Статья из "Вопросов филологии" № 2 (54) 2016
Оригинал взят у sozecatel_51 в Статья из "Вопросов филологии" № 2 (54) 2016
О чем поет Юродивый
(Смысл и значение образа Юродивого в трагедии А.С. Пушкина «Борис Годунов»)
Борис Куркин
«Тема юродивого» в отечественном литературоведении, на первый взгляд, давно исчерпана. «Юродивый - “глас народа”». Сказать “глас Божий” мешал отечественным теоретикам официальный атеизм советского государства. Нелишне будет вспомнить, чтó писали советские филологи о Юродивом и как оценивали они его место и роль в пушкинской трагедии.
Начнем со старосоветских времен. «Прямым выразителем “народного мнения” является юродивый (сц. XVII), - писал в 1931 году Д.Д. Благой. - Пушкин заставляет своего юродивого бесстрашно бросать в лицо царя убийственную истину». [1, 69-70 ].
В 1937 г. Б.П. Городецкий выскажется еще лапидарнее: «Появление в трагедии Пушкина юродивого объясняется тем, что его Пушкин нашел у Карамзина». [2, 15].
В конце 40-х аналогичную мысль выразил Г. Гуковский, писавший, что Юродивый у Пушкина - «представитель народа, демократической массы... Устами юродивого нападает на царя, проклинает его сам народ» [3, 33].
Против истолкования роли Юродивого как выразителя «мнения народного» выступил в 1977 году критик Ст. Рассадин, давший свою, «революционную», по-своему, интерпретацию образа Николки. «Юpодивый - не голос, не “pупоp” наpода (и тем более автоpа) <...> Он не символ, не функция, не аллегоpия, он настоящий юpодивый, дуpачок Hиколка, дикий и нелепый <...> В темной голове дуpачка - туман, обpывки того, что помнит наpод, но никакой системы» [4, 55].
Получалось, что Пушкин вывел в пьесе умственно отсталого «бомжа» Николку, лишь для того, чтобы грядущие литературоведы могли дополнить его портретом галерею «лишних людей» русской литературы.
«Народного трибуна и обличителя царя» видел в Юродивом известный пушкинист С. Бонди, написавший в начале 60-х годов свой комментарий к «Борису Годунову», помещенный в 10-томном собрании сочинений А.С. Пушкина [5, 568].
«В наивности Юродивого, - писала в начале 70-х годов Н.Ф. Филиппова, - отражается совесть народа и, может быть, в чем-то и мудрость народа. Выражено это в форме религиозных представлений. Объективно же за этим стоит нравственный критерий, представление о добре и зле, определяемое отношением человека к другим людям» [6, 63-64].
А вот академический комментарий профессора Л. Лотман 1996 года: «”Николка Железный колпак” в “Борисе Годунове” - лицо, вымышленное поэтом. В нем “совмещены” черты нескольких исторически описанных юродивых и представлена типичная для юродивых форма поведения… Песня юродивого является авторской стилизацией народных духовных стихов - импровизаций, получивших впоследствии широкое распространение в разного рода сектах. Вместе с тем она близка к народным детским игровым песням, что стилистически оправдано поведением юродивых, носившим игровой и демонстративный характер» [7, 331 - 332]. В сносках проф. Лотман адресует читателя к работам А.М. Панченко и Н.В. Понырко.
Неоднократно высказывалось и мнение о том, что Юродивый Николка - это проекция автора трагедии, одна из масок самого Пушкина.
С недавних пор образу Юродивого стали придавать куда большее значение, заговорили о его «центральной роли в идеологической структуре “Бориса Годунова”». Примером тому стала работа канадского исследователя Д. Клэйтона, вышедшая в 2007 г. [8].
Юродивый Николка, по Клэйтону, - это «пародийная инверсия самого царя» [8, 242]. Путь Юродивого - «это путь, самого Пушкина», и «путь этот заключается в том, чтобы говорить Царям правду, но в аллегорической форме», а «железная шапка Юродивого - не что иное, как пародия на золотую “шапку Мономаха”» [8, 119]. Оставим последнее замечание в стороне: пародию на «шапку Мономаха» можно при желании углядеть при желании во все времена в любом головном уборе.
Автор подчеркивает, что «в соответствии с метапоэтической функцией “Бориса Годунова” три персонажа трагедии - Пимен, Григорий и юродивый - включены в парадигматические отношения. Каждый из них в своем роде творческая личность» [8, 118].
Простим иностранцу квалификацию Юродивого и Пимена в качестве «творческих личностей». Отметим лишь, что задачей их как людей православных было не художество, а стремление быть прозрачным для воли Божией. Не дает никаких оснований для квалификации его как «творческой личности» и самозванец, если разумеется, не понимать под «творчеством» впадение в ересь, служение лукавому и лицедейство и прямой обман.
Что ж, поговорим об Юродивом и начнем с его песенки. Автору неизвестны исследования, в которых бы раскрывался бы ее смысл, зато все помнят ее с детства:
- Месяц светит,
Котенок плачет,
Юродивый, вставай,
Богу помолися!
Следует отметить, что в первом издании трагедии 1831 г. стояло «Месяц едет». То же сохранялось и в первом посмертном издании «Бориса» 1838 года. В рукописной правке поэта, воспроизводившейся в ряде посмертных изданий «Бориса Годунова», стояло «Месяц светит».
Казалось бы, чисто иллюстративная сцена и печальная песенка для взрослых. Однако есть одна тонкость. Существуют сказки о мертвеце, в которых говорится или поется нечто иное, а именно:
Месяц светит.
Мертвец едет
В суворинском издании сочинений А.С. Пушкина 1905 года говорится: «Мы внесли позднейшую поправку рукописи в его песню: «Месяц светит», вместо неуклюжего: “Месяц едет”, тем более, что Пушкин, конечно, знал народное присловье: “Месяц светит, мертвец едет”» [9, 411].
Действительно, первоначально у Пушкина стояло в рукописи «месяц светит», но в самый последний момент оно было заменено на «неуклюжее», по мнению комментатора, «месяц едет».
Сюжет «Месяц светит, мертвец едет» присутствует в русских сказках Забайкалья, Вологодских сказках, быличках, бывальщинах и т.д. Этот сюжет был хорошо известен Пушкину. Его упоминал или пересказывал в своих произведениях П. Катенин (баллада «Ольга» (Из Бюргера) (1816, 1831):
Месяц светит, ехать споро;
Я как мертвый еду скоро.
Поминает известное присловие в своем романе «Обойденные» и Н. Лесков. «Месяц светит, мертвец едет, не боишься ли ты меня, добрый молодец?» - спрашивает героиня этого произведения Дора.
(Продолжение следует)
О чем поет Юродивый
(Смысл и значение образа Юродивого в трагедии А.С. Пушкина «Борис Годунов»)
Борис Куркин
«Тема юродивого» в отечественном литературоведении, на первый взгляд, давно исчерпана. «Юродивый - “глас народа”». Сказать “глас Божий” мешал отечественным теоретикам официальный атеизм советского государства. Нелишне будет вспомнить, чтó писали советские филологи о Юродивом и как оценивали они его место и роль в пушкинской трагедии.
Начнем со старосоветских времен. «Прямым выразителем “народного мнения” является юродивый (сц. XVII), - писал в 1931 году Д.Д. Благой. - Пушкин заставляет своего юродивого бесстрашно бросать в лицо царя убийственную истину». [1, 69-70 ].
В 1937 г. Б.П. Городецкий выскажется еще лапидарнее: «Появление в трагедии Пушкина юродивого объясняется тем, что его Пушкин нашел у Карамзина». [2, 15].
В конце 40-х аналогичную мысль выразил Г. Гуковский, писавший, что Юродивый у Пушкина - «представитель народа, демократической массы... Устами юродивого нападает на царя, проклинает его сам народ» [3, 33].
Против истолкования роли Юродивого как выразителя «мнения народного» выступил в 1977 году критик Ст. Рассадин, давший свою, «революционную», по-своему, интерпретацию образа Николки. «Юpодивый - не голос, не “pупоp” наpода (и тем более автоpа) <...> Он не символ, не функция, не аллегоpия, он настоящий юpодивый, дуpачок Hиколка, дикий и нелепый <...> В темной голове дуpачка - туман, обpывки того, что помнит наpод, но никакой системы» [4, 55].
Получалось, что Пушкин вывел в пьесе умственно отсталого «бомжа» Николку, лишь для того, чтобы грядущие литературоведы могли дополнить его портретом галерею «лишних людей» русской литературы.
«Народного трибуна и обличителя царя» видел в Юродивом известный пушкинист С. Бонди, написавший в начале 60-х годов свой комментарий к «Борису Годунову», помещенный в 10-томном собрании сочинений А.С. Пушкина [5, 568].
«В наивности Юродивого, - писала в начале 70-х годов Н.Ф. Филиппова, - отражается совесть народа и, может быть, в чем-то и мудрость народа. Выражено это в форме религиозных представлений. Объективно же за этим стоит нравственный критерий, представление о добре и зле, определяемое отношением человека к другим людям» [6, 63-64].
А вот академический комментарий профессора Л. Лотман 1996 года: «”Николка Железный колпак” в “Борисе Годунове” - лицо, вымышленное поэтом. В нем “совмещены” черты нескольких исторически описанных юродивых и представлена типичная для юродивых форма поведения… Песня юродивого является авторской стилизацией народных духовных стихов - импровизаций, получивших впоследствии широкое распространение в разного рода сектах. Вместе с тем она близка к народным детским игровым песням, что стилистически оправдано поведением юродивых, носившим игровой и демонстративный характер» [7, 331 - 332]. В сносках проф. Лотман адресует читателя к работам А.М. Панченко и Н.В. Понырко.
Неоднократно высказывалось и мнение о том, что Юродивый Николка - это проекция автора трагедии, одна из масок самого Пушкина.
С недавних пор образу Юродивого стали придавать куда большее значение, заговорили о его «центральной роли в идеологической структуре “Бориса Годунова”». Примером тому стала работа канадского исследователя Д. Клэйтона, вышедшая в 2007 г. [8].
Юродивый Николка, по Клэйтону, - это «пародийная инверсия самого царя» [8, 242]. Путь Юродивого - «это путь, самого Пушкина», и «путь этот заключается в том, чтобы говорить Царям правду, но в аллегорической форме», а «железная шапка Юродивого - не что иное, как пародия на золотую “шапку Мономаха”» [8, 119]. Оставим последнее замечание в стороне: пародию на «шапку Мономаха» можно при желании углядеть при желании во все времена в любом головном уборе.
Автор подчеркивает, что «в соответствии с метапоэтической функцией “Бориса Годунова” три персонажа трагедии - Пимен, Григорий и юродивый - включены в парадигматические отношения. Каждый из них в своем роде творческая личность» [8, 118].
Простим иностранцу квалификацию Юродивого и Пимена в качестве «творческих личностей». Отметим лишь, что задачей их как людей православных было не художество, а стремление быть прозрачным для воли Божией. Не дает никаких оснований для квалификации его как «творческой личности» и самозванец, если разумеется, не понимать под «творчеством» впадение в ересь, служение лукавому и лицедейство и прямой обман.
Что ж, поговорим об Юродивом и начнем с его песенки. Автору неизвестны исследования, в которых бы раскрывался бы ее смысл, зато все помнят ее с детства:
- Месяц светит,
Котенок плачет,
Юродивый, вставай,
Богу помолися!
Следует отметить, что в первом издании трагедии 1831 г. стояло «Месяц едет». То же сохранялось и в первом посмертном издании «Бориса» 1838 года. В рукописной правке поэта, воспроизводившейся в ряде посмертных изданий «Бориса Годунова», стояло «Месяц светит».
Казалось бы, чисто иллюстративная сцена и печальная песенка для взрослых. Однако есть одна тонкость. Существуют сказки о мертвеце, в которых говорится или поется нечто иное, а именно:
Месяц светит.
Мертвец едет
В суворинском издании сочинений А.С. Пушкина 1905 года говорится: «Мы внесли позднейшую поправку рукописи в его песню: «Месяц светит», вместо неуклюжего: “Месяц едет”, тем более, что Пушкин, конечно, знал народное присловье: “Месяц светит, мертвец едет”» [9, 411].
Действительно, первоначально у Пушкина стояло в рукописи «месяц светит», но в самый последний момент оно было заменено на «неуклюжее», по мнению комментатора, «месяц едет».
Сюжет «Месяц светит, мертвец едет» присутствует в русских сказках Забайкалья, Вологодских сказках, быличках, бывальщинах и т.д. Этот сюжет был хорошо известен Пушкину. Его упоминал или пересказывал в своих произведениях П. Катенин (баллада «Ольга» (Из Бюргера) (1816, 1831):
Месяц светит, ехать споро;
Я как мертвый еду скоро.
Поминает известное присловие в своем романе «Обойденные» и Н. Лесков. «Месяц светит, мертвец едет, не боишься ли ты меня, добрый молодец?» - спрашивает героиня этого произведения Дора.
(Продолжение следует)