(no subject)
Из проповеди:
...сегодняшнее празднование собора новомучеников и исповедников нашей Церкви было установлено в 1918 году. Уже пролилась первая кровь, но едва ли кто-то из участников Собора предполагал, чем обернутся для Церкви и для страны последующие десятилетия.
Нас могут спросить: а справедливо ли выделять этих людей в особую категорию? Ведь любой человек, знакомый с воспоминаниями людей, прошедших 30-к годы, знает, что "церковники" не были исключением. Кажется, лишь один человек был в безопасности. Все остальные - верующие и неверующие, коммунисты и беспартийные, от сапожника до наркома - пребывали в страхе. Любому могли позвонить в дверь, любого могла ждать машина. Зачем же выделять новомучеников и исповедников, попавших в общую мясорубку?
Конечно, невозможно не сострадать ВСЕМ - кого под пытками, на нескончаемых ночных допросах заставляли лжесвидетельствовать против себя и близких, подписывать нелепые обвинения, тем, кто оказывался на морозе, в голоде, невыносимых условиях содержания, тем кто был убит, искалечен, и все же остался жив.
Многие ощущали себя жертвами ошибки или искажения ленинской идеи, даже в застенках продолжая верить в ее правоту. Однако те, чью память мы сегодня совершаем, во многом преодолели сознание жертвы. Они спускались в этот ад, неся свет туда, где его нет, и те немногие, кто выходил на свободу, возвращались с удвоенными силами. Их тихий голос и был голосом свободной Церкви. О. Таврион Батозский, о. Павел Груздев, о. Павел Адельгейм. Многие, сознавая свою ответственность за то, что происходит со страной, уже не воспринимали себя как бессмысленную жертву. "Мы теперь только на это и годимся, чтобы в тюрьмах сидеть", сказал митрополит Кирилл Смирнов патриарху Тихону.
Несмотря на внешнее благолепие, Церковь до революции омертвела, превратившись в подпорку для распадающейся империи. Когда империя рухнула, подпорка перестала быть нужна, превратилась в препятствие. То, что мы называем "религиозным возрождением" есть, во многом, возрождение внешнего благолепия, граничащее с имитацией. Был, к примеру, собор, потом не было, потом появился такой же, не хуже прежнего. Будто и не было ничего посередине. Между тем, глубинных изменений в народном сознании не произошло, потому что не пришло понимание того, ЧТО произошло. "Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что строите гробницы пророкам и украшаете памятники праведников, и говорите: если бы мы были во дни отцов наших, то не были бы сообщниками их в пролитии крови пророков; таким образом вы сами против себя свидетельствуете, что вы сыновья тех, которые избили пророков; дополняйте же меру отцов ваших".
Те, чью память мы празднуем сегодня, хорошо помнили слова Спасителя: "если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленой? Она уже ни к чему негодна, как разве выбросить ее вон на попрание людям". Это то, что произошло с Церковью однажды, и не случится ли еще раз?...
...сегодняшнее празднование собора новомучеников и исповедников нашей Церкви было установлено в 1918 году. Уже пролилась первая кровь, но едва ли кто-то из участников Собора предполагал, чем обернутся для Церкви и для страны последующие десятилетия.
Нас могут спросить: а справедливо ли выделять этих людей в особую категорию? Ведь любой человек, знакомый с воспоминаниями людей, прошедших 30-к годы, знает, что "церковники" не были исключением. Кажется, лишь один человек был в безопасности. Все остальные - верующие и неверующие, коммунисты и беспартийные, от сапожника до наркома - пребывали в страхе. Любому могли позвонить в дверь, любого могла ждать машина. Зачем же выделять новомучеников и исповедников, попавших в общую мясорубку?
Конечно, невозможно не сострадать ВСЕМ - кого под пытками, на нескончаемых ночных допросах заставляли лжесвидетельствовать против себя и близких, подписывать нелепые обвинения, тем, кто оказывался на морозе, в голоде, невыносимых условиях содержания, тем кто был убит, искалечен, и все же остался жив.
Многие ощущали себя жертвами ошибки или искажения ленинской идеи, даже в застенках продолжая верить в ее правоту. Однако те, чью память мы сегодня совершаем, во многом преодолели сознание жертвы. Они спускались в этот ад, неся свет туда, где его нет, и те немногие, кто выходил на свободу, возвращались с удвоенными силами. Их тихий голос и был голосом свободной Церкви. О. Таврион Батозский, о. Павел Груздев, о. Павел Адельгейм. Многие, сознавая свою ответственность за то, что происходит со страной, уже не воспринимали себя как бессмысленную жертву. "Мы теперь только на это и годимся, чтобы в тюрьмах сидеть", сказал митрополит Кирилл Смирнов патриарху Тихону.
Несмотря на внешнее благолепие, Церковь до революции омертвела, превратившись в подпорку для распадающейся империи. Когда империя рухнула, подпорка перестала быть нужна, превратилась в препятствие. То, что мы называем "религиозным возрождением" есть, во многом, возрождение внешнего благолепия, граничащее с имитацией. Был, к примеру, собор, потом не было, потом появился такой же, не хуже прежнего. Будто и не было ничего посередине. Между тем, глубинных изменений в народном сознании не произошло, потому что не пришло понимание того, ЧТО произошло. "Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что строите гробницы пророкам и украшаете памятники праведников, и говорите: если бы мы были во дни отцов наших, то не были бы сообщниками их в пролитии крови пророков; таким образом вы сами против себя свидетельствуете, что вы сыновья тех, которые избили пророков; дополняйте же меру отцов ваших".
Те, чью память мы празднуем сегодня, хорошо помнили слова Спасителя: "если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленой? Она уже ни к чему негодна, как разве выбросить ее вон на попрание людям". Это то, что произошло с Церковью однажды, и не случится ли еще раз?...