(no subject)
"Леса уступают место садам и паркам.
Исключение - заросли мыслящего тростника.
Должно быть, сахарного, ибо два старика
машут своими мачете (и как не устанет рука?),
прорубая дорогу в завтрашние века."
"В шелесте тростника чудились перешептывания, перед ним порой ее охватывал безотчетный страх; возвращаясь с птичника, или идя по хозяйству за дом, вдруг напрягалась всем существом, широкое дыханье тростника оживало, и она трепетала, как в присутствии призрака."
я колебался, стоит ли писать про вечер Двоеточия в Барбуре. с одной стороны у меня снова масса впечатлений, главным образом визуальных - все были такие красивые! с другой стороны - после моего прошлого отчёта многие участники чуть было не перессорились. вы ошизели!- кричали они друг другу. - нет, это вы ошизели! - пререкались они. - сами вы ошизели, - росли распри. но меня распирает: поскольку участников было на самом деле в два раза больше, чем выступавших, впечатления мои перенасыщены, опутаны тонкими нитями, протянувшимися от иерусалимской галереи в разные части земного шара. загипнотизированный перепевами и перекличками присутстовавших поэтов с зарубежными авторами, я погрузился в собственные грезы и негу стихов и видел наяву прекраснейшее действо.
Миша Король вышел на сцену под руку с черноволосой женщиной с длинной чёлкой и задумчивым ртом. то ли они вспоминали вместе, как гуляли по Иерусалиму, то ли наоборот, мечтали, как ещё погуляют.
Евгений Ракович прошёлся в вальсе с Ксенией Щербино и так в ритме танца слился с иностранной поэтессой, что свои стихи прочел от имени женщины, правда, пристрастием к непомытым мужчинам смахивающей на героиню Анашевича .
Алекс Гельман в серебряных башмаках, парчовом камзоле и напудренном парике , которые очень шли к нему, читал что-то упоительно русское. даже показалось - среднерусское. всё про какую-то рябину. мне очень понравилось.
Алекс Авербух читал по-военному прямые стихи, что-то вроде того, что "можно и так и эдак, а впрочем - ну его на хуй". я и сам всегда так думаю.
в выборе Евгения Сошкина я не сомневался. то есть я очень сомневался, сможет ли он выбрать стихи, достойные прочтения рядом со своими собственными и не ошибся - он не смог. читал прекрасную прозу про старушку, которой читают что-то из русской классики - жаль, что не "Серую шейку" "Бедную Лизу".
своим же новым старым стихотворением порадовал как всегда. там были конские каштаны и почему-то конские жёлуди, про которые я раньше ничего не слышал. я, надо сказать, всегда забываю, что конский каштан - это растение, всегда представляю себе навоз. и не даром - следующих строках стихотворения появляется норма, с трудом пролезающая в горло. дальше я не очень проследил свернувший в соседнюю палату нарратив. мне показалось, что это очень личное, интимное стихотворение. поэтому так - как любят теперь говорить о стихах - "цепляет", несмотря на внешнее сходство с детской песенкой о водопаде. хотя - девушка сидящая рядом со мной, она хихикнула при слове Ниагара - мне показалось, в голове она перевела это как... сливной бачок.
громогласный Петя Птах привел своего патрона Анри Волохонского. Анри благословил Петю. Талантливый малыш, прошептал он со слезой умиления, завистливо прикидывая, как бы пришлась ему петина модная жёлтая кофточка.
Глория мунди отвернулась от старика и обняла Петю.
Лена-Рут обещала не гнусавить и не бубнить, и действительно, вместо этого пищала и бормотала и вообще очень смущалась и смущала публику своим необычным видом. она пыталась вести себя как ни в чём не бывало, но всё время проговаривалась. вместе с ней проговаривался и выбранный ею для чтения Виктор Иванiв. на словах "и всякий раз рождается младенец" Лена густо покраснела и стала уже открыто жаловаться на трудности своего положения: что-то про кости, швы, не сходящиеся на животе руки, смещённый центр тяжести (равновесие
может устойчивым быть
и неустойчивым..) постоянное неясное желание что-нибудь есть - то сумсум а то кунжут.
Шломо Крол, человек, измученный классическим синтаксисом, оторвался на этот раз по полной. приведя с собой В.Бендера. было заметно, как злорадно читает Сеня эти непроходимые стихи, как бы бросая их в лицо переводчикам будущего: ужо помучаетесь, гады! отольются вам мои бессонные ночи над строками Варенухи Римского!
Сначала я думал, что Лена-Гена не приехала и испортила мне всю малину. все-то решили, что она - это я. но потом, услышав об отказе Леонида Шваба читать, я присмотрелся и понял, что он - это замаскированная Лена-Гена, с огромной собакой, крысой и тремя младенцами в рукавах!
Гвоздём вечера хочется назвать Некода Зингера, очень артистично исполнившего отрывок из собственного сочинения пьесы. неожиданно для всех, Некод втащил в зал длинную узкую лодку и пригласил авторов садиться, сам взгромоздился на корме и заправски орудуя веслом, повёз всех вдоль причудливого литературного текста. по завершении прогулки, когда гондола исчезла сама собой, Некод пригнал откуда-то стадо телять, живых и тёплых, и раздал всем по коровёнку. безусловно, Некод был гвоздём. а Гали Дана - золотой его шляпкой.
Гали Дана, в невыносимо синем платье, не оставляющем юзеру jeack никаких сомнений в том, чьи декольте следует снимать , в смысле фотографировать, читала незнакомого мне прежде (и после) поэта Заболотского Введенского Олейникова, а потом стала читать своё новое стихотворение. и тут со мной произошло странное. дело в том, что сразу после слов: "это простые слова, их уже кто-то сказал" я потерял сознание. мне привиделось, что Гали Дана прошла по сцене три круга под неземной красоты звуки рондо. меня как будто отбросило назад во времени. я очнулся ровно на тех же словах - их уже кто-то сказал, точнее, Гали Дана их как будто ещё не сказала. так что стихи я слышал с начала и до конца и всю дорогу мне чудилось волшебное как бы тройное эхо, раздвинувшее стены небольшого зальчика и сорвавшее его не обременённую потолком крышу. эффект, мною прежде невиданный.
в общем, надо ли говорить, что домой я ушёл озадаченный. даже в викторине не стал участвовать, хотя знал конечно все ответы. тем более, что группа покойных авторов Двоеточия толпилась в дверях и загробно сопела. когда наступит черед викторины, все они кинутся подсказывать Мише Королю, знатоку и любителю древностей.
как бы снова не заболеть.
очень жаль, что не было прежнего калмыка с кинокамерой и даже людей с фотоаппартами не было. единственным человеком, захватившим с собой Nikon была сама Гали Дана, но если я правильно понял, он у неё сломался и засветил кадры в самом начале, так что даже плёнку не было смысла доснимать.
вечер был прекрасен. стало очень хорошо видно, до чего гармоничен журнал Двоеточие. так просто листая его или просматривая в электронном формате, это не сразу разглядишь дилетантским незорким оком. кроме того, не осталось сомнений в том, что дело покойных литераторов не просто живёт и процветает, оно, скажем прямо, в шляпе. в прекрасной синей шляпе.
Исключение - заросли мыслящего тростника.
Должно быть, сахарного, ибо два старика
машут своими мачете (и как не устанет рука?),
прорубая дорогу в завтрашние века."
"В шелесте тростника чудились перешептывания, перед ним порой ее охватывал безотчетный страх; возвращаясь с птичника, или идя по хозяйству за дом, вдруг напрягалась всем существом, широкое дыханье тростника оживало, и она трепетала, как в присутствии призрака."
я колебался, стоит ли писать про вечер Двоеточия в Барбуре. с одной стороны у меня снова масса впечатлений, главным образом визуальных - все были такие красивые! с другой стороны - после моего прошлого отчёта многие участники чуть было не перессорились. вы ошизели!- кричали они друг другу. - нет, это вы ошизели! - пререкались они. - сами вы ошизели, - росли распри. но меня распирает: поскольку участников было на самом деле в два раза больше, чем выступавших, впечатления мои перенасыщены, опутаны тонкими нитями, протянувшимися от иерусалимской галереи в разные части земного шара. загипнотизированный перепевами и перекличками присутстовавших поэтов с зарубежными авторами, я погрузился в собственные грезы и негу стихов и видел наяву прекраснейшее действо.
Миша Король вышел на сцену под руку с черноволосой женщиной с длинной чёлкой и задумчивым ртом. то ли они вспоминали вместе, как гуляли по Иерусалиму, то ли наоборот, мечтали, как ещё погуляют.
Евгений Ракович прошёлся в вальсе с Ксенией Щербино и так в ритме танца слился с иностранной поэтессой, что свои стихи прочел от имени женщины, правда, пристрастием к непомытым мужчинам смахивающей на героиню Анашевича .
Алекс Гельман в серебряных башмаках, парчовом камзоле и напудренном парике , которые очень шли к нему, читал что-то упоительно русское. даже показалось - среднерусское. всё про какую-то рябину. мне очень понравилось.
Алекс Авербух читал по-военному прямые стихи, что-то вроде того, что "можно и так и эдак, а впрочем - ну его на хуй". я и сам всегда так думаю.
в выборе Евгения Сошкина я не сомневался. то есть я очень сомневался, сможет ли он выбрать стихи, достойные прочтения рядом со своими собственными и не ошибся - он не смог. читал прекрасную прозу про старушку, которой читают что-то из русской классики - жаль, что не "Серую шейку" "Бедную Лизу".
своим же новым старым стихотворением порадовал как всегда. там были конские каштаны и почему-то конские жёлуди, про которые я раньше ничего не слышал. я, надо сказать, всегда забываю, что конский каштан - это растение, всегда представляю себе навоз. и не даром - следующих строках стихотворения появляется норма, с трудом пролезающая в горло. дальше я не очень проследил свернувший в соседнюю палату нарратив. мне показалось, что это очень личное, интимное стихотворение. поэтому так - как любят теперь говорить о стихах - "цепляет", несмотря на внешнее сходство с детской песенкой о водопаде. хотя - девушка сидящая рядом со мной, она хихикнула при слове Ниагара - мне показалось, в голове она перевела это как... сливной бачок.
громогласный Петя Птах привел своего патрона Анри Волохонского. Анри благословил Петю. Талантливый малыш, прошептал он со слезой умиления, завистливо прикидывая, как бы пришлась ему петина модная жёлтая кофточка.
Глория мунди отвернулась от старика и обняла Петю.
Лена-Рут обещала не гнусавить и не бубнить, и действительно, вместо этого пищала и бормотала и вообще очень смущалась и смущала публику своим необычным видом. она пыталась вести себя как ни в чём не бывало, но всё время проговаривалась. вместе с ней проговаривался и выбранный ею для чтения Виктор Иванiв. на словах "и всякий раз рождается младенец" Лена густо покраснела и стала уже открыто жаловаться на трудности своего положения: что-то про кости, швы, не сходящиеся на животе руки, смещённый центр тяжести (равновесие
может устойчивым быть
и неустойчивым..) постоянное неясное желание что-нибудь есть - то сумсум а то кунжут.
Шломо Крол, человек, измученный классическим синтаксисом, оторвался на этот раз по полной. приведя с собой В.Бендера. было заметно, как злорадно читает Сеня эти непроходимые стихи, как бы бросая их в лицо переводчикам будущего: ужо помучаетесь, гады! отольются вам мои бессонные ночи над строками Варенухи Римского!
Сначала я думал, что Лена-Гена не приехала и испортила мне всю малину. все-то решили, что она - это я. но потом, услышав об отказе Леонида Шваба читать, я присмотрелся и понял, что он - это замаскированная Лена-Гена, с огромной собакой, крысой и тремя младенцами в рукавах!
Гвоздём вечера хочется назвать Некода Зингера, очень артистично исполнившего отрывок из собственного сочинения пьесы. неожиданно для всех, Некод втащил в зал длинную узкую лодку и пригласил авторов садиться, сам взгромоздился на корме и заправски орудуя веслом, повёз всех вдоль причудливого литературного текста. по завершении прогулки, когда гондола исчезла сама собой, Некод пригнал откуда-то стадо телять, живых и тёплых, и раздал всем по коровёнку. безусловно, Некод был гвоздём. а Гали Дана - золотой его шляпкой.
Гали Дана, в невыносимо синем платье, не оставляющем юзеру jeack никаких сомнений в том, чьи декольте следует снимать , в смысле фотографировать, читала незнакомого мне прежде (и после) поэта Заболотского Введенского Олейникова, а потом стала читать своё новое стихотворение. и тут со мной произошло странное. дело в том, что сразу после слов: "это простые слова, их уже кто-то сказал" я потерял сознание. мне привиделось, что Гали Дана прошла по сцене три круга под неземной красоты звуки рондо. меня как будто отбросило назад во времени. я очнулся ровно на тех же словах - их уже кто-то сказал, точнее, Гали Дана их как будто ещё не сказала. так что стихи я слышал с начала и до конца и всю дорогу мне чудилось волшебное как бы тройное эхо, раздвинувшее стены небольшого зальчика и сорвавшее его не обременённую потолком крышу. эффект, мною прежде невиданный.
в общем, надо ли говорить, что домой я ушёл озадаченный. даже в викторине не стал участвовать, хотя знал конечно все ответы. тем более, что группа покойных авторов Двоеточия толпилась в дверях и загробно сопела. когда наступит черед викторины, все они кинутся подсказывать Мише Королю, знатоку и любителю древностей.
как бы снова не заболеть.
очень жаль, что не было прежнего калмыка с кинокамерой и даже людей с фотоаппартами не было. единственным человеком, захватившим с собой Nikon была сама Гали Дана, но если я правильно понял, он у неё сломался и засветил кадры в самом начале, так что даже плёнку не было смысла доснимать.
вечер был прекрасен. стало очень хорошо видно, до чего гармоничен журнал Двоеточие. так просто листая его или просматривая в электронном формате, это не сразу разглядишь дилетантским незорким оком. кроме того, не осталось сомнений в том, что дело покойных литераторов не просто живёт и процветает, оно, скажем прямо, в шляпе. в прекрасной синей шляпе.