствия долгов и ренты не были использованы в качестве основы российского промышленного возрождения. Огромные ресурсы страны и потенциальный доход от них были переданы западным инвесторам за долю их стоимости - давая прибыль российским продавцам, но всё ещё оставляя достаточно места, чтобы позволить акциям взлететь на долларизованных рынках, поскольку Россия воздержалась от обложения налогом непредвиденной прибыли.
Неолибералы аплодируют этому как успеху. Это действительно был успех для Запада. Но российская экономика получила лишь небольшую часть стоимости активов, которые она потеряла. Благодаря этой политике появилось много российских миллиардеров, о чём ежегодно свидетельствует список журнала «Форбс». Но большая часть экономики остаётся в нищете.
Выводы:
Банковское дело сегодня нашли свой рынок в кредитовании под экономический «бесплатный сыр» для рантье - обслуживание долга, выплачиваемое за счёт ренты на недвижимость и привилегированных возможностей участвовать в монопольном ценообразовании. Формирование нового материального капитала финансируется за счёт нераспределённой прибыли (и, в некоторой степени, за счёт предложения новых акций). Но даже этот корпоративный денежный поток сегодня тратится на выплату процентов и дивидендов, а также на обратный выкуп акций, чтобы «добавить стоимость» к опционам на акции, которые финансовые менеджеры выделяют сами себе.
Эта порочная финансовая философия деиндустриализировала экономику США и Европы и теперь сталкивает их в застой. Таким образом, проблема России и других членов БРИКС заключается в том, как защитить себя от необходимости полагаться на сокращающиеся финансиализированные рынки в тех странах, которые раньше были индустриальным ядром мира. Отныне они должны всё больше полагаться на рост собственного внутреннего рынка, что означает повышение уровня жизни в своих странах.
Европейский Союз последовал плохому совету, который МВФ навязывал странам Третьего мира с 1960-х по 1980-е годы: чтобы правительства балансировали свои бюджеты и международные платежи путём введения жёсткой экономии. Жёсткая бюджетная экономия принимает форму обложения потребителей высокими налогами и распродаж государственных активов и инфраструктуры покупателям. А они разворачиваются и выплачивают проценты и дивиденды своим банкирам и акционерам, взимая пошлины и другие сборы за доступ. Жёсткая финансовая экономия состоит в ужесточении банковского кредита и повышении процентных ставок, чтобы стимулировать заимствования за рубежом, на основе мифа о том, что иностранные банковские кредиты по своей сути более продуктивны.
Такая политика жёсткой экономии не способствовала экономическому росту. Латинская Америка, Латвия, а теперь и Греция являют собой примеры растраты экономического потенциала в результате официальной неолиберальной и антитрудовой политики, ведущей к обнищанию. Она замедляет рост, делая экономику менее конкурентоспособной и слабой - и более зависимой от иностранных кредиторов, поскольку внутренние рынки стагнируют, загнивают, а наиболее трудоспособные люди эмигрируют.
Таким образом, главная задача состоит в том, чтобы разработать политику стимулирования процветающего внутреннего рынка, превратив семьи с низкими доходами из бремени в экономический ресурс.