О шести лайках, благе семиотической бедности и беде тотального величия
ФБ ввел шестилайковую систему. Появились отклики, например, известный лингвист Максим Кронгауз полагает:
- За пределами «хорошо» и «плохо» остается еще целый мир, а за пределами шести эмоций может ничего не остаться. В этом смысле (как ни странно) более бедная система семиотически менее вредна, чем более богатая.
___
Это справедливо не только для шести лайков. Древний спор меж аттицизмом и азианством лежит вовсе не в орнаментальной плоскости языка. Пышное азианство - это еще и девальвация эмоций и их словесная компенсация. Отсутствие глубины переживания заменяется демонстративностью эпитетов, которыми автор подхлестывает себя и читателя. Но главное - девальвация смыслов. Если все - велико, тогда исчезает и само понятие величия.
Трагедию исчезновения смыслов в ХХ веке еще до постмодернизма увидели обэриуты. Именно как трагедию, а не констатацию действительного положения дел.
НЕТЕПЕРЬ
Это есть Это.
То есть То.
Все либо то, либо не то.
Что не то и не это, то не это и не то.
Что то и это, то и себе Само.
Что себе Само, то может быть то,
да не это, либо это, да не то.
Это ушло в то, а то ушло в это.
Мы говорим: Бог дунул.
Это ушло в это, а то ушло в то,
и нам неоткуда выйти и некуда прийти.
Это ушло в это. Мы спросили: где?
Нам пропели: тут.
Это вышло из Тут. Что это? Это То.
Это есть то.
То есть это.
Тут есть это и то.
Тут ушло в это, это ушло в то,
а то ушло в тут.
Мы смотрели, но не видели.
А там стояли это и то.
Там не тут.
Там то.
Тут это.
Но теперь там и это и то.
Но теперь и тут это и то.
Мы тоскуем и думаем и томимся.
Где же теперь?
Теперь тут, а теперь там, а теперь тут,
а теперь тут и там.
Это быть то.
Тут быть там.
Это то тут там быть. Я. Мы. Бог.
Трагедия языка и трагедия бытия слились. Хармс и другие стали лагерной пылью, словесная пыль покрыла литературу. Но Хармсу приписывали созданные Н. Доброхотовой-Майковой и В. Пятницким в эпоху советских смыслопотерь анекдоты.
"Пушкин сидит у себя и думает: «Я гений - ладно. Гоголь тоже гений. Но ведь и Толстой гений, и Достоевский, царство ему небесное, гений! Когда же это кончится?»
Тут все и кончилось".
___
Многажды говорили уже о конце литературы. Иерархия упразднена, а значит, нет напряженного движения к обретению Истины - обретению смысла. Это не вожделенная атараксия, а душевная пустотность, когда чтобы чувствовать или осознавать себя существующим, нужно увеличивать дозу эпитетов (какое разнообразие - целых шесть эмоциональных состояний) или создавать серии описаний (найдите 10 отличий в ста строках). Как будто цепляние за ускользающий мир или сенти-ментальная возгонка каким-то образом огустят разреженную душу.
- За пределами «хорошо» и «плохо» остается еще целый мир, а за пределами шести эмоций может ничего не остаться. В этом смысле (как ни странно) более бедная система семиотически менее вредна, чем более богатая.
___
Это справедливо не только для шести лайков. Древний спор меж аттицизмом и азианством лежит вовсе не в орнаментальной плоскости языка. Пышное азианство - это еще и девальвация эмоций и их словесная компенсация. Отсутствие глубины переживания заменяется демонстративностью эпитетов, которыми автор подхлестывает себя и читателя. Но главное - девальвация смыслов. Если все - велико, тогда исчезает и само понятие величия.
Трагедию исчезновения смыслов в ХХ веке еще до постмодернизма увидели обэриуты. Именно как трагедию, а не констатацию действительного положения дел.
НЕТЕПЕРЬ
Это есть Это.
То есть То.
Все либо то, либо не то.
Что не то и не это, то не это и не то.
Что то и это, то и себе Само.
Что себе Само, то может быть то,
да не это, либо это, да не то.
Это ушло в то, а то ушло в это.
Мы говорим: Бог дунул.
Это ушло в это, а то ушло в то,
и нам неоткуда выйти и некуда прийти.
Это ушло в это. Мы спросили: где?
Нам пропели: тут.
Это вышло из Тут. Что это? Это То.
Это есть то.
То есть это.
Тут есть это и то.
Тут ушло в это, это ушло в то,
а то ушло в тут.
Мы смотрели, но не видели.
А там стояли это и то.
Там не тут.
Там то.
Тут это.
Но теперь там и это и то.
Но теперь и тут это и то.
Мы тоскуем и думаем и томимся.
Где же теперь?
Теперь тут, а теперь там, а теперь тут,
а теперь тут и там.
Это быть то.
Тут быть там.
Это то тут там быть. Я. Мы. Бог.
Трагедия языка и трагедия бытия слились. Хармс и другие стали лагерной пылью, словесная пыль покрыла литературу. Но Хармсу приписывали созданные Н. Доброхотовой-Майковой и В. Пятницким в эпоху советских смыслопотерь анекдоты.
"Пушкин сидит у себя и думает: «Я гений - ладно. Гоголь тоже гений. Но ведь и Толстой гений, и Достоевский, царство ему небесное, гений! Когда же это кончится?»
Тут все и кончилось".
___
Многажды говорили уже о конце литературы. Иерархия упразднена, а значит, нет напряженного движения к обретению Истины - обретению смысла. Это не вожделенная атараксия, а душевная пустотность, когда чтобы чувствовать или осознавать себя существующим, нужно увеличивать дозу эпитетов (какое разнообразие - целых шесть эмоциональных состояний) или создавать серии описаний (найдите 10 отличий в ста строках). Как будто цепляние за ускользающий мир или сенти-ментальная возгонка каким-то образом огустят разреженную душу.