О предполагаемыхъ Государемъ конституціонныхъ преобразованіяхъ послѣ Великой войны

May 02, 2010 01:32



Практически все исследователи ... до сих пор сохраняют, как ни странно, (одни вероятно, по нежеланию, а другие по боязни увидеть очевидное) единодушное молчание по поводу предполагаемых Государем преобразованиях России в послевоенное время, хотя материалы для этого имеются.


Имеем в виду прежде всего вот это место из воспоминаний А. А. Вырубовой (1884 + 1964), изданных в 1922 г.:
«Помню, какъ въ то время (рѣчь идетъ о концѣ 1916 г.) Онъ [Государь] нѣсколько разъ упоминалъ о будущихъ перемѣнахъ конституціоннаго характера. Повторяю, сердце и душа Государя были на войнѣ; къ внутренней политикѣ, можетъ быть, въ то время онъ относился слишкомъ легко. Послѣ каждаго разговора онъ всегда повторялъ: «Выгонимъ нѣмца, тогда примусь за внутреннія дѣла!» Я знаю, что Государь все хотел дать, что требовали, но - послѣ побѣдоноснаго конца войны. «Почему, - говорилъ онъ много-много разъ и въ Ставкѣ, и въ Царскомъ Селѣ, - не хотятъ понять, что нельзя проводить внутреннія государственныя реформы, пока врагъ на русской землѣ? Сперва надо выгнать врага!»[1] .

Но если в воспоминаниях Анны Александровны эти предполагаемые Государем преобразования выглядят расплывчато, то приведенные в воспоминаниях одного из известных участников попытки спасения Царственных Узников корнета С. В. Маркова более конкретные сведения об этом (со ссылкой на Ю. А. Ден (1885 + 1963) - ближайшую, подобно Вырубовой, личную подругу Императрицы) выглядят более впечатляюще. Вот эти строки:
«Изъ-за того, что Государь пытался охранять основы Самодержавія, совершенно не слѣдуетъ, что Онъ не считался съ необходимостью для Россіи конституціонныхъ реформъ. Государь не считалъ для себя возможнымъ дать Россіи конституцію, какъ я уже писалъ, какъ въ силу присяги на вѣрность Самодержавію, такъ и подъ вліяніемъ революціоннаго насилія, и подчинился таковому въ памятные дни марта 1917 года лишь потому, что Россія изнемогала въ борьбѣ съ внѣшнимъ врагомъ. Онъ всеми силами старался предотвратить междоусобную борьбу, въ которой Онъ справедливо видѣлъ крушеніе не только Имперіи, но и всей Россіи. Ю. А. Денъ, жена офицера Гвардейскаго Экипажа, командира крейсера «Варягъ», капитана 1-го ранга К. Е. Денъ, одна изъ наиболѣе близкихъ друзей Государыни, передавала мнѣ, что лично слышала изъ устъ Государя еще до революціи, какъ Онъ въ кругу своей Семьи развивалъ свои предположенія на будущее время. Онъ говорилъ, что двадцатилѣтнее царствованіе и глубокіе переживанія за время войны настолько утомили Его, что единственнымъ Его желаніемъ является довести Россію до побѣдоноснаго окончанія войны и почетнаго славного мира, послѣ чего Онъ предполагалъ удовлетворить насущныя народныя нужды путемъ земельнаго вознагражденія всехъ участниковъ войны, начиная съ инвалидовъ и георгіевскихъ кавалеровъ, провести въ жизнь земельную реформу Столыпина (переходъ отъ общиннаго землевладенія на отрубныя хозяйства), создать особую комиссію по разработкѣ широкой конституціи, принимая во вниманіе всѣ особенности русскаго уклада и быта и въ день совершеннолѣтія Наслѣдника отречься отъ Престола въ Его пользу съ тѣмъ, чтобы начало Его царствованія ознаменовалось дарованіемъ этой реформы, дабы Онъ въ день своего Коронованія былъ первымъ Русскимъ Царемъ, присягнувшимъ на вѣрность конституціи.
Государь считалъ, что народныя массы, оздоровленныя побѣдоносной войной, проникнутыя упоеніемъ побѣды и искреннимъ патріотизмомъ, лучше, чемъ когда-либо, воспримутъ дарованныя имъ права, и конституціонная Россія сдѣлается еще болѣе могучей, чемъ подъ скипетромъ Самодержавныхъ Монарховъ.

Государь былъ увѣренъ, что война окончится въ 1917 году полной побѣдой Россіи и союзниковъ, въ годъ, когда Наслѣднику исполнится двенадцать лѣтъ, а къ Его 18-ти годам, то есть къ 1922 году, Онъ предполагалъ, что всѣ эти подготовительныя работы по реформамъ будутъ закончены, и Онъ сможетъ передать бремя власти Своему сыну.
Иногда Государь высказывалъ желаніе отречься отъ Престола сразу же послѣ войны, передавъ власть Наслѣднику при регентствѣ Своего брата.
Несомнѣнно, что Государь въ своей безграничной любви къ Россіи готовъ былъ для ея счастья, пользы и величія принести любыя жертвы, и во всехъ своихъ мысляхъ и дѣйствіяхъ руководствовался исключительно желаніемъ помочь и быть полезнымъ своей странѣ и управляемому Имъ народу.
Само собой, что Государь, какъ и всякій здравомыслящій человѣкъ, считалъ невозможнымъ проводить во время войны какіе-либо реформы, считая это гибельнымъ для Россіи»[2].

Недавно был обнаружен еще один, третий, источник, который, думается, ставит точки над i в этой истории. Речь идет о письме известного Царского сановника А. Ф. Трепова (1862 + 1928) - члена Государственного Совета (май 1914 - май 1917), члена Особого совещания по обороне (с авг. 1915), управляющего (с окт. 1915), а затем министра (янв. - дек. 1916) путей сообщения, председателя Совета министров (ноябрь - дек. 1916), в эмиграции члена Высшего монархического совета.
Позволим себе привести эту малоизвестную статью полностью:

ПИСЬМО А. Ф. ТРЕПОВА

В парижской газете «Журналь де Деба», в номере от 8 апреля напечатано следующее письмо
б. председателя совета министров А. Ф. Трепова:

«Г. редакторъ!
Я прочиталъ въ номерѣ отъ 3 апрѣля «Журналь де Деба» выводы изъ «Воспоминаній г. Рибо». Было бы, конечно, преждевременно дѣлать какую-либо оцѣнку этимъ воспоминаніямъ, пока не ознакомишься съ ними полностью. Сложность той эпохи, къ которой они относятся, дѣлаетъ ихъ очень интересными; этотъ интересъ возрастаетъ въ отношеніи того, что относится къ событіямъ въ Россіи. Съ другой стороны, люди, которые принимали участіе въ политической жизни страны, обязаны быть особо сдержанными, чтобы вслѣдствіе поспѣшныхъ заключеній не впасть въ ошибки. Это заставило бы меня въ данное время молчать. Тѣмъ не менѣе я считаю своимъ долгомъ выступить, чтобы не дать укрѣпиться заявленію со ссылкой на меня въ отношеніи взглядовъ Его Величества Императора Николая II на внутреннее положеніе въ его странѣ. Судя по нѣкоторымъ фразамъ, которыя г. Рибо взялъ изъ телеграммы французскаго посланника, выходитъ, что Императоръ, по моимъ словамъ, былъ готовъ скорѣе на самыя жестокія мѣры противъ народа, чемъ уступить требованіямъ внутреннихъ реформъ. Несомнѣнно, что такое толкованіе отдѣльной фразы было бы невозможно, если бы былъ налицо весь текстъ телеграммы такого всегда хорошо освѣдомленнаго человѣка, какимъ являлся г. Палеологъ.

Въ дѣйствительности же, разъ ужъ вопросъ объ этомъ поднятъ, вотъ какое мнѣніе въ это время (6 января 1917 г.) на указанный вопросъ имѣлъ мой Государь. Императоръ отдавалъ все свое вниманіе войнѣ и считалъ, что Россія должна напрячь всѣ свои силы, какъ моральныя, такъ и физическія. Въ то же время Его Величество отдавалъ себѣ полный отчетъ въ необходимости широкихъ внутреннихъ реформъ и нѣсколько разъ говорилъ мнѣ объ этомъ, видя во мнѣ сотрудника, искренно раздѣляющаго всѣ его планы. Разногласіе касалось только оцѣнки тогдашняго внутренняго положенія.

Царь былъ больше, чемъ я, увѣренъ въ прочности общественнаго порядка. Онъ не считалъ возможнымъ приступить къ реформамъ до тѣхъ поръ, пока война не закончится полной побѣдой. «Не мѣняютъ лошадей, - говорилъ онъ, - во время переправы черезъ бродъ; русскій народъ по своему патріотизму понимаетъ это и терпеливо подождетъ до окончанія войны; только отдѣльныя группы населенія обѣихъ столицъ желаютъ волненій; интересы народа не совпадаютъ съ ихъ вожделѣніями, и, если эти группы будутъ подстрекать къ безпорядкамъ, ихъ заставятъ успокоиться, хотя бы для этого и пришлось прибѣгнуть къ репрессіямъ. Но я никогда не отвергну того, что можетъ способствовать успѣху войны; внутреннія же реформы будутъ проведены позднѣе и въ томъ направленіи, которое лучше удовлетворитъ интересы подлиннаго народа. Я увѣренъ, что народъ пойметъ, что я не преслѣдую личныхъ цѣлей и что я правъ, не желая поддаваться въ настоящее время домогательствамъ нѣсколькихъ лицъ, которыя ищутъ удовлетворенія ихъ личныхъ политическихъ интересовъ или интересовъ ихъ партій. Это было бы проявленіе крайней слабости и это повредило бы общимъ интересамъ, которые преслѣдуются въ вооруженной борьбѣ и для которыхъ, я повторяю, надо безъ остатка напрячь всѣ силы государства. И, наконецъ, до окончанія войны нѣтъ никакихъ серьезныхъ основаній опасаться за внутреннее положеніе».

Вотъ какъ разсуждалъ Императоръ, вѣря въ свой народъ, силу сопротивленія котораго онъ переоцѣнивалъ. Очевидно, что ни на одинъ моментъ не могло возникнуть вопроса о томъ, чтобы «повесить половину Россіи*» и слѣдовательно я, въ качествѣ предсѣдателя Совѣта министровъ, не могъ сообщить французскому посланнику о подобной фразѣ. Здѣсь какое-то недоразуменіе. Мое расположеніе въ отношеніи Франціи, а также личныя тѣсныя отношенія, существовавшіе у меня съ г. Палеологомъ, дѣйствительно побуждали меня бесѣдовать съ нимъ въ должныхъ границахъ, даже о внутреннемъ положеніи въ моей странѣ. Я, дѣйствительно, не скрывалъ отъ него моихъ опасеній въ отношеніи излишней увѣренности Императора въ невозможности серьезныхъ волненій до окончанія войны. Но я не могъ идти дальше въ этихъ разговорахъ. Съ Государемъ я былъ откровененъ до конца. Я видѣлъ ясно, что начинается революція, которая повлечетъ Россію на дно пропасти. Я совсемъ не скрывалъ своего мнѣнія отъ Государя. Я ему говорилъ, что всегда революціи дѣлались въ городахъ, а не въ деревняхъ, которыя были вѣрны. Я настаивалъ на немедленномъ проведеніи нѣкоторыхъ мѣръ, которыя должны, съ одной стороны, упрочить безопасность, а съ другой стороны - удовлетворить умѣренныя требованія лучшей части политическихъ людей, даже изъ среды оппозиціи. Я видѣлъ, что время не ждетъ и что вожаки революціи, подстрекаемые и поддерживаемые извнѣ, понимаютъ, что для достиженія ихъ цѣлей - разрушенія режима и Россіи - надо использовать время войны; ибо будетъ слишкомъ поздно послѣ неизбѣжной побѣды. Все было напрасно; благородная вѣра Императора въ свой народъ оказалась сильнѣе, и эта невозможность его спасти заставила меня оставить власть, которую я не могъ использовать такъ, какъ того требовали сложившіеся обстоятельства, которыя я учитывалъ. Я не нашелъ необходимыхъ словъ, чтобы убѣдить въ несчастіяхъ, которыя надвигались, и я не получилъ счастья спасти свою Родину и своего Царя. Императоръ любилъ слишкомъ горячо свой народъ, чтобы повѣрить, что онъ можетъ быть вовлеченъ въ революцію въ то время, когда побѣда являлась вопросомъ нѣсколькихъ недѣль. Россія этого не знала и была раздавлена тяжестью, которая оказалась слишкомъ тяжелой. Исторія ярко освѣтитъ величіе души и благородство чувствъ Императора-Мученика. Я чту его память и не могу оставить безъ объясненія слова, которыя мнѣ приписаны и которыя могли быть истолкованы въ неблагоприятномъ смыслѣ»[3].
<...>

Приведенные выше факты подтверждал в своей книге и ген. М.К.Дитерихс (Т.II. С.35): «Покойный генералъ Михаилъ Васильевичъ Алексѣевъ разсказывалъ, что въ началѣ 1916 года Государь Императоръ, будучи въ Ставкѣ, три дня носилъ при себѣ указъ о дарованіи Россіи конституціи. Въ эти дни Онъ почти не покидалъ своего кабинета и все время въ большомъ волненіи и задумчивости ходилъ по комнатѣ изъ угла въ уголъ. Указъ этотъ не былъ Имъ подписанъ, но какъ-то въ разговорѣ съ Михаиломъ Васильевичемъ Государь сказал: «Я не вѣрю, чтобы конституціонное правленіе принесло благо Россіи. Настоящая тяжелая война требуетъ исключительныхъ мѣръ для поддержанія въ народѣ подъема, необходимаго для побѣды, но народъ никогда не будетъ уважать законовъ, исходящих, можетъ быть, отъ его односельчанъ».

1. Танеева (Вырубова) А.А. Страницы моей жизни. М. «Благо». 2000. 1. 117.
2. Марков С. Покинутая Царская Семья. 1917-1918. с.27-29.
3. Новое время. Белград. 20.04.1924.

Изъ статьи С.Фомина "Матеріалы къ книгѣ «Россія безъ царя». О предполагаемыхъ Государемъ преобразованіяхъ."

Государь

Previous post Next post
Up
[]