Анты и их потомки в VII-IX вв. Ч. 12
1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11
Эпилог.
Мой отпуск в этом году подошел к концу. Цикл я дописал еще вчера, поэтому решил не тянуть, а выложить сегодня сразу два поста. Тем более, что один раз пропустил. Признаться, я планировал сначала, что цикл будет больше, но в итоге рассудил, что пора закругляться.
Наш заключительный пост мы посвятим главным героям «Повести временных лет» - полянам. Эта племенная группа, которой суждено было жить на территории «матери городов русских» и уже в силу этого привлекать к себе внимание как древнего летописца - ярого полянского патриота, так и последующих историков, поддавшихся обаянию летописного предания, принадлежала к культурной общности лука-райковецкой культуры.
В VIII-IX вв. эта культура охватывала огромные пространства от Днепра до Карпат. Северная граница терялась в бассейне Припяти, а на юге проходила по южным пределам лесостепи. На юго-западе лука-райковецкая культура охватывала часть Нижнего Подунавья и достигала Черного моря. Бросается в глаза этнополитическое разнообразие местных славян. Если в других регионах в целом на одну археологическую культуру приходится одна-две восточнославянских народности (роменская культура - севера и радимичи, верхнеокская - вятичи, борщевская - их донские родственники, культура длинных курганов - отдельные группировки кривичей, культура сопок - ильменские словене), то между Карпатами и Днепром летописное предание выделяет 7 объединений: хорватов, бужан/волынян (или бужан, волынян и дулебов), древлян, дреговичей, полян, уличей и тиверцев. В реальности их было, по всей видимости, еще больше. Константин Багрянородный по соседству с древлянами и уличами называет вервианов (вервян?) и лендзанинов (лендзян), а Баварский Географ веком ранее называет загадочных Serauici (жеревечей на р. Жерева?), Lucolane (лучане под Луцком? жители Лукоморья?), Fresiti, Forsderen Liudi (слова или этнонимы?). Археологи также выделяют целый ряд локальных групп, оторванных друг от друга, из которых лишь часть соответствует летописным «племенам» (например, житомирская группа - древлянам, тясминская группа - уличам). Все это указывает на то, что, во-первых, плотность населения в этой части славянского мира была куда выше, чем севернее или восточнее, а во-вторых, что реальная геополитическая картина здесь была сложнее и интереснее, чем в летописном варианте. Скорее всего, летописец записывал лишь те объединения, которые дожили до его времени и попали в предание.
С волынцевскими памятниками Правобережья соседствовали «житомирцы» - древляне на западе и «тясминцы» - уличи на юге. Отличия между этими группами прослеживаются в топографии поселений, погребальном обряде и в которой степени в керамике (в составе теста и т.п.). Лишь в середине - 2й половине IX в., то есть спустя значительный промежуток времени после гибели волынцевских поселений, памятники лука-райковецкой культуры появляются в Киеве и Киевском Поднепровье. В это время максимально охватываются возвышенности вокруг Замковой горы. Центром было, по всей видимости, поселение на самой Замковой горе, укрепленное путем эскарпирования склонов и установления частокола по периметру. Эта система поселений напоминает «гнездо поселений» в миниатюре или «мегаполис», расчлененный рельефом (так дело предсталвяет П.П. Толочко).
Киевский комплекс и поселение Монастырек тяготеют к древлянскому варианту лука-райковецкой культуры. Позднее, в Киеве и Вышгороде появляются роменцы. В Каневском поселении и Стайках сохранялось сахновское население. Смешение населения в Среднем Поднепровье привело к формированию особого антрополгического типа, среднего между древлянским и северским.
Археологи и историки неоднократно обращались к проблеме соответствия летописной истории полян с археологическими материалами. Сегодня, если не брать в расчет хронологию, можно констатировать, что летописное предание верно отражает исторические реалии. Вопрос возникает лишь в определении исторического периода. А.В. Комар счиатет, что летописец был склонен помещать основание Киева еще до похода Ираклия на персов (624-626 гг.) и осады Константинополя аварами. Однако, в этих выписках из греческих хроник отсылка ко временам пребывания славян на дунайской прародине. Кий же с братьями, судя по всему, пришли на Днепр после расселения славян по Восточной Европе. После смерти братьев «стал род их держать княжение у полян», а древляне стали притеснять их. И тут дань на полян наложили хазары, которым ее выплачивали как минимум до прихода Аскольда и Дира (хотя о том, что братья-варяги перестали выплачивать эту дань, в летописи не говорится).
А.В. Комар, как мы видели, относит эпизод с появлением хазар еще к 2й половине VII в. С периодом хазарского господства традиционно связывают волынцевскую культуру с ее салтовскими древностями. Связями со степью Комар объясняет само название «поляне» (поле = степь). С этим трудно согласиться, учитывая широкое распространение полян в славянском мире (поляне в Болгарии, поляне на Висле). Он отмечает синхронность гибели волынцевской культуры и появление на исторической арене «русов», хотя археологически прослеживаются в постволынцевский период связи с мадьярами (серьга с Бучакского поселения, венгерское захоронение у с. Бабичи между Сахновкой и Каневским поселением). К этому же времени, вероятно, относится и появление топонима «Угорское» под Киевом.
Для датировки установления хазарской дани важно, что ее выдавали еще во времена Аскольда. Археологически приход варягов моно датировать последней четвертью IX в., а следовательно события VII в., волынцевская культура и ее гибель никак не могут быть с этим связаны. В таком случае логичне и само установление хазарской дани датировать более поздним временем, тем более, что зона дани куда шире границ волынцевской культуры. Самих варягов Аскольда с «росами», нападавшими в 860 г. на Константинополь отождествил впервые автор ПВЛ. Еще в Начальном своде конца XI в., который отразился в Новгородской Первой летописи младшего извода, варяги и русь 860 г. разделялись. В «Аскольдовой летописи» в составе Никоновской летописи Аскольд называется князем Киева или Полян, но не Руси.
Притеснение полян древлянами логично связывать с распространением житомирского варианта лука-райковецкой культуры в Поднепровье и появлении поселения Монастырек, которое в середине Х века было уничтожено одновременно с Искоростенем. Таким образом, хазарскую дань нужно относить скорее ко 2й половине IX в. Но возникает вопрос: а с кем нужно связывать Кия и возникновение Киева? А.В. Комар и С.В. Алексеев отождествляют полян именно с правобережными волынцевцами. Комар считает, что поляне отступили на юг, к Роси, и именно с ними связаны древности типа Сахновки. Однако, полянские предания, легшие в основу русского летописания, связывают с полянами именно Киевские горы. Это заставляет связывать с Кием создание поселения на Замковой горе, а не Старокиевское городище волынцевцев. В пользу этого говорит и рассказ об объединении поселков в Киев. Таким образом, поляне - это группа лука-райковецких племен, отделившаяся от древлян (?) и осевшая в Киевских горах. Точнее, это небольшое племя, выделившееся из лука-райковецких племенных союзов. В этом случае время жизни прототипов Кия и его братьев следует относить к 1й пол. IX в., а хазарскую дань - ко 2й пол. столетия.
Разумеется, появление в Киевских горах после крушения волынцевских поселений под ударами мадьяр и роменских славян вовсе не было началом истории полян. Это скорее ее конец. Существование полян на Дунае и Висле указывает на то, что их общие предки существовали уже в VI-VII вв. Летописное предание включает полян в число тех племен, которые выделились из распавшегося объединения дунайских словен. С учетом того, что мы связываем миграцию роменских северов с Дунайской Болгарией, логично предположить, что и киевские поляне откололись от своих собратьев, подчиненных болгарам. Но, поляне не присоединились к роменцам, а оказались зажатыми древлянами и уличами на Правобережье, где их сначала нашли хазары, потом варяги Аскольда и Дира, а затем русь Вещего Олега.
Гораздо интереснее определение того народа, силами которого русские князья ваяли Киевскую державу. Традиционная схема выглядит так: пришли князья с дружиной, заняли Киев, «поляне» стали «русью» и этот альянс покорил большие и сильные народы - древлян, уличей, северу, радимичей и других, конкурируя попутно с Хазарией и заключая договоры с Византией. Летописная версия на самом деле даже чуть логичнее, чем предложенная учеными: князья привели с собой целый интернациональный племенной союз (варягов, словен, кривичей, чудь, мерю, вепсов). Однако, следов этого I Интернационала археологически не выявлено. Поляне же просто не обладали необходимым демографическим и экономическим потенциалом. Между тем, уже при Олеге пришельцы осваивают Левобережье, где вокруг Чернигова растут городки-крепости, население которых отличается антропологически от аборигенов - северян. Новое население концентрируется в местах мало пригодных или вовсе непригодных для земледелия. Все это полностью соответствует тому, что мы знаем об «Острове русов». Остается посмотреть, какое население в это время массово появляется в Среднем Поднепровье. Никакого массового северного материала не обнаруживается. Северных антропологических типов тоже. Мы видим только лука-райковецкую культуру, которая плавно перерастает в древнерусскую. Тоже самое мы видим в Прикарпатье, где формируется независимый от Киева очаг древнерусской культуры.
В сочетании этих наблюдений с указаниями источников на существование «другой Руси» в Прикарпатье в IX-XI вв. остается только признать, что «русь изначальная» - это одно из прикарпатских племенных объединений лука-райковецкой культуры, занимавшее территорию между хорватами, бужанами и печенегами. Более высокая плотность населения способствовала тому, что процессы политической консолидации здесь проходили быстрее. Это привело к формированию «Русского каганата» IX в., который развернул широкую экспансию в сторону Днепра, а в какой-то период, возможно и дальше на Восток, пользуясь сильнейшим кризисом, охватившим Хазарию в 820-830-е гг.
Возникает вопрос, почему же прикарпатские русы, если они действительно существовали, не отразились в летописном перечне «словенских племен», куда попали даже сербы, белые хорваты и хорутане на Балканах? Думаю, что ответ на этот вопрос дает сам летописец. Только ответ это не в том, кого он называл, а в том, о ком умолчал. Летописная родословная выглядит следующим образом:
1. Некогда, там где потом сложились Венгерское и Болгарское государства (Нижнее Подунавье) располагалось объединение дунайских словен.
2. Под ударами врагов объединение распалось и племена начали расселяться, по пути меняя имена по месту жительства. Выделились: 1. Сербы, белые хорваты и хорутане (словенцы); 2. Чехи и моравы (словаки, добавим мы); 3. Особая группа «ляхов» (поляне, поморяне, мазовшане, лютичи); 4. Восточные славяне (днестровские хорваты, бужане, севера, древляне, дреговичи, кривичи-полочане, поляне, ильменские словене); 5. «От ляхов» выделились еще две группы - вятичи и радимичи. В другом месте летописец уточняет, что «Вот только кто есть словене на Руси: поляне, древляне, новгородцы, полочане, дреговичи, северяне, бужане, прозванные так потому, что сидели по Бугу, а затем ставшие называться волынянами» (Д.С. Лихачев не очень удачно перевел это место, как «Вот только кто говорит по-славянски на Руси»). В этом более чем подробном списке мы не видим лишь две из упомянутых в летописи восточнославянских общности - уличей и тиверцев (есть мнение, что это один и тот же народ, сменивший название после переселения из Поднепровья на Днестр). Из иных крупных славянских народов, современных летописцам, не видно ободритов и руян. Последняя проблема решается убедительной теорией, наиболее полно изложенной в работах В.В. Фомина, согласно которой эта часть западного славянства скрывается под именем варягов (в узком значении). Возникает вопрос, почему одни славянские народы попали в список, а другие нет. Связано ли это с невнимательностью летописца? Но есть ли у нас основания обвинять его? Мне кажется нет. Объяснение же находится довольно простое - уличи, тиверцы, ободриты и руяне не попали в перечень потомков дунайских словен потому, что они не были их потомками! Для ободритов и руянов это подтверждается археологически. Ободриты считаются потомками суково-дзедзицких племен и, возможно, отчасти ассимилированного ими местного германского населения - варинов. Руяне, возможно, были ассимилированными славянами потомками древних ругов. Читатель может мне возразить, что и другие польские «племена» были потомками суково-дзедзицких племен. Так и есть, безусловно. Однако, отмечаются миграции носителей пражской и родственных ей культур с юга на север. В пользу такого расселения на север говорит и само наличие этнонима «поляне» в Центральной Польше, и распространение курганного обряда погребения в Польше. Подробностей этого процесса я пока не нашел, но думаю, что со временем сумею по крайней мере для себя сформировать более подробную картину.
Возвращаясь к уличам и тиверцам, необходимо отметить, что особость уличей в лука-райковецкой культурной общности сохранялась вплоть до создания Русского государства в Киеве. Археологи отмечают отличия погребального обряда, который восходит к антам. И в принципе, кажется никто не подвергает сомнению именно антское происхождение уличей. Эта ситуация, возможно, дает нам ключ к пониманию того, почему прикарпатская русь выпала из поля зрения летописцев и их источников. Русы не были часть мира словенских племен. Они были потомками антов! Это могло объяснить и их кажущееся противопоставление со славянами в письменных источниках так напоминающее противопоставление «склавинов» и антов. Впрочем, нельзя исключать и того, что ядром руси стала какая-то неславянская (восточногерманская?) группа населения, от которой знать русов могла сохранить звучащие по-германски имена.
Таким образом, мы вновь вернулись к «антской» теории происхождения Руси, сформулированной Б.А. Рыбаковым, но казалось бы разгромленной в свете новых данных. Но, что если не там искали? Что если русы действительно были потомками антов, скрывающихся в Прикарпатье среди других племен лука-райковецкой культуры? Ответ нам дадут только последующие исследования.
Конец.
Эпилог.
Мой отпуск в этом году подошел к концу. Цикл я дописал еще вчера, поэтому решил не тянуть, а выложить сегодня сразу два поста. Тем более, что один раз пропустил. Признаться, я планировал сначала, что цикл будет больше, но в итоге рассудил, что пора закругляться.
Наш заключительный пост мы посвятим главным героям «Повести временных лет» - полянам. Эта племенная группа, которой суждено было жить на территории «матери городов русских» и уже в силу этого привлекать к себе внимание как древнего летописца - ярого полянского патриота, так и последующих историков, поддавшихся обаянию летописного предания, принадлежала к культурной общности лука-райковецкой культуры.
В VIII-IX вв. эта культура охватывала огромные пространства от Днепра до Карпат. Северная граница терялась в бассейне Припяти, а на юге проходила по южным пределам лесостепи. На юго-западе лука-райковецкая культура охватывала часть Нижнего Подунавья и достигала Черного моря. Бросается в глаза этнополитическое разнообразие местных славян. Если в других регионах в целом на одну археологическую культуру приходится одна-две восточнославянских народности (роменская культура - севера и радимичи, верхнеокская - вятичи, борщевская - их донские родственники, культура длинных курганов - отдельные группировки кривичей, культура сопок - ильменские словене), то между Карпатами и Днепром летописное предание выделяет 7 объединений: хорватов, бужан/волынян (или бужан, волынян и дулебов), древлян, дреговичей, полян, уличей и тиверцев. В реальности их было, по всей видимости, еще больше. Константин Багрянородный по соседству с древлянами и уличами называет вервианов (вервян?) и лендзанинов (лендзян), а Баварский Географ веком ранее называет загадочных Serauici (жеревечей на р. Жерева?), Lucolane (лучане под Луцком? жители Лукоморья?), Fresiti, Forsderen Liudi (слова или этнонимы?). Археологи также выделяют целый ряд локальных групп, оторванных друг от друга, из которых лишь часть соответствует летописным «племенам» (например, житомирская группа - древлянам, тясминская группа - уличам). Все это указывает на то, что, во-первых, плотность населения в этой части славянского мира была куда выше, чем севернее или восточнее, а во-вторых, что реальная геополитическая картина здесь была сложнее и интереснее, чем в летописном варианте. Скорее всего, летописец записывал лишь те объединения, которые дожили до его времени и попали в предание.
С волынцевскими памятниками Правобережья соседствовали «житомирцы» - древляне на западе и «тясминцы» - уличи на юге. Отличия между этими группами прослеживаются в топографии поселений, погребальном обряде и в которой степени в керамике (в составе теста и т.п.). Лишь в середине - 2й половине IX в., то есть спустя значительный промежуток времени после гибели волынцевских поселений, памятники лука-райковецкой культуры появляются в Киеве и Киевском Поднепровье. В это время максимально охватываются возвышенности вокруг Замковой горы. Центром было, по всей видимости, поселение на самой Замковой горе, укрепленное путем эскарпирования склонов и установления частокола по периметру. Эта система поселений напоминает «гнездо поселений» в миниатюре или «мегаполис», расчлененный рельефом (так дело предсталвяет П.П. Толочко).
Киевский комплекс и поселение Монастырек тяготеют к древлянскому варианту лука-райковецкой культуры. Позднее, в Киеве и Вышгороде появляются роменцы. В Каневском поселении и Стайках сохранялось сахновское население. Смешение населения в Среднем Поднепровье привело к формированию особого антрополгического типа, среднего между древлянским и северским.
Археологи и историки неоднократно обращались к проблеме соответствия летописной истории полян с археологическими материалами. Сегодня, если не брать в расчет хронологию, можно констатировать, что летописное предание верно отражает исторические реалии. Вопрос возникает лишь в определении исторического периода. А.В. Комар счиатет, что летописец был склонен помещать основание Киева еще до похода Ираклия на персов (624-626 гг.) и осады Константинополя аварами. Однако, в этих выписках из греческих хроник отсылка ко временам пребывания славян на дунайской прародине. Кий же с братьями, судя по всему, пришли на Днепр после расселения славян по Восточной Европе. После смерти братьев «стал род их держать княжение у полян», а древляне стали притеснять их. И тут дань на полян наложили хазары, которым ее выплачивали как минимум до прихода Аскольда и Дира (хотя о том, что братья-варяги перестали выплачивать эту дань, в летописи не говорится).
А.В. Комар, как мы видели, относит эпизод с появлением хазар еще к 2й половине VII в. С периодом хазарского господства традиционно связывают волынцевскую культуру с ее салтовскими древностями. Связями со степью Комар объясняет само название «поляне» (поле = степь). С этим трудно согласиться, учитывая широкое распространение полян в славянском мире (поляне в Болгарии, поляне на Висле). Он отмечает синхронность гибели волынцевской культуры и появление на исторической арене «русов», хотя археологически прослеживаются в постволынцевский период связи с мадьярами (серьга с Бучакского поселения, венгерское захоронение у с. Бабичи между Сахновкой и Каневским поселением). К этому же времени, вероятно, относится и появление топонима «Угорское» под Киевом.
Для датировки установления хазарской дани важно, что ее выдавали еще во времена Аскольда. Археологически приход варягов моно датировать последней четвертью IX в., а следовательно события VII в., волынцевская культура и ее гибель никак не могут быть с этим связаны. В таком случае логичне и само установление хазарской дани датировать более поздним временем, тем более, что зона дани куда шире границ волынцевской культуры. Самих варягов Аскольда с «росами», нападавшими в 860 г. на Константинополь отождествил впервые автор ПВЛ. Еще в Начальном своде конца XI в., который отразился в Новгородской Первой летописи младшего извода, варяги и русь 860 г. разделялись. В «Аскольдовой летописи» в составе Никоновской летописи Аскольд называется князем Киева или Полян, но не Руси.
Притеснение полян древлянами логично связывать с распространением житомирского варианта лука-райковецкой культуры в Поднепровье и появлении поселения Монастырек, которое в середине Х века было уничтожено одновременно с Искоростенем. Таким образом, хазарскую дань нужно относить скорее ко 2й половине IX в. Но возникает вопрос: а с кем нужно связывать Кия и возникновение Киева? А.В. Комар и С.В. Алексеев отождествляют полян именно с правобережными волынцевцами. Комар считает, что поляне отступили на юг, к Роси, и именно с ними связаны древности типа Сахновки. Однако, полянские предания, легшие в основу русского летописания, связывают с полянами именно Киевские горы. Это заставляет связывать с Кием создание поселения на Замковой горе, а не Старокиевское городище волынцевцев. В пользу этого говорит и рассказ об объединении поселков в Киев. Таким образом, поляне - это группа лука-райковецких племен, отделившаяся от древлян (?) и осевшая в Киевских горах. Точнее, это небольшое племя, выделившееся из лука-райковецких племенных союзов. В этом случае время жизни прототипов Кия и его братьев следует относить к 1й пол. IX в., а хазарскую дань - ко 2й пол. столетия.
Разумеется, появление в Киевских горах после крушения волынцевских поселений под ударами мадьяр и роменских славян вовсе не было началом истории полян. Это скорее ее конец. Существование полян на Дунае и Висле указывает на то, что их общие предки существовали уже в VI-VII вв. Летописное предание включает полян в число тех племен, которые выделились из распавшегося объединения дунайских словен. С учетом того, что мы связываем миграцию роменских северов с Дунайской Болгарией, логично предположить, что и киевские поляне откололись от своих собратьев, подчиненных болгарам. Но, поляне не присоединились к роменцам, а оказались зажатыми древлянами и уличами на Правобережье, где их сначала нашли хазары, потом варяги Аскольда и Дира, а затем русь Вещего Олега.
Гораздо интереснее определение того народа, силами которого русские князья ваяли Киевскую державу. Традиционная схема выглядит так: пришли князья с дружиной, заняли Киев, «поляне» стали «русью» и этот альянс покорил большие и сильные народы - древлян, уличей, северу, радимичей и других, конкурируя попутно с Хазарией и заключая договоры с Византией. Летописная версия на самом деле даже чуть логичнее, чем предложенная учеными: князья привели с собой целый интернациональный племенной союз (варягов, словен, кривичей, чудь, мерю, вепсов). Однако, следов этого I Интернационала археологически не выявлено. Поляне же просто не обладали необходимым демографическим и экономическим потенциалом. Между тем, уже при Олеге пришельцы осваивают Левобережье, где вокруг Чернигова растут городки-крепости, население которых отличается антропологически от аборигенов - северян. Новое население концентрируется в местах мало пригодных или вовсе непригодных для земледелия. Все это полностью соответствует тому, что мы знаем об «Острове русов». Остается посмотреть, какое население в это время массово появляется в Среднем Поднепровье. Никакого массового северного материала не обнаруживается. Северных антропологических типов тоже. Мы видим только лука-райковецкую культуру, которая плавно перерастает в древнерусскую. Тоже самое мы видим в Прикарпатье, где формируется независимый от Киева очаг древнерусской культуры.
В сочетании этих наблюдений с указаниями источников на существование «другой Руси» в Прикарпатье в IX-XI вв. остается только признать, что «русь изначальная» - это одно из прикарпатских племенных объединений лука-райковецкой культуры, занимавшее территорию между хорватами, бужанами и печенегами. Более высокая плотность населения способствовала тому, что процессы политической консолидации здесь проходили быстрее. Это привело к формированию «Русского каганата» IX в., который развернул широкую экспансию в сторону Днепра, а в какой-то период, возможно и дальше на Восток, пользуясь сильнейшим кризисом, охватившим Хазарию в 820-830-е гг.
Возникает вопрос, почему же прикарпатские русы, если они действительно существовали, не отразились в летописном перечне «словенских племен», куда попали даже сербы, белые хорваты и хорутане на Балканах? Думаю, что ответ на этот вопрос дает сам летописец. Только ответ это не в том, кого он называл, а в том, о ком умолчал. Летописная родословная выглядит следующим образом:
1. Некогда, там где потом сложились Венгерское и Болгарское государства (Нижнее Подунавье) располагалось объединение дунайских словен.
2. Под ударами врагов объединение распалось и племена начали расселяться, по пути меняя имена по месту жительства. Выделились: 1. Сербы, белые хорваты и хорутане (словенцы); 2. Чехи и моравы (словаки, добавим мы); 3. Особая группа «ляхов» (поляне, поморяне, мазовшане, лютичи); 4. Восточные славяне (днестровские хорваты, бужане, севера, древляне, дреговичи, кривичи-полочане, поляне, ильменские словене); 5. «От ляхов» выделились еще две группы - вятичи и радимичи. В другом месте летописец уточняет, что «Вот только кто есть словене на Руси: поляне, древляне, новгородцы, полочане, дреговичи, северяне, бужане, прозванные так потому, что сидели по Бугу, а затем ставшие называться волынянами» (Д.С. Лихачев не очень удачно перевел это место, как «Вот только кто говорит по-славянски на Руси»). В этом более чем подробном списке мы не видим лишь две из упомянутых в летописи восточнославянских общности - уличей и тиверцев (есть мнение, что это один и тот же народ, сменивший название после переселения из Поднепровья на Днестр). Из иных крупных славянских народов, современных летописцам, не видно ободритов и руян. Последняя проблема решается убедительной теорией, наиболее полно изложенной в работах В.В. Фомина, согласно которой эта часть западного славянства скрывается под именем варягов (в узком значении). Возникает вопрос, почему одни славянские народы попали в список, а другие нет. Связано ли это с невнимательностью летописца? Но есть ли у нас основания обвинять его? Мне кажется нет. Объяснение же находится довольно простое - уличи, тиверцы, ободриты и руяне не попали в перечень потомков дунайских словен потому, что они не были их потомками! Для ободритов и руянов это подтверждается археологически. Ободриты считаются потомками суково-дзедзицких племен и, возможно, отчасти ассимилированного ими местного германского населения - варинов. Руяне, возможно, были ассимилированными славянами потомками древних ругов. Читатель может мне возразить, что и другие польские «племена» были потомками суково-дзедзицких племен. Так и есть, безусловно. Однако, отмечаются миграции носителей пражской и родственных ей культур с юга на север. В пользу такого расселения на север говорит и само наличие этнонима «поляне» в Центральной Польше, и распространение курганного обряда погребения в Польше. Подробностей этого процесса я пока не нашел, но думаю, что со временем сумею по крайней мере для себя сформировать более подробную картину.
Возвращаясь к уличам и тиверцам, необходимо отметить, что особость уличей в лука-райковецкой культурной общности сохранялась вплоть до создания Русского государства в Киеве. Археологи отмечают отличия погребального обряда, который восходит к антам. И в принципе, кажется никто не подвергает сомнению именно антское происхождение уличей. Эта ситуация, возможно, дает нам ключ к пониманию того, почему прикарпатская русь выпала из поля зрения летописцев и их источников. Русы не были часть мира словенских племен. Они были потомками антов! Это могло объяснить и их кажущееся противопоставление со славянами в письменных источниках так напоминающее противопоставление «склавинов» и антов. Впрочем, нельзя исключать и того, что ядром руси стала какая-то неславянская (восточногерманская?) группа населения, от которой знать русов могла сохранить звучащие по-германски имена.
Таким образом, мы вновь вернулись к «антской» теории происхождения Руси, сформулированной Б.А. Рыбаковым, но казалось бы разгромленной в свете новых данных. Но, что если не там искали? Что если русы действительно были потомками антов, скрывающихся в Прикарпатье среди других племен лука-райковецкой культуры? Ответ нам дадут только последующие исследования.
Конец.