Житие Константина Философа. Начало.
Несколько вдохновившись словами "а почему бы и нет", решил попробовать составить эдакий "комментарий" на что-нибудь древнее и славянское (или русское).
Святитель Иоанн Златоуст как-то сказал, что чтение Священного Писания напоминает кладоискательство - всегда найдешь что-нибудь неожиданное, интересное и ценное. Мне кажется, что это же можно сказать и о нашем наследии. Любая книга святого мужа как древнего, так и современного , похожа на какой-нибудь величественный храм со множеством проходов, комнат, тайников и трудноубиваемых боссов , а комментатор подобен человеку, который заходит в очередную комнату, что-то внезапно видит и он показывает всем остальным - "Эй! гляньте вот сюда! Какая красота! Ой оно на меня смотрит"
Однако, практически неизбежно бывает так, что попадаются читатели и активнее, и умнее комментатора-исследователя. И чересчур бурный и многословный схолиаст , стремящийся показать сразу на все достопримечательности , попадает в ситуацию, когда он в одиночестве воодушевленно носится туда-сюда, время от времени ликующе повизгивая от преизбытка умных мыслей, в то время как остальные участники экспедиции мрачно переглядываются. И кончается это тем, что кипучего кладоискателя все скопом начинают бить, - не потому , чтобы им что-то не нравилось, а просто чтобы он угомонился и дал и другим поисследовать. Или же организуют шашлык с гитарой, а комментатор становится поставщиком заобеденных развлечений - причем единственным, обязательным (сам же взялся) и регулярно понукаемым.
Читателя (за исключением академиков) никогда нельзя считать за идиота и разжевывать ему все до состояния манной каши. Поэтому наиболее приятным мне представляется тот вариант, когда обретя очередную секретную комнату, автор предметно указывает на многообразие сокровищ, предоставляя их личному размышлению читателя, а сам подробно и ясно занимается чем-то одним особенным. Тогда это уже может быть интересным даже тем, кто облазил тут давно все вдоль и поперек - на тот предмет, не пропустил ли он какого-нибудь секретного прохода или тайника.
Выбирал я из двух книг.
Первый - это "Повесть временных лет"- начало собственно русской письменности не в смысле времени появления, а в смысле предмета повествования.
Второй - "Житие святого равноапостольного Кирилла -Константина Философа" это начало славянской письменности вообще - общей с сербами и болгарами.
И тот и другой вариант очень привлекательны в отношении множества вопросов (не только не решенных но частью и никогда даже не рассматривавшихся). Выбор пал все-таки на "Житие св.Кирилла", потому что оно короче, а автор - ленив.
Итак, сегодня мы (скорее всего, под "мы" имеется в виду я и ветер, проносящий по безлюдной пустыне заблудившееся перекати-поле) продолжим исследование преддверия храма - вступления к Житию, которое отчасти (в отношении безалаберного отношения при переводе) мы уже рассматривали в Како чтеши .
В этом исследовании не будет никаких рукописей, разночтений, мнений по поводу автора , эпохи создания, влияния татаро-монгольского нашествия и Екатерины ΙΙ, и прочей белиберды, которыми пусть занимаются те, кому не хочется заниматься самым главным - тем, что же такое написано в книге.
перевод с библиотеки средневековой литературы
"Бог милостивый и щедрый, желая покаяния человеческого, чтобы все были спасены и пришли к познанию истины, ибо не хочет смерти грешников, но покаяния и жизни, хотя бы и был (человек) больше всего склонен ко злу, не позволяет роду человеческому отпасть из-за слабости, поддаться искушению дьявольскому и погибнуть"
На первый взгляд - тут ничего особенного нет - это практически повторение молитвы святителя Иоанна Златоуста перед причащением, в свою очередь взятая из посланий апостола Павла. Всем известная и многим намозолившая ум и язык. Но не в духе истинных кладоискателей проходить мимо - ведь эта штука тут не зря стоит. Надо ее осмотреть - вдруг чего-то необычное.
И тут сразу обнаруживается много непонятного .
Например, мы знаем, что чего Бог хочет - то и случается, и ничего не может случиться из того, чего Он не хочет.
А спасения всех людей (ВСЕХ!) Бог не просто хочет, а жаждет.
А смерти грешников не хочет.
Каким же образом может не произойти то, чего Он жаждет, и произойти то, чего Он не хочет?
Тут полагается сказать , что это потому что у человека свобода воли , которую Он никогда не будет принуждать.
Но тогда получается, что в самом главном - в спасении людей - а мы знаем, что даже одна душа ценнее всего мира - человек могущественнее Бога - своей волей он может сделать так, что не будет то, чего Бог жаждет, и сделать то, чего Бог не хочет.
Какой глубокий и даже опасный проход,
вон, видите - белеется надгробие над могилой неостерегшегося исследователя "Здесь был Ориген" ,а рядом с ним белеют обглоданные кости Пелагия и Кальвина.
Поэтому я ,как начинающий кладоискатель, туда не пойду.
А вот еще один повод для размышлений.
Посмотрите, буквально стоят три слова рядом
Смерть, покаяние и жизнь.
Разумеется, конечно, вечная смерть (т.н. вторая) и вечная жизнь (то есть блаженная)
Покаяние - как среднее состояние между адом и раем , между жизнью и смертью, если не равноценное, то соизмеримое с ними - тоже ждет своего мыслителя и исследователя.
А ведь есть и иное что находится посредине между адом и раем - это наша временная жизнь.
Интуиция подсказывает , что между этими двумя фактами есть глубокая онтологическая связь.
И тут сразу поднимается вопрос о чистилище католиков и причины столь резкого неприятия чистилища нашими святыми.
Хотя казалось бы - в Церкви тоже учат о том, что некоторые по Ее молитвам изменяют свое состояние и по смерти и переходят от смерти в жизнь.
А ведь есть и еще один предмет, который соединяет собой смерть и жизнь - Гроб Господень.
И еще один - Престол Судьи на Страшном Суде
Опять широчайший простор для размышлений о связях этих четырех вещей, стоящих между жизнью и смертью - Престоле Судьи, Гробе Христа, покаянии и временной жизни.
А ведь есть еще и нечто разделяющее жизнь и смерть - пропасть велия из притчи о богатом и Лазаре. Какое отношение она имеет к соединяющему покаянию?
Отдельный коридор ведет в чертог смысла о том, что спасения Бог жаждет всем, не погибнуть - только грешникам, а не отпасть только человеческому роду. В чем разница между "всем" и "человеческому роду"? И как это может быть- ведь спасение и погибель взаимоисключающи, и если спасти жаждет всех, то и не погибнуть должен хотеть всем.
А вы говорите - "ну, тут неинтересно, пошли дальше"
А я обращу внимание опять на особенность русского перевода.
В славянском "наипаче прилежит назлобу", переведено на русский как "больше всего склонен ко злу".
Совершенно разные мысли.
"прилежит на" - это не "склонен". "Склонен ко злу" по славянски - "удобопреклонен на зло"", а "прилежит" - это "старается", "изо всех сил пытается", с привлечением всех сил души.
Склонность ко злу - это потенциальное состояние , желание делать зло. Мы все склонны ко злу. Но многим препятствует Бог, многим совесть, еще большим страх и стыд перед окружающими, и уж совсем неизмеримому количеству лень.
А прилежит человек на зло тогда, когда все препятствия сломаны ,когда он УЖЕ делает, уже творит зло - изо всех сил, со всей любовью, отчаянно ненавидя добреньких идиотов и Бога , совершая самые лютые преступления и мерзости, сжигая все мосты и пути к покаянию.
Русский перевод "Жития Кирилла" такому человеку в немногие минуты прихода в себя не поможет - из него выжат весь целительный сок. Поможет только славянский текст, который говорит, что Бог именно такого совершенно прогнившего в злобе и посвященного в самые лютые сатанинские глубины ЖАЖДЕТ спасти, и приготовил для него покаяние и жизнь.
И слово "наипаче" тут означает крайнюю степень старательного мерзопакостничества и любви к злодеяниям.
Второе интересное место - "не отпасти ослаблением", переведенное как "отпасть из-за слабости". Вроде смысл один и тот же, но в переводе совершенно исчез вектор движения от силы к слабости в слове "ослабления". Потому что тут речь идет о вполне практических вещах, которые для внешних совершенно непонятны, поскольку они с ними никогда не сталкивались на практике.
Думаю, многие - или почти все, живущие в Церкви, испытывали на себе, когда "Бог держит"- не дает совершенно очевидно страстному и грешному человеку впадать в привычные или даже "запойные грехи" . С этим часто сталкиваются в Церкви хронические алкоголики, наркоманы, курильщики - они это переживают физически даже - и сами удивляются - что с ними вдруг стало, что между ними и ставшим второй природой грехом вдруг возникает какая-то стена (у св. пророка Давида она называется "стены Иерусалимские"), препятствующая им легко и доступно "съезжать" на прежнее. Но опять же - все, наверное, испытывали и то, что эта стена иногда (очень редко) стоит долго неизменно и даже усиливается, но в большинстве случаев напротив, тает чуть не с каждым днем, а иногда и с каждым часом, пока наконец не исчезает совсем, и человек снова не плюхается свинкой в то же самое болото . Об этом много у наших святых отцов аскетов написано, что это такое и как помочь.
Вот об этом совершенно практическом моменте и идет здесь речь в предисловии, что Бог, видя ослабление этой ограды, не бездействует, но препятствует разрушению стены и падению "Иерусалима" - души.
И продолжение переведено тоже достаточно неудачно.
"прийти в соблазн неприязнен" и "поддаться искушению диавола"- совершенно разные вещи. И прийти - это не поддаться, соблазн - это не искушение, неприязнен - это не диавол. В общем (очень общем) смысле вроде как похоже, но на деле совсем не то.
О каком "не поддаться искушению диавола" идет речь, когда говорится о человеке, который прилежит наипаче на зло?
Там уже давно все искушения отработали со стопроцентным попаданием и все давно всему поддались.
Тут переводчиков опять подводит то, что для перевода таких книг жизненно необходимо самому быть христианином. В данном случае ключ к пониманию - слова Христа
"невозможно не приити соблазнам, но горе тому, через которого соблазн приходит".
Соблазн - это не искушение , а источник искушения.
В современном русском языке это практически слова-синонимы - "не устоял перед искушением" и "не устоял перед соблазном"- совершенно идентичные фразы.
Но в данном тексте и контексте "приити в соблазн неприязнен" - это не попасть под слово Христово.
Не дойти до того, чтобы самому стать инициатором искушений -т.е. соблазном.
Речь идет о том, что Бог покрывает человека в совершении греха тем, что не дает через этот грех соблазнять других, т.е. стать "носителем вируса", - соблазнителем.
Проще говоря, убитый просто становится трупом, а не встает как "зомби" диавольского воинства.
Воскресить просто убитого проще чем "зомби".