неужели господу богу не скучно заглядывать каждому школьнику в рот
Часто вспоминаю на фразу "Боженька накажет", бессмертного Корнея Чуковского и его автобиографическую детскую повесть "Серебрянный герб"
Описывается встреча гимназиста с попом.
"Он поворачивает ко мне лохматую голову, и вдруг его чахлые, тонкие губы искажаются ужасом.
- Ты… ты… ты!.. - говорит он, задыхаясь от гнева, и хватает меня за плечо.
Я гляжу на него с изумлением, и тут мне становится ясно, что теперь мне не будет пощады! Потому что пирожок у меня с мясом! Сегодня же, как нарочно, пятница, а Мелетий тысячу раз говорил нам, чтобы по средам и пятницам, особенно великим постом, мы, православные, и думать не смели о мясе, ибо господь бог будто бы обижается, если мы съедим в эти дни кусочек ветчины или, скажем, говядины. Я этому не слишком-то верил: неужели господу богу не скучно заглядывать каждому школьнику в рот! Но Мелетий уверял нас, что это именно так, и горе тому нечестивцу, который сегодня (в пятницу!) дерзнул предстать перед ним с мясным пирожком - нарочно, чтобы поиздеваться над ним, да-да-да!
Непрожеванный кусок этой преступной еды так и застрял у меня в горле.
Я понял, что мне прощения нет и не будет, но все же лепетал механически:
- Батюшка, простите, пожалуйста!
Мне самому его прощение было не нужно, но на Рыбной улице во флигеле, в доме Макри, жила моя мать, молчаливая, печальная женщина, и я знал, что моя ссора с попом будет для нее большим несчастьем.
Всякий раз, когда в гимназии со мной случалась беда, мама брала полотенце, смакивала его уксусом и обматывала вокруг головы. Это значило, что целые сутки она будет лежать без движения, полумертвая, с почернелыми веками и у нее будет болеть голова.
Я готов был сделать все на свете, лишь бы голова у нее перестала болеть.
И вот я бегу за попом и со слезами умоляю его:
- Батюшка, простите меня!
Но по его насупленным белесым бровям, по вздернутому крохотному носику, по искривленной нижней губе я вижу, что тут личная обида, за которую этот человек уже не может не мстить.
- Как христианин, - сказал он, - я прощаю тебя. Как твой духовный отец, я молюсь за тебя. Но как законоучитель я обязан тебя покарать… ради твоего же спасения.
Вокруг собралась толпа. В толпе я увидел Зуева. Он стоял за спиной у Мелетия и с самой простодушной улыбкой обсасывал куриную ножку. Его широкое, мясистое, бабье лицо лоснилось от куриного жира.
Вдруг Мелетий заулыбался, закланялся: к нам, стуча высокими каблучками маленьких щегольских башмачков, подошел Шестиглазый и тотчас же обратился ко мне на своем шутовском языке:
- Слышал, слышал о ваших художествах! Не будете ли вы великодушны пожаловать ко мне… сюда… в рыдальню?"
Обычно я цитирую только фразу, вынесенную в заголовок поста.
Но тут я прочитала и остальное тоже очень и очень злободневно.
Когда я читала это в своем детстве, советские времена, когда хрмы стояли разрушенные, и все что связано с религией производило неясное впечателение высокой духовной культуры, мне казалось что Чуковский малость утрирует.
Похоже, что он ничего не преувеличивал.
Люди одумайтесь!
Бог не какая-то мстительная фигура, которая когорит, ах вы так, тогда я сейчас вам покажу! Тогда он ничем не отличается от вас. Не унижайте его хотя бы такими представлениями.
Да, и мракобесие бывает на всех уровнях. На всех.
Ну, то есть наличие определенного социумом уровне не гарантирует отсутсвие мракобесия.
Что-то тут, конечно, с линейкой не то.
Описывается встреча гимназиста с попом.
"Он поворачивает ко мне лохматую голову, и вдруг его чахлые, тонкие губы искажаются ужасом.
- Ты… ты… ты!.. - говорит он, задыхаясь от гнева, и хватает меня за плечо.
Я гляжу на него с изумлением, и тут мне становится ясно, что теперь мне не будет пощады! Потому что пирожок у меня с мясом! Сегодня же, как нарочно, пятница, а Мелетий тысячу раз говорил нам, чтобы по средам и пятницам, особенно великим постом, мы, православные, и думать не смели о мясе, ибо господь бог будто бы обижается, если мы съедим в эти дни кусочек ветчины или, скажем, говядины. Я этому не слишком-то верил: неужели господу богу не скучно заглядывать каждому школьнику в рот! Но Мелетий уверял нас, что это именно так, и горе тому нечестивцу, который сегодня (в пятницу!) дерзнул предстать перед ним с мясным пирожком - нарочно, чтобы поиздеваться над ним, да-да-да!
Непрожеванный кусок этой преступной еды так и застрял у меня в горле.
Я понял, что мне прощения нет и не будет, но все же лепетал механически:
- Батюшка, простите, пожалуйста!
Мне самому его прощение было не нужно, но на Рыбной улице во флигеле, в доме Макри, жила моя мать, молчаливая, печальная женщина, и я знал, что моя ссора с попом будет для нее большим несчастьем.
Всякий раз, когда в гимназии со мной случалась беда, мама брала полотенце, смакивала его уксусом и обматывала вокруг головы. Это значило, что целые сутки она будет лежать без движения, полумертвая, с почернелыми веками и у нее будет болеть голова.
Я готов был сделать все на свете, лишь бы голова у нее перестала болеть.
И вот я бегу за попом и со слезами умоляю его:
- Батюшка, простите меня!
Но по его насупленным белесым бровям, по вздернутому крохотному носику, по искривленной нижней губе я вижу, что тут личная обида, за которую этот человек уже не может не мстить.
- Как христианин, - сказал он, - я прощаю тебя. Как твой духовный отец, я молюсь за тебя. Но как законоучитель я обязан тебя покарать… ради твоего же спасения.
Вокруг собралась толпа. В толпе я увидел Зуева. Он стоял за спиной у Мелетия и с самой простодушной улыбкой обсасывал куриную ножку. Его широкое, мясистое, бабье лицо лоснилось от куриного жира.
Вдруг Мелетий заулыбался, закланялся: к нам, стуча высокими каблучками маленьких щегольских башмачков, подошел Шестиглазый и тотчас же обратился ко мне на своем шутовском языке:
- Слышал, слышал о ваших художествах! Не будете ли вы великодушны пожаловать ко мне… сюда… в рыдальню?"
Обычно я цитирую только фразу, вынесенную в заголовок поста.
Но тут я прочитала и остальное тоже очень и очень злободневно.
Когда я читала это в своем детстве, советские времена, когда хрмы стояли разрушенные, и все что связано с религией производило неясное впечателение высокой духовной культуры, мне казалось что Чуковский малость утрирует.
Похоже, что он ничего не преувеличивал.
Люди одумайтесь!
Бог не какая-то мстительная фигура, которая когорит, ах вы так, тогда я сейчас вам покажу! Тогда он ничем не отличается от вас. Не унижайте его хотя бы такими представлениями.
Да, и мракобесие бывает на всех уровнях. На всех.
Ну, то есть наличие определенного социумом уровне не гарантирует отсутсвие мракобесия.
Что-то тут, конечно, с линейкой не то.