"Бродячие царевичи" - потомки Чингизхана в 17 веке.
Нашел вот такую вот любопытную статью, которой и спешу поделиться.
Евгений Вершинин,
кандидат исторических наук
Неверность "бродячих царевичей"
Зауральское степное пограничье в XVII веке
"Родина", № 1, 1998 г.
В январе 1599 года Москва принимала почетных пленников. Сюда прибыли восемь жен последнего сибирского правителя, пятеро его сыновей, восемь дочерей, две снохи с детьми, несколько мурз из окружения Кучума и прислуга - всего более 40 человек. Несколько десятков дворян в казенных собольих шубах, выдаваемых почетному эскорту на время встречи, сопровождали прогрессию до Кремля, где находился Посольский приказ. Оттуда сибирских пленников развезли по разным русским городам. Кучумовичи жили в сносных, но стесненных условиях, под надзором. Некоторым из них жаловались поместья, они принимали православную веру. Другим адаптация к оседлой жизни и социальной роли "холопа великого государя" давалась тяжело. Время от времени "полку" пленных Кучумовичей прибывало.
Разные источники называют имена по крайней мере 14-15 сыновей Кучума. Еще до разгрома 1598 года в русском плену оказался царевич Абулхаир. Годом раньше он и лучший военачальник Кучума Маметкул, захваченный в свое время казаками Ермака, направили "сибирскому царю" без царства письмо, в котором уверяли хана, что довольны своей судьбой, неся службу в Москве и получив в уделы города и волости. Так ли это было на самом деле - трудно сказать. Необходимо учитывать дипломатический характер послания и настойчивое желание Москвы заполучить Кучума в свои руки.
После безвестной гибели Кучума не то в ногайских, не то в калмыцких кочевьях оставшиеся на воле его сыновья не ушли от южных границ Западной Сибири. Старшим среди них был Алей, тот самый, который в 1581 или 1582 году (в зависимости от разных датировок начала похода Ермака) разорял приуральские вотчины Строгановых, в то время как отряд Ермака одерживал победы над ослабленным войском Кучума. Русским воеводам сибирских городов предписывалось внимательно следить за действиями Кучумовичей. В 1603 году тюменский воевода сообщил, что отношения между старшими сыновьями Кучума далеки от братской любви. Алей, претендовавший на титул сибирского хана, кочевал отдельно от царевичей Каная и Азима. Причем "лучшие люди" Алея перебежали от него к братьям и "Алея царем не хотят зватв, потому что мати его роду невеликого, а хотят назвать царем Каная". Разногласия между царевичами играли на руку воеводам. С другой стороны, независимая друг от друга политика Кучумовичей держала ясачное и русское население пограничья под постоянной угрозой набегов. И если, например, уфимский воевода с почетом принимал в 1601 году царевича Ишима, ехавшего в Москву с ознакомительными целями ("видеть государево жалованье"), то в Тюмени ожидали враждебных действий со стороны Алея.
Претендовали ли потомки Кучума на утраченное отцом наследство? Возможно, но вот реальных сил вернуть его у них не было. Кочевые юрты отдельных царевичей редко превышали одну-две сотни мужчин. И тем не менее в течение полувека Кучумовичи являлись серьезным дестабилизирующим фактором на южных границах от Уфы до Томска. Передвижения и намерения беспокойных царевичей постоянно отражались в переписке воевод пограничных городов. И потому рефреном жизни западносибирского фронтира слышатся слова тюменских воевод, которые на вопрос своего туринского коллеги, ожидать ли набега Алея, ответили так: "И то, господине, кому мочно ведате, чаять ли Алеева приходу или не чаять. Как, господине, без опасу жите, всегда надобе береженье".
В своей антирусской политике Кучумовичи старались - и небезуспешно - использовать военные силы ногаев и калмыков. Отдельные ногайские мурзы и беки, несмотря на отдаленность кочевий, время от времени участвовали в грабительских набегах царевичей. Но более серьезной опасностью стали калмыки, прикочевавшие к южным границам Западной Сибири в конце XVI века. Их присутствие тут же почувствовали западносибирские татары и башкиры, у которых калмыки захватывали пастбища, пленных, имущество и скот.
К 1616 году Алей все же попал в русский плен, был пожалован поместьем в Ярославле, где жил, сохраняя титул "царя сибирского", до начала царствования Алексея Михайловича. Среди "бродячих царевичей" (по выражению одного источника XVII века) старшим остался Ишим. Но и он начал склоняться к мысли о принятии русского подданства и в 1616 году обратился с соответствующей просьбой в Москву. Через год тобольские служилые люди отыскали Ишима в степях, чтобы вручить царскую грамоту с благосклонным ответом. Но за это время Ишим успел жениться на дочери калмыцкого тайши, заручиться его поддержкой и вместе с калмыками "повоевать Уфинские волости и людей поймать в полон многих". Причину враждебных действий он объяснил так: "Тех волостей люди его холопи, и он их для того и воевал. Да и вперед ему уфинские и сибирских городов волости и люди воевате". За высокомерным заявлением царевича проглядывает явная надежда вернуть под свою власть бывших подданных сибирского хана, добавив к ним и башкир. Речь шла в первую очередь о тюркоязычном населении Западной Сибири, известном под собирательным именем сибирских татар.
С началом присоединения Сибири татарское население разделилось на две категории. Первую - меньшую числом - составили "юртовские служилые татары", не платившие дань. Под этим названием скрывались "мурзы, мурзичи и князцы", татарская племенная и военная знать, довольно легко перешедшая на службу московскому государю при первых поражениях Кучума.1 Вассальная "неверность" татарской знати объясняется легко. Достаточно вспомнить, что сам Кучум был пришельцем и только после длительной борьбы захватил власть в Сибирском юрте. Уже в 1598 году, во время последнего похода на Кучума, воевода А. Воейков настолько доверял служилым татарам, что поручил отдельную операцию отряду, составленному из 40 казаков и 60 татар. Служилые татары в XVII веке имелись в составе гарнизонов Тобольска, Тюмени и Тары; в 1630 году их насчитывалось 378 человек, в конце века - 429. Вторая категория - татары ясачные, платившие дань.
Призывы Кучумовичей к татарскому населению Западной Сибири встать на их сторону редко достигали успеха. В то же время слухи о "шатости и измене" среди татар постоянно не давали покоя русской администрации. Любопытен случай, когда в противоположных лагерях оказались родные братья. В 1605 году ясачный татарин Бекбаклуй Барашев сообщил тюменскому воеводе об измене брата Янгузы, который, оказывается, был лазутчиком Алея и агитировал жителей Терсяцкой волости отъехать в кочевья царевича. Доносить на родного брата, конечно, нехорошо. Но Янгуза и его сообщник заманили сначала Бекбаклуя на звериные промыслы, ограбили, связали, а затем уже поведали о своей шпионской деятельности. Хитрый Бекбаклуй пообещал забрать семью и примкнуть к Алею, а сам прямиком отправился к тюменским властям. Возможно, он обиделся на брата, а возможно, его не прельстила перспектива опасной для небольших объединений кочевников жизни в степях.
Конечно, случаи бегства отдельных татарских родов и даже целых волостей от русского подданства имели место, в чем была виновата в первую очередь воеводская администрация и представлявшие ее служилые люди (их страсть к наживе за счет инородческого населения, увы, хорошо известна). Но далеко не всем нравилась и "вольная" жизнь под властью наследников Кучума. В 1628 году великому государю изменили татары пограничного Тарского уезда: около 400 человек отдались под покровительство Аблая Ишимовича, который в союзе с калмыками начал против Тары военные действия. Но уже через два года русским властям стало известно, что рядовой состав "изменников" недоволен как Аблаем, так и калмыками и постепенно возвращается на прежние места. К середине века симпатии тарских татар стали еще определенней. В своей челобитной, отправленной в Москву, они жаловались на набеги калмыков, просили предпринять ответные меры и уверяли, что "они-де, твои государевы ясачные татарове... за тебя, государя, готовы головы свои положите, а нежели им бите с женами своими и с детьми в неволе у калмыцких людей".2 К аналогичным выводам пришли вскоре и башкиры, часть которых во время знаменитого башкирского восстания 1662-1664 годов нашла новых сюзеренов в лице калмыцких тайшей и связанного с ними царевича Кучука (сына Аблая).3
Башкирское восстание стало для принявших в нем участие Кучумовичей последней надеждой на возрождение Сибирского ханства. Помимо разжигания антирусских настроений среди башкир Кучумовичи пытались поднять на восстание зауральское ясачное население - татар, хантов и манси. Во время общего выступления летом 1663 года планировалось захватить города и перебить их гарнизоны. Претендент на престол (видимо, Девлет-Гирей) намеревался править "всей Сибирью" из Тобольска. Все это было известно ясачному ханту А. Конжикову, что удостоверяют факты "подрывной" деятельности агентов царевичей. И когда в 1662 году башкиры начали войну против зауральских слобод, к ним присоединились местные татары и манси. Видимо, даже мирная деятельность русского населения по земледельческому освоению края не могла не ущемлять интересы народов, которые до прихода русского крестьянина распоряжались землей в соответствии со своими хозяйственными традициями. И детому во время восстания запылали в первую очередь крестьянские дворы и слабо защищенные сельские слободы.
Активное строительство слобод в Зауралье и "сползание" крестьянской колонизации к югу началось с середины 20-х годов XVII века. И почти сразу же начались набеги на крестьянские поселения. Например, в 1634 году два Кучумовича со "многими калмыцкими людьми" совершили рейд под Тюмень и"пошед от города похвалялись приходите на слободы войною".4 Архивные материалы сохранили сведения о нехитрой организации обороны слобод и острогов. Из сибирских центров каждый год посылались посменно по 20-30 казаков и стрельцов в крупные поселения. На постоянное жительство в мелкие слободы и острожки пробирались так называемые беломестные казаки. Воеводы были вынуждены вооружать даже пашенных крестьян.5
Единственной защитой для крестьян служили слободские острожки - небольшие деревянно-земляные укрепления со стенами. Ставились они, как правило, вокруг государевых житниц и церквей. Вот выдержка из документа 1666 года, автором которого был стрелецкий десятник, один из защитников Арамашевского острога: "А с полуденную сторону поставлена городовая стена в логу низко, и с поля воинским людям в остроге видать всех людей до одного человека... А подле стены гора высокая, от острогу до горы сажен только с 15. А как воинские люди учнут приступать, и с тое горы стрелы дойдут середи острогу, или телегу с огнем под стену пустят, нарядя, и от огня стену отнять будет нельзя, потому что татаровя будут на горе высоко".6
Военные действия между оседлой Русью и ее степными соседями велись по отработанному веками сценарию: кочевники совершали набеги летом, а русские отряды шли в степь ранней весной, когда кочевая сила была наиболее ослаблена и рассредоточена. Приведем отрывок из документа, почти не изменяя его стиль. События относятся к 1664 году.
"...26 апреля. Ездили на свою старую разоренную заимку 7 крестьян. Наехали на них 20 татар, случился бой, 4-х крестьян убили, а 3 прибежали в Невьянский острог.
8 мая. Прибежал в Мрбитскую слободу крестьянин В. Михеев, привез убитого сына Никиту. Был сын в лесу, дрова сек, когда наехали на него трое татар.
11 мая. Наехали татары на 3-х ирбитских крестьян, начали их стрелять. Двое крестьян были на конях, но без оружия, и они от тех татар убежали в деревню. А Сергушка Суслов был с луком, без лошади, и он, бегучи, от татар отстреливался и, ранен, забежал в болото. В ту же пору набежали из деревни крестьяне, выручили его.
14 июня. Приезжали к Пышминской слободе татары, две деревни погромили, рогатый скот и овец, прикололи да 'ристрелили, последних коней отогнали.
15 июня. Приехали в деревню к В. Завьялову 10 человек татар и сожгли 4 двора. А люди той деревни сбежались в один двор и сидят в осаде..."7
Было бы несправедливо утверждать, что страдающей оказывалась исключительно русская сторона. Русские отряды также громили кочевья царевичей и калмыков. Например, в 1607 году при нападении на ставку Алея в плен попала его жена и дети, которых он в течение двух дней безуспешно пытался отбить. В 1661 году тобольский отряд разбил Девлет-Гирея, едва не попавшего в плен. Жестокостью отличался карательный поход 1664 года на зауральских башкир.
Не хотелось бы заканчивать статью "воинственной" темой. История - это множественность истин, и важнее не "притирать" их друг к другу задним числом, а попытаться понять, как они возникали, когда и для кого представляли ценность. Понимание - уже важный шаг к сознанию, ориентированному на компромиссное человеческое общение любого уровня.
А что же Кучумовичи? Честно говоря, судьба потомков Кучума интересовала нас только как фрагмент российской истории, связанный с первыми десятилетиями освоения Западной Сибири. Безусловно, при ином подходе - востоковедческом или историко-генеалогическом - беспокойные царевичи имеют право на большее внимание.
Примечания.
1. Бахрушин С. В. Сибирские служилые татары в XVII в. // Бахрушин С. В. Научные труды. М., 1955. Т. III. Ч. 2. С. 151-175.
2. РГАДА. Ф. 214. Д. 1056. Л. 277.
3. Устюгов Н. В. Башкирское восстание 1662-1664 гг. // Исторические записки. М., 1947. Т. 24. С. 93-94.
4. Миллер Г. Ф. История Сибири. М.-Л., 1941. Т. II. С. 416-417.
5. РГАДА. Ф. 214. Д. 1673. Л. 36-38.
6. Там же. Ф. 1111. Оп. 1. Д. 101. Л. 20.
7. Там же. Д. 128. Л. 60, 127, 128, 190, 199.
Евгений Вершинин,
кандидат исторических наук
Неверность "бродячих царевичей"
Зауральское степное пограничье в XVII веке
"Родина", № 1, 1998 г.
В январе 1599 года Москва принимала почетных пленников. Сюда прибыли восемь жен последнего сибирского правителя, пятеро его сыновей, восемь дочерей, две снохи с детьми, несколько мурз из окружения Кучума и прислуга - всего более 40 человек. Несколько десятков дворян в казенных собольих шубах, выдаваемых почетному эскорту на время встречи, сопровождали прогрессию до Кремля, где находился Посольский приказ. Оттуда сибирских пленников развезли по разным русским городам. Кучумовичи жили в сносных, но стесненных условиях, под надзором. Некоторым из них жаловались поместья, они принимали православную веру. Другим адаптация к оседлой жизни и социальной роли "холопа великого государя" давалась тяжело. Время от времени "полку" пленных Кучумовичей прибывало.
Разные источники называют имена по крайней мере 14-15 сыновей Кучума. Еще до разгрома 1598 года в русском плену оказался царевич Абулхаир. Годом раньше он и лучший военачальник Кучума Маметкул, захваченный в свое время казаками Ермака, направили "сибирскому царю" без царства письмо, в котором уверяли хана, что довольны своей судьбой, неся службу в Москве и получив в уделы города и волости. Так ли это было на самом деле - трудно сказать. Необходимо учитывать дипломатический характер послания и настойчивое желание Москвы заполучить Кучума в свои руки.
После безвестной гибели Кучума не то в ногайских, не то в калмыцких кочевьях оставшиеся на воле его сыновья не ушли от южных границ Западной Сибири. Старшим среди них был Алей, тот самый, который в 1581 или 1582 году (в зависимости от разных датировок начала похода Ермака) разорял приуральские вотчины Строгановых, в то время как отряд Ермака одерживал победы над ослабленным войском Кучума. Русским воеводам сибирских городов предписывалось внимательно следить за действиями Кучумовичей. В 1603 году тюменский воевода сообщил, что отношения между старшими сыновьями Кучума далеки от братской любви. Алей, претендовавший на титул сибирского хана, кочевал отдельно от царевичей Каная и Азима. Причем "лучшие люди" Алея перебежали от него к братьям и "Алея царем не хотят зватв, потому что мати его роду невеликого, а хотят назвать царем Каная". Разногласия между царевичами играли на руку воеводам. С другой стороны, независимая друг от друга политика Кучумовичей держала ясачное и русское население пограничья под постоянной угрозой набегов. И если, например, уфимский воевода с почетом принимал в 1601 году царевича Ишима, ехавшего в Москву с ознакомительными целями ("видеть государево жалованье"), то в Тюмени ожидали враждебных действий со стороны Алея.
Претендовали ли потомки Кучума на утраченное отцом наследство? Возможно, но вот реальных сил вернуть его у них не было. Кочевые юрты отдельных царевичей редко превышали одну-две сотни мужчин. И тем не менее в течение полувека Кучумовичи являлись серьезным дестабилизирующим фактором на южных границах от Уфы до Томска. Передвижения и намерения беспокойных царевичей постоянно отражались в переписке воевод пограничных городов. И потому рефреном жизни западносибирского фронтира слышатся слова тюменских воевод, которые на вопрос своего туринского коллеги, ожидать ли набега Алея, ответили так: "И то, господине, кому мочно ведате, чаять ли Алеева приходу или не чаять. Как, господине, без опасу жите, всегда надобе береженье".
В своей антирусской политике Кучумовичи старались - и небезуспешно - использовать военные силы ногаев и калмыков. Отдельные ногайские мурзы и беки, несмотря на отдаленность кочевий, время от времени участвовали в грабительских набегах царевичей. Но более серьезной опасностью стали калмыки, прикочевавшие к южным границам Западной Сибири в конце XVI века. Их присутствие тут же почувствовали западносибирские татары и башкиры, у которых калмыки захватывали пастбища, пленных, имущество и скот.
К 1616 году Алей все же попал в русский плен, был пожалован поместьем в Ярославле, где жил, сохраняя титул "царя сибирского", до начала царствования Алексея Михайловича. Среди "бродячих царевичей" (по выражению одного источника XVII века) старшим остался Ишим. Но и он начал склоняться к мысли о принятии русского подданства и в 1616 году обратился с соответствующей просьбой в Москву. Через год тобольские служилые люди отыскали Ишима в степях, чтобы вручить царскую грамоту с благосклонным ответом. Но за это время Ишим успел жениться на дочери калмыцкого тайши, заручиться его поддержкой и вместе с калмыками "повоевать Уфинские волости и людей поймать в полон многих". Причину враждебных действий он объяснил так: "Тех волостей люди его холопи, и он их для того и воевал. Да и вперед ему уфинские и сибирских городов волости и люди воевате". За высокомерным заявлением царевича проглядывает явная надежда вернуть под свою власть бывших подданных сибирского хана, добавив к ним и башкир. Речь шла в первую очередь о тюркоязычном населении Западной Сибири, известном под собирательным именем сибирских татар.
С началом присоединения Сибири татарское население разделилось на две категории. Первую - меньшую числом - составили "юртовские служилые татары", не платившие дань. Под этим названием скрывались "мурзы, мурзичи и князцы", татарская племенная и военная знать, довольно легко перешедшая на службу московскому государю при первых поражениях Кучума.1 Вассальная "неверность" татарской знати объясняется легко. Достаточно вспомнить, что сам Кучум был пришельцем и только после длительной борьбы захватил власть в Сибирском юрте. Уже в 1598 году, во время последнего похода на Кучума, воевода А. Воейков настолько доверял служилым татарам, что поручил отдельную операцию отряду, составленному из 40 казаков и 60 татар. Служилые татары в XVII веке имелись в составе гарнизонов Тобольска, Тюмени и Тары; в 1630 году их насчитывалось 378 человек, в конце века - 429. Вторая категория - татары ясачные, платившие дань.
Призывы Кучумовичей к татарскому населению Западной Сибири встать на их сторону редко достигали успеха. В то же время слухи о "шатости и измене" среди татар постоянно не давали покоя русской администрации. Любопытен случай, когда в противоположных лагерях оказались родные братья. В 1605 году ясачный татарин Бекбаклуй Барашев сообщил тюменскому воеводе об измене брата Янгузы, который, оказывается, был лазутчиком Алея и агитировал жителей Терсяцкой волости отъехать в кочевья царевича. Доносить на родного брата, конечно, нехорошо. Но Янгуза и его сообщник заманили сначала Бекбаклуя на звериные промыслы, ограбили, связали, а затем уже поведали о своей шпионской деятельности. Хитрый Бекбаклуй пообещал забрать семью и примкнуть к Алею, а сам прямиком отправился к тюменским властям. Возможно, он обиделся на брата, а возможно, его не прельстила перспектива опасной для небольших объединений кочевников жизни в степях.
Конечно, случаи бегства отдельных татарских родов и даже целых волостей от русского подданства имели место, в чем была виновата в первую очередь воеводская администрация и представлявшие ее служилые люди (их страсть к наживе за счет инородческого населения, увы, хорошо известна). Но далеко не всем нравилась и "вольная" жизнь под властью наследников Кучума. В 1628 году великому государю изменили татары пограничного Тарского уезда: около 400 человек отдались под покровительство Аблая Ишимовича, который в союзе с калмыками начал против Тары военные действия. Но уже через два года русским властям стало известно, что рядовой состав "изменников" недоволен как Аблаем, так и калмыками и постепенно возвращается на прежние места. К середине века симпатии тарских татар стали еще определенней. В своей челобитной, отправленной в Москву, они жаловались на набеги калмыков, просили предпринять ответные меры и уверяли, что "они-де, твои государевы ясачные татарове... за тебя, государя, готовы головы свои положите, а нежели им бите с женами своими и с детьми в неволе у калмыцких людей".2 К аналогичным выводам пришли вскоре и башкиры, часть которых во время знаменитого башкирского восстания 1662-1664 годов нашла новых сюзеренов в лице калмыцких тайшей и связанного с ними царевича Кучука (сына Аблая).3
Башкирское восстание стало для принявших в нем участие Кучумовичей последней надеждой на возрождение Сибирского ханства. Помимо разжигания антирусских настроений среди башкир Кучумовичи пытались поднять на восстание зауральское ясачное население - татар, хантов и манси. Во время общего выступления летом 1663 года планировалось захватить города и перебить их гарнизоны. Претендент на престол (видимо, Девлет-Гирей) намеревался править "всей Сибирью" из Тобольска. Все это было известно ясачному ханту А. Конжикову, что удостоверяют факты "подрывной" деятельности агентов царевичей. И когда в 1662 году башкиры начали войну против зауральских слобод, к ним присоединились местные татары и манси. Видимо, даже мирная деятельность русского населения по земледельческому освоению края не могла не ущемлять интересы народов, которые до прихода русского крестьянина распоряжались землей в соответствии со своими хозяйственными традициями. И детому во время восстания запылали в первую очередь крестьянские дворы и слабо защищенные сельские слободы.
Активное строительство слобод в Зауралье и "сползание" крестьянской колонизации к югу началось с середины 20-х годов XVII века. И почти сразу же начались набеги на крестьянские поселения. Например, в 1634 году два Кучумовича со "многими калмыцкими людьми" совершили рейд под Тюмень и"пошед от города похвалялись приходите на слободы войною".4 Архивные материалы сохранили сведения о нехитрой организации обороны слобод и острогов. Из сибирских центров каждый год посылались посменно по 20-30 казаков и стрельцов в крупные поселения. На постоянное жительство в мелкие слободы и острожки пробирались так называемые беломестные казаки. Воеводы были вынуждены вооружать даже пашенных крестьян.5
Единственной защитой для крестьян служили слободские острожки - небольшие деревянно-земляные укрепления со стенами. Ставились они, как правило, вокруг государевых житниц и церквей. Вот выдержка из документа 1666 года, автором которого был стрелецкий десятник, один из защитников Арамашевского острога: "А с полуденную сторону поставлена городовая стена в логу низко, и с поля воинским людям в остроге видать всех людей до одного человека... А подле стены гора высокая, от острогу до горы сажен только с 15. А как воинские люди учнут приступать, и с тое горы стрелы дойдут середи острогу, или телегу с огнем под стену пустят, нарядя, и от огня стену отнять будет нельзя, потому что татаровя будут на горе высоко".6
Военные действия между оседлой Русью и ее степными соседями велись по отработанному веками сценарию: кочевники совершали набеги летом, а русские отряды шли в степь ранней весной, когда кочевая сила была наиболее ослаблена и рассредоточена. Приведем отрывок из документа, почти не изменяя его стиль. События относятся к 1664 году.
"...26 апреля. Ездили на свою старую разоренную заимку 7 крестьян. Наехали на них 20 татар, случился бой, 4-х крестьян убили, а 3 прибежали в Невьянский острог.
8 мая. Прибежал в Мрбитскую слободу крестьянин В. Михеев, привез убитого сына Никиту. Был сын в лесу, дрова сек, когда наехали на него трое татар.
11 мая. Наехали татары на 3-х ирбитских крестьян, начали их стрелять. Двое крестьян были на конях, но без оружия, и они от тех татар убежали в деревню. А Сергушка Суслов был с луком, без лошади, и он, бегучи, от татар отстреливался и, ранен, забежал в болото. В ту же пору набежали из деревни крестьяне, выручили его.
14 июня. Приезжали к Пышминской слободе татары, две деревни погромили, рогатый скот и овец, прикололи да 'ристрелили, последних коней отогнали.
15 июня. Приехали в деревню к В. Завьялову 10 человек татар и сожгли 4 двора. А люди той деревни сбежались в один двор и сидят в осаде..."7
Было бы несправедливо утверждать, что страдающей оказывалась исключительно русская сторона. Русские отряды также громили кочевья царевичей и калмыков. Например, в 1607 году при нападении на ставку Алея в плен попала его жена и дети, которых он в течение двух дней безуспешно пытался отбить. В 1661 году тобольский отряд разбил Девлет-Гирея, едва не попавшего в плен. Жестокостью отличался карательный поход 1664 года на зауральских башкир.
Не хотелось бы заканчивать статью "воинственной" темой. История - это множественность истин, и важнее не "притирать" их друг к другу задним числом, а попытаться понять, как они возникали, когда и для кого представляли ценность. Понимание - уже важный шаг к сознанию, ориентированному на компромиссное человеческое общение любого уровня.
А что же Кучумовичи? Честно говоря, судьба потомков Кучума интересовала нас только как фрагмент российской истории, связанный с первыми десятилетиями освоения Западной Сибири. Безусловно, при ином подходе - востоковедческом или историко-генеалогическом - беспокойные царевичи имеют право на большее внимание.
Примечания.
1. Бахрушин С. В. Сибирские служилые татары в XVII в. // Бахрушин С. В. Научные труды. М., 1955. Т. III. Ч. 2. С. 151-175.
2. РГАДА. Ф. 214. Д. 1056. Л. 277.
3. Устюгов Н. В. Башкирское восстание 1662-1664 гг. // Исторические записки. М., 1947. Т. 24. С. 93-94.
4. Миллер Г. Ф. История Сибири. М.-Л., 1941. Т. II. С. 416-417.
5. РГАДА. Ф. 214. Д. 1673. Л. 36-38.
6. Там же. Ф. 1111. Оп. 1. Д. 101. Л. 20.
7. Там же. Д. 128. Л. 60, 127, 128, 190, 199.