(no subject)
Ну вот, кое-что дописав, кое-что подправив, публикую черновой, но уже гораздо более чёткий рассказ, который - по сути - цикл миниатюр.
Виктория Орти
В двух словах
(ничто и всё)
Вступление земное
Началось просто. Просто до неприличия просто - такие вот масло-масляное, песня-песенная. Я решила купить апельсины, молоко, творог «рекотта», укроп и клубнику. И купила всё по списку - апельсины, молоко, творог «рекотта», укроп и клубнику, пару килограммов куриных грудок, несколько упаковок лимонных вафель, две рыбины лосося, ривьоли, творожный тортик, паштет, две кофейные чашки, милое блюдечко для фруктов, ну, и килограммов десять чего-то там, всё и не упомнить… - поэтому пришлось взять такси. На подъезде к дому я запланировала - расплачиваюсь, улыбаюсь таксисту, выхожу, открываю багажник, достаю пакеты, ставлю их на землю, такси отъезжает. А дальше что? - спросил мой бедный разум несчастную плоть. А дальше я умру, обречённо ответила плоть. Потому что поднять всё это, ненужное и никчемное, на третий этаж, я не смогу. Разум замолчал и порадовался собственной живучести.
Я так чётко представила собственную смерть, что, вытащив пакеты из багажника, застыла, не сумев сделать даже первый пробный шаг - ведь это был шаг навстречу тому, к чему я не спешила. Делов-то! Нужно было поднять эти килограммы и попытаться преодолеть пару-тройку ступеней, а дальше сердце проделало бы оставшуюся работу. Точнее - объявило бы забастовку. И вот - в этот самый миг он и подошёл. Мне-то почудилось, что он очутился рядом одновременно с тем, что выговорил ты ведь не сможешь поднять всё это на третий этаж, сама вот говоришь - умру-не подниму. Взял мои пакеты и понёс. Я топала по ступенькам, ведущим наверх, топала и думала топ-топ, так-так, вот оно что, ага, значит - вот оно что… Он поставил ношу около дверей квартиры, улыбнулся, сказал умирать тебе не стоит, по крайней мере из-за покупок и ушёл.
Началось просто, я ведь уже сказала об этом в самом начале.
Какие небесные часы отсчитали время от этого начала и до пространства, в котором я пытаюсь перевести на земной язык эти годы? Какой маятник качнулся и разбил мою тамошнюю реальность на кванты? Какая разница! - главное - что я внесла пакеты с продуктами в квартиру, села и сказала пожалуй, мне это по душе, я готова к продолжению…
Вступление неземное
Череда миров ждала меня. Ждала-не-ждала, но нам пришлось встретиться. Кому-то очень захотелось нас познакомить. Впрочем, не исключено, что знакомство было вынужденным - ведь я собиралась сказать я знаю всё, а такие глупости чреваты, Вавилон-то любит новеньких. Но Вавилон не дождался, я была принята в объятья, о которых и не мечтала, согрета огнём, в котором многие сгорели, вернулась оттуда, откуда не бывает возврата. Почему? А потому что я была приучена возвращаться на круги своя и ни разу, вы слышите, ни разу не взбунтовалась.
1
Поляна, которую не обойти
Гм, сказала я себе, гм. Ну и история, влипла. Знать бы ещё - дальше-то что? И куда?
Полянка как полянка. Сразу за водоёмом, в котором бултыхается малышня. А полянка-то безразмерная. Безграничная какая-то полянка, ага. Я барышня любопытная, пошла пределы оглядывать. А тут - они. Нет, она. Нет, он. Нет, они. Потому что это были спаянные она и он. Не спаренные, нет, спаянные. И шли синхронно. Хотя и не шли вовсе. Они скользили над землёй, делая вид, что идут. Мощные. Одетые в белое, падающее свободно - от макушки и до... не знаю чего там у них в самом низу, но про пятки и не подумала. Н-да. Левое плечо покрылось мурашками, будто бы зимним сквозняком обожгло. Она посмотрела на меня. Он-то оглядывал пространство другой стороны. Вот тут я вспомнила, что где-то уже видела этот остренький абрис, но где - не смогла. Да и испугалась так, что имя своё не вспомнила бы.
В этот момент баритон кого-то там за правым плечом спокойно произнёс ну вот, теперь ты можешь выбрать всё, что захочешь, для тебя - всё и все.
И пошло-поехало! Всё мне не хотелось, потому что я не умею водить машину, не люблю больших пустых домов, одежда - не в моём вкусе, еда - чужая, а прочее - слишком громко, блескуче, вычурно, безвкусно, обильно, глупо. Что касается всех, то я, увидев толпу, растерялась и скуксилась. Слишком много придуманных лиц, наигранных улыбок, вымученного веселья, перебор чего-то, о чём я и думать не умею. Но эти маски говорили нам бы лишь видеть тебя счастливой, тянулись ко мне, роняя нежные слова, и я поддалась. Улыбнулась и тихо проговорила а почему бы нам не посмотреть фейерверк и не поесть взбитых сливок с клубникой...
И тут же, слышите, тут же, у всех появились вазочки с белым озерком и кровавым островком посерёдке. Они ели слишком сосредоточенно. Слишком уж исполнительны были их глаза, рты, руки. Фейерверк, выдохнула я, сейчас ведь у нас по плану фейерверк? Праздновать будем? И вытащила маленькое зеркальце, которое придумала сама. Из зеркальца смотрело лицо. Моё. Только кожа была полуистлевшей, всех делов. Э, нет, шепотнула я любящим меня маскам. Вот уж нет, повторила. Они и исчезли в момент.
А баритон кого-то там отчётливо и по-чиновничьи бодро сказанул - записываю: "она отказалась".
2
Та самая
И кто, ёпрст, может терпеть этот страшный сладковатый и тягучий запах? Кто в силах выдержать грязный тускло-оранжевый цвет пейзажа? Кто не содрогнётся, проходя мимо мёртвых деревьев, застывших после агонии и ужаса последних минут?
Ну да, есть там одна, есть. Та самая. Ей - в радость.
Волосы у неё - цвета пейзажа, запах её - такой же, руки - сродни веткам деревьев, мёртвых деревьев.
Попавшим на её территорию кажется, что уйти некуда. Что дорога ведёт туда, куда ведёт их та самая. И в тот момент, что они видят невыразимое, вырастающее там, где должен быть горизонт, лишь обречённо вздыхают и идут, идут, идут, опустив глаза, ведь нельзя посмотреть на того, к которому ведёт та самая и не сойти с ума. Они всё одно сойдут с ума в тот момент, что станут частью того, к которому ведёт та самая, но и секунда до этого кажется вечностью. Последней счастливой вечностью.
А я знаю секрет.
Всё, что нужно - это суметь отвернуться в тот момент, когда глаза той самой встретятся с вашим взглядом. А дальше - легче. Сначала отвернуться, потом - просто свернуть с дороги туда, куда ведёт та самая, к тому, которому...
И та самая исчезнет, утянув за собой и долину, и того, к которому вела...
3
Мир, в котором голос
Этот мир я люблю больше всех-всего-всегда.
Да и кто бы не полюбил его, отчаянно и истово, в тот момент, что оказался оставлен, один на один, с белым светом, отражающим всё вокруг. В первый раз я застыла, огорошенная, и спросила Ты где? Ответа не было. Тогда я села на берегу моря, сливавшегося в единое со мной, берегом, небом, и заплакала. Было невыносимо. Я знала о том, что это будет невыносимо, но не понимала, что невыносимо до такой степени - он, этот свет, заставлял лучиться и меня, а я не была обучена простой науке - науке отдачи.
Сейчас нужно было бы написать и тут я услышала голос.... Нет, оставьте глупые книжки о детских фантазиях, создающие никчемные миры, отставьте их! Голос не звучит, он просто появляется внутри. Сливается с дыханием, проникает в поры. Пойди теперь разбери - где ты, а где не ты. Да и неохота разбирать-то, кому они нужны, кирпичики мироздания, да пребудет цельным, пусть знает - я смогла принять и впитать.
Я заплакала. И только поэтому смогла возвращаться… снова и снова.
4
Старуха по имени Сара
В тот момент, что её ввели и бережно помогли подняться на возвышение, я оглядела всю, стараясь запомнить. Божтымой, выговорил мой рот, Божтымой, сколько же ей лет? Это ведь не одежда на ней, это тряпьё, какое-то нечеловеческое тряпьё. Я и не видывала подобного, казалось - куски ветхой ткани были намотаны на то, что нельзя было назвать телом. Божтымой, что же это с ней случилось-то, Божтымой? Рот не мог заткнуться, и я надкусила печёный рогалик, взятый во время фуршета. Мы праздновали начало курса, а я, как всегда начала трепаться о планах и забыла про еду. Прихватила рогалик перед входом в зал, вот и пригодился.
Она начала говорить. Неторопливо, тихо, по-старчески. Она рассказывала про то, как в её времена говорили про Него, про то, что муж и не знал поначалу - за что именно ему выпала такая честь, почему именно они должны отвечать за стольких идущих вослед.
Соседка слева, закутанная в чёрное, насмешливо проронила что-то, что я и не расслышала. Она замолчала. Посмотрела в нашу сторону. Будто бы чудовищный зумм увеличил лицо, я увидела каждую морщину, каждое пятно на её коже и снова подумала Божтымой, как же она чудовищно стара. И в этот самый момент глаза старухи наполнились светом. Он мог и возродить, и уничтожить. И соседка всё поняла, в ту же секунду отвела взгляд. Поняла и я, но - наоборот - всматривалась, любовалась, запоминала.
… Мы вышли наружу. Этот мир был создан специально для старухи, я поняла это в тот момент, что только глянула на небо - оно было всего лишь фоном для звёзд.
5
Ничто и всё
Ничто за прозрачными стенами было абсолютным. Не было ничего, даже пустоты. Я никогда до этого не видела ничто, но не испугалась, ведь напротив меня стоял лучший смотритель мироздания, первый номер после Него.
... после приглашающего жеста я подошла к экрану. Отчего я решила, что это экран? Не знаю, не знаю. Прямоугольник, совсем небольшой, чёрный, толщиной с лист - висел в воздухе непонятно как, да мне и было не до того.
Тем более что я была стремительно втянута экраном и выброшена в то самое ничто. Я успела представить себя в виде замёрзшей тушки, от которой отваливаются кусочки и превращаются в космический мусор, но на этом всё закончилось. Вся предыдущая жизнь, весь опыт, все любови и нежности, горести и радости, обиды и прощания. Я исчезла, растворилась, стала ничем, видела себя со стороны, прижавшуюся к прозрачным внешним стенам сферы, но существовала в мириадах точек одновременно, была и частью, и целым, живым и мёртвым, молчащим и поющим, прошлым и настоящим. Я поняла всё. То, что раньше казалось надзором, оказалось опёкой, любовь оказалась милосердием, а наказание - любовью. Как тяжело, Г-споди, как тяжело, какое бремя, Г-споди - выговорила вослед нежности, растекающейся по нервам.
И вот тут я поставлю точку. Ибо не дано рассказать.
Послесловие
Когда вся грязь нашего мира уйдёт вниз, а мы поднимемся на ступеньку выше, то там, внизу, змей снова расскажет про запретное дерево. А мы неторопливо оглядим экран за спиной и улыбнёмся.
Ибо нам будет разрешено оглянуться.
И улыбнуться, глядя на новеньких и растерянных, которых нам предстоит опекать...
Но я прошу о небольшом одолжении - о разрешении подойти к молодой женщине, стоящей рядом с ненужными покупками, и просто помочь ей подняться по ступеням.
Пусть она станет идущей мне вослед.