(no subject)
В развитие предыдущего поста: Вернулся из Ингушетии, как раз к выходу моего репортажа о кровничестве.
http://www.runewsweek.ru/society/27301/
Почитал сам себя и решил выложить изначальный текст без редакторской правки. Не то чтоб меня исказили и отцензурировали, просто много фактуры не влезло.
Неделя мира в Ингушетии
Президент Юнус-бек Евкуров приступил к замирению горцев
Орхан Джемаль
Адам Мурзабеков, работающий в Нижневартовске милиционером, позвонил домой в родную Ингушетию поздно ночью, «Как же так мама, неужели мы их простили»? Так он отреагировал на прочитанную в Интернете новость о примирительном съезде кровников организованном президентом Ингушетии Юнус-беком Евкуровым. Рядом с небольшой новостной заметкой он увидел фото с этого мероприятия, а на нем дядю своего покойного отца. Несколько лет назад его отец был убит, убийца, - Магомед Загиев осужден, но по ингушскому обычаю семья Адама объявила роду Загиевых кровную месть.
«Успокойся сынок, мы не простили», - услышал милиционер голос матери из телефонной трубки.
На примирительном съезде прошедшим 15 февраля в столице Ингушетии Магасе президент республике два часа уговаривал старейшин тейпов отказаться от неписанного горского права «взять кровь». Итог - два с половиной примирения состоявшихся тут же. Албогачиевы, в лице имама села Экажево Рамазана Албогачиева, отказались от мести Евлоевым, а Тангиевы простили Ганижевых. Правда, в последнем случае все не так просто, присутствующий на съезде представитель рода Тангиевых не был самым старшим в семье.
Кроме того, Элькижевы обещали серьезно подумать о примирении, хоть и не стали сразу же заявлять, что не станут мстить кровникам. «Такие решения принимаются совместно всеми родственниками», - поясняет молодой ингушский богослов Ахмед Котиев, - «но в любом случае, Евкуров сделал прекрасный поступок и за это будет иметь награду от Всевышнего».
Инициативу Евкурова сначала широко анонсировали, а потом освещали в прессе. Однако, даже в республике мало кто знал, что действо планировалось как двухсерийное. Лидер Ингушетии выходец из армейского спецназа, то, что было 15-го, он задумал как «разведку боем», так сказать прощупал общественные настроения, а генеральное сражение кровной мести решили дать 23-го, когда в республике отмечают траурную дату депортации ингушей в 1944-м году.
На страже закона и адата
Кровничество стало серьезной проблемой для Кавказа, об этом свидетельствует тот факт, что в 2007 году в российский уголовный кодекс внесли изменения. Статью 105 «Убийство» дополнили пунктом е1, «по мотивам кровной мести», этот мотив является отягчающим обстоятельством, наказание, - вплоть до смертной казни. При Зязикове на официальных мероприятиях даже слова гимна Ингушетии перестали исполнять, играли лишь одну мелодию. «У нас говорят, что из-за того, что в тексте гимна есть фраза, Боже, дай нам силы отмстить нашим врагам», - рассказывает руководитель правозащитной организации «Машр» Магомед Муцольгов.
На примирительном съезде 15 февраля были озвучены цифры: в настоящий момент в республике более 180-ти семей находятся в состоянии вражды. Это означает 90 потенциальных убийств, которые могут случиться завтра, через год, через 10 лет…
Вместе с тем в республиканской прокуратуре не смогли оценить масштаб проблемы. «По крайней мере, за прошлый год мы не зафиксировали ни одного такого случая, правда, в 2004-м, судили некого Цунтольгова за убийство, но снайпер застрелил его прямо во дворе суда, как только его вывели из автозака», - рассказывает пресс-секретарь прокуратуры Владислав Световцев, - «не знаю, поймали ли тогда этого снайпера, но газеты писали, что этим Цунтольговым объявили кровную месть».
Кто же лучше понимает ситуацию, прокуратура или муфтият?
Старейшина влиятельной ингушской семьи Аушевых Магомед-хаджи объясняет: «Официальные власти вынуждены считаться с адатом, мститель, убивший врага, очень редко бывает наказан за это». Магомед-хаджи рассказывает, что старики просто встречаются и подводят итоги: «вы одного нашего и мы одного вашего», разумеется, милиционеры прекрасно знают, что к чему, в конце концов, сами они местные жители, но в таких ситуациях, как правило, вынуждены «не замечать» что закон гор вступил в противоречие с законом РФ. Магомед-хаджи понижает голос, - «На самом деле, не всегда мстят своими руками, бывает, что за ответное убийство платят деньги и часто исполнителями бывают сами милиционеры, а то и местные эфэсбешники, так что искать не то чтоб некого, а некому».
То, что ингушская милиция ввязывается в кровные разборки не сплетни. В конце прошлого года в республике произошел инцидент, потрясший даже видавших виды ингушей. 11 ноября был убит милиционер Мусса Точиев. Его родственники объявили, что заплатят 3 миллиона рублей за информацию об убийцах. Их интересовала только информация, само возмездие они ни кому постороннему поручать не хотели. Через два дня сотрудники Малгобекского РОВД задержали четверых местных жителей Тимура и Магомеда Цокиевых, Ибрагима Аушева и Тамерлана Танкиева. Сутки их пытали, под ногти втыкали иглы, уши резали ножницами, изощренно унижали. Требовали сознаться в убийстве милиционера Точиева. Остановить этот кошмар удалось только после вмешательства самого президента Юнус-бека Евкурова. Молодых людей отпустили, и местная прокуратура возбудила дело о похищении против «неустановленных лиц». Их вряд ли когда-либо установят, по крайней мере, начальник этого РОВД Руслан Арчаков, который заходил к задержанным когда их допрашивали, пошел на повышение и теперь он уже зам. министра внутренних дел Ингушетии.
Один из пострадавших Тамерлан Танкиев считает, что все произошло из-за награды за информацию, «они просто хотели заработать 3 миллиона, для этого им требовалось признание кого-нибудь из нас, они бы обменяли его на деньги».
Так на практике выглядит одно из правил кровничества, - мститель должен иметь доказательства того, что тот, кому он мстит, действительно виновен.
Уголовный кодекс гор
Обычай, кажущийся варварским анахронизмом, не просто жив, его соблюдение почти обязательно. Ни образование, ни включенность в нормы современной цивилизации, ни социальный статус не способны отменить традиционное право и обязанность горца «взять кровь, за кровь». «Мне было 8 лет, когда мой любимый дед, вошел в дом, весело хлопнул в ладоши и крикнул, режьте барашка, готовьте праздничный ужин, утром мой племянник наконец-то застрелил нашего кровника», - рассказывает Мариам. «Я была в ужасе, мой ласковый и бесконечно баловавший меня дед, заслуженный учитель, всю жизнь преподававший русскую литературу, сам писавший стихи, ликовал, потому что мой дядя убил человека. Даже арест самого дяди, случившийся буквально через полчаса после убийства, не мешал ему радоваться», - вспоминает девушка. Теперь, спустя 15 лет, она иначе смотрит на этот обычай, - «как-то раз, мать полушутя сказала мне, что я не должна выходить замуж за мужчин из некоторых семей и перечислила фамилии, только спустя много лет я узнала, что это те семьи, где без оснований не исполнили кровную месть. Такие семьи считаются как бы опозоренными».
Кровная месть у ингушей называется чир или пхъя и объявляется только в 2-х случаях за убийство и за изнасилование. Все остальные обиды, даже если в результате жертва осталась калекой, регламентируются обычаем, именуемым дов, - месть без убийства.
Правила, по которым надо действовать, если у тебя убили родственника, знает любой ингуш.
Старейшины пострадавшего рода должны придти к старейшинам виноватого рода, и заявить, «вы сделали против нас, теперь ждите от нас ответа» Только после этого можно начинать мстить. Строго говоря, сам по себе такой визит можно квалифицировать по статье 119 УК РФ, «угроза убийством», но в прокуратуре утверждают, «Чтоб возбуждать дело по 119-й нужно заявление потерпевшего, мы про такие заявления здесь и не слышали, - специфика местного менталитета»
По вайнахским адатам (обычаям) в ответ можно убить на выбор самого виновного или самого уважаемого представителя провинившейся семьи, но только одного за одного. Впрочем, убивать родственника считается «не очень красивым поступком», поскольку противоречит нормам шариата - исламского права. «По ингушским адатам это можно, но каждый знает, что за это окажется в аду», - разъясняет специфику компромисса между традицией и религией Ахмед Котиев.
Если в убийстве участвовало несколько человек, то кровную месть могут объявить всем, но и это считается хоть и допустимым, но не совсем правильным, здесь адат опять вступает в противоречие с шариатом. Согласно последнему «взять кровь» следует лишь с непосредственного исполнителя убийства, все остальные не подлежат каре смертью, даже если они активно содействовали преступлению.
У кровной мести нет срока давности, в Ингушетии не сложно найти семьи находящиеся в состоянии кровной вражды, потому, что «они убили моего прадеда, еще до депортации в Казахстан».
Месть кровно-политическая
Убийца, а иногда и его ближайшие родственники сразу после объявления кровной мести скрываются, иногда им приходится вовсе уехать из республики и они годами не могут вернуться на родину. Даже высокий статус не спасает кровника. В октябре прошлого года в Ингушетии была объявлена месть, о которой писали практически все российские СМИ. Яхъя Евлоев пообещал покарать убийц сына, лидера антизязиковской оппозиции и владельца сайта Ингушетия.ру Магомеда Евлоева, убийцами он считает высших республиканских чиновников.
Угроза нависла над бывшим президентом Муратом Зязиковым, бывшим министром внутренних дел Мусой Медовым и над племенником последнего Ибрагимом Евлоевым, который, будучи начальником охраны своего дяди-министра, организовал захват оппозиционера и выстрелил ему в голову. Зязикову пришлось после отставки уехать из республики в Москву, где ему дали должность советника в администрации президента РФ, туда же пришлось уехать и Медову, он тоже стал советником, но не президента, а лишь главы МВД Рашида Нургалиева.
Но оказалось, что Медов и в столице не чувствует себя в безопасности. Магомед Хасбиев, соратник покойного Магомеда Евлоева, рассказывает, что вскоре экс-министра переправили на российскую военную базу в Ханкалу, где Медов под защитой российской армии чувствует себя уверенней. Примечательно, что Ибрагим Евлоев, хотя ему предъявлено официальное обвинение, также укрылся на той же базе, а вовсе не в СИЗО Назрани.
Как только «кровь взята», кровная месть должна быть закрыта примерно в том же порядке, как и открыта: Старейшины отомстившего рода совершают новый визит и объявляют об окончании мести. Если это не сделать, то уже против них самих может быть начата кровная месть.
Разумеется, возможно, обойтись вовсе без ответного убийства, это называется «маслякят». Согласно Корану и Сунне, простивший обиду имеет награду от Аллаха и точно такую же награду имеет тот, кто стал посредником при этом. Именно поэтому на Кавказе почти все уважаемые старики считают своим долгом убеждать кровников примириться. Награды миротворцы получают не только от Бога, Алихан Муцольгов примиритель из города Малгобек в 2002 году получил ингушский орден «За заслуги» именно за то, что предотвращал «взятие крови». «Этому нельзя научиться», - рассказывает Алихан, - «первый раз у меня получилось убедить людей, когда мне было всего 45 лет. Там был простой случай и те и другие приходились мне родней, но именно тогда я почувствовал, - нет дела благороднее, чем мирить, одному человеку ты спасаешь жизнь, второму душу».
Месть объявленная за убийство Магомеда Евлоева по территориальному признаку находится именно в его ведении, но даже этот орденоносный миротворец не берется за это дело. «Слишком мало времени прошло, люди для того чтоб принять такое решение должны остыть, кроме того семья виноватого, чтобы начать процесс, должна признать вину и попросить о посредничестве в их деле, ко мне с такой просьбой никто не обращался», говорит Алихан Муцольгов.
Штраф за убийство
Формально, прощающий может потребовать, чтобы за отказ от мести ему выплатили «цену крови». Делается это, как правило, если у покойного остались маленькие дети. Сумма может быть значительна, от 50 до 200 тысяч долларов, сколько потребовали, столько и надо заплатить, торг в таком деле не уместен, впрочем, миротворцы-посредники стараются добиться того, чтоб сумма была все-таки посильна для провинившегося рода. Однако прощение за выкуп все же большая редкость. У вайнахов считается этот вариант сомнительным и уж если прощают, то в подавляющем большинстве случаев не за деньги, а «ради Аллаха».
Если виновного простили, то вся его семья считается на всю жизнь обязанной роду проявившему великодушие и всячески должна это подчеркивать, так сам убийца не должен даже появляться на улице, где живут родственники его жертвы, чтоб лишний раз не напоминать им о своем существовании и не бередить старые раны.
У чеченцев в былые времена примирение оформляется специальным ритуалом. Виновный должен был явиться к своим кровникам в балахоне с капюшоном надвинутым на глаза, причем его могли заставить, вымаливая прощение, не просто подойти, а подползти на коленях, да и не только его, но и всю его семью. И только тогда, представитель мстящей семьи подходил, поднимал капюшон на голове кающегося, и объявлял ему, что месть отменена. Однако у ингушей формула прощения куда проще: «завтра, Юсуп Горчханов имам мечети в селе Плиево объявит во время пятничного намаза о том, что род Ажиговых прощает род Плиевых» - рассказывает муфтий Ингушетии Иса Хамхоев. Эта вражда тянулась аж с 1948 года, сам виновник вражды, совершивший убийство еще во время депортации в массовой драке, много лет просто не выходил из дома, опасаясь мести и, в конце концов, умер глубоким стариком. Глава пострадавшего рода Магомед Ажигов упрямо прогонял все миротворческие делегации и тоже, в конце концов, умер, так и не простив врага. Иса Хамхоев вспоминает, как когда-то Магомед даже пытался вытолкать со двора его самого, пришедшего попытаться смягчить старика. Когда старшим в семье стал брат Магомеда Абдурахман, миротворцы попытались убедить уже его «простить кровь» и таки добились успеха.
Миротворческий корпус
В Ингушетии в каждом селе существуют так называемые примирительные комиссии, - местные старейшины на общественных началах методично убеждают людей, что прощение ради Аллаха лучше сладкого чувства удовлетворенной мести. Магомед-хаджи Аушев долгое время был главой примирительной комиссии села Сурхахи. На его счету более 20 удачных «миротворческих операций». Он рассказывает, что все случаи кровной мести делятся на сложные и простые. Простые - это когда человек погиб в ДТП, или в драке кто-то ударил его сильнее, чем хотел, словом все ситуации, где не было умысла убить. В таких случаях мира почти всегда можно достичь, но даже тут сразу почти никогда не прощают, «нужно время, чтоб у человека отболело сердце, мы приходим к нему и просим смилостивится пять раз, десять, двадцать, капля камень точит», говорит Магомед-хаджи, - «если человек упрямится, его будут попрекать, что отказал почтенным людям, чем авторитетней примиритель, тем сложнее отказать». Другое дело, когда убийство было намеренным, а тем более жестоким, если убил пьяный, это, как и в российском суде, отягчающее обстоятельство. В таких случаях прощают редко, «но теперь, когда президент лично стал просить всех примириться, добавил свой авторитет к авторитету старейшин, ситуация может улучшиться», - надеется опытный миротворец.
В Духовном управлении республики ведут тщательный учет примиренчества.
Главы комиссий составляют списки всех кровников на подведомственной им территории и отправляют муфтию Ингушетии Исе Хамхоеву. У него на столе лежит сводная таблица, но он описывает ситуацию, даже не заглядывая в этот жутковатый список, он все знает наизусть, « В Назрани у нас 5 случаев не закрытой кровной мести, в Малгобеке - 11, в Сурхахи 8… Сейчас в селе Плиево 3 семьи в состоянии кровной мести, а в 1994-м было 15, значит, за 15 лет мы уладили проблему на 80%».
Разумеется, вся статистика по кровникам - неофициальная, Иса Хамхоев поясняет, - «видите, здесь помечено кто убийца, иногда есть пометка, что он сидит или освободился, а иногда нет, значит, милиция это убийство не раскрыла, но люди почти всегда точно знают, кто убил и с кого следует взять кровь».
Верность традициям
В Ингушетии все единодушно соглашаются, что примирительная инициатива Евкурова - праведное дело. Однако не многие торопятся отозваться на президентский призыв. Даже те, кто считает себя членами его команды, в этом вопросе предпочитают адат, а не уговоры главы республики.
Аслан крупный по республиканским меркам чиновник. Большую часть жизни он жил и работал в России, управленческий опыт получил в таких крупных коммерческих структурах как Лукойл. Вернувшись в республику при Зязикове, он понял, «что отвык от ингушского». Ингушетия показалась ему «азиатской», он, было, вернулся в Москву, но тут Евкуров стал президентом и попросил еще немного послужить «малой родине».
«Юнус все по-чапаевски решить пытается, собрал всех и не то просит, не то требует: миритесь!» - объясняет Аслан. Он говорит, что единолично этот вопрос мог бы решить только отец, но он умер. Теперь главой семьи считается старший брат, но брат самостоятельно решать такой вопрос не может, нужно согласие всех остальных родственников, «а нас 8 братьев и 5 сестер и пока большинство за то чтоб мстить».
Мстить Аслан хочет за своего брата Магомеда, который 10 лет назад погиб в результате нелепой ссоры на свадьбе. Местный милиционер выпил лишнего и стал непристойно себя вести. Магомед вытолкал бузотера на улицу и велел убираться вон. Распоясавшийся страж правопорядка счел себя смертельно оскорбленным, побежал домой взял табельный автомат и вернулся.
В последствии он утверждал, что стрелял в воздух, «хотел попугать обидчика» и сам не понял, как попал в Магомеда. Раненый в печень юноша умер от кровопотери в течении получаса. Убийца сам сдался властям и был осужден на 10 лет. Этот срок подходит к концу, и прощать уже бывшего милиционера семья покойного не собирается. «Они вообще стали посылать стариков только когда его срок стал подходить к концу», сердиться брат убитого, - «я бы не стал ждать 10 лет, если бы он сидел не на ментовской зоне, на обычной я бы сразу добрался до него, но теперь он не уйдет от расплаты ».
То, что убийца провел за решеткой 10 лет, Аслана не останавливает, - «я его не сажал и не мне удовлетворяться этим наказанием» - говорит он. Его ярость за годы нисколько не ослабела, этот человек отвыкший «от ингушского» в этом вопросе остается настоящим ингушом, и желает покарать убийцу брата, чего бы это не стоило.
- А не боитесь в результате потерять все: положение, должность, статус и переселиться из солидного кабинета в камеру, - спрашиваю я Аслана.
- Ни чего страшного, моя семья будет меня поддерживать и в колонии, а я воспользуюсь этим временем, подумаю о жизни, перечитаю Достоевского. Нормальному человеку даже тюрьма на пользу пойдет - то ли в шутку, то ли в серьез отвечает он на мой вопрос.
Дрожи партизанской войны
Сам Евкуров утверждает что никакого политического подтекста в его начинании нет, но, по мнению многих, взявшись остановить старинную традицию кровничества, он пристреливается не столько к старому обычаю, сколько костановить старинную традицию кровничества, по мнению многих пристреливается не столько к старому обычаю, сколько тому, во что превратилась кровная месть сегодня.
Ингушетия находиться в состоянии гражданской войны, официально именующейся контртеррористической операцией. Дня не проходит, чтоб где-то не были убиты с одной стороны милиционеры с другой боевики. Основным топливом этой войны являются вовсе не «арабские транши» а горский адат. Армия «лесных братьев» уже давно пополняется не столько убежденными исламскими фундаменталистами, сколько обычными ингушскими парнями, ушедшими «мстить ментам за брата, отца, дядю». В свою очередь местная милиция тоже регулярно кооптирует в свои ряды мстителей.
В 2007-м в результате теракта погиб милиционер Магомед Исаков. После этого его брат Ахмед пошел работать в милицию и год спустя погиб в перестрелке.
С другой стороны в той же перестрелке погиб 18-летний житель Назрани Али Цароев. Он был известен не как боевик, а как автослесарь, занимавшийся нехитрым косметическим тюнингом. Но в сентябре 2007-го , близь села Али-Юрт, «неустановленные сотрудники силовых структур» расстреляли его брата. Али пытался выяснить в МВД, почему был убит его брат, но получил традиционный для Ингушетии ответ, твой брат был террористом и потому ликвидирован. Наш источник в общественных структурах близких к президенту Евкурову считает, что убившие друг друга Али и Ахмед взялись за оружие именно потому, что решили мстить за старших братьев.
«Это началось еще в начале двухтысячных, - рассказывает оппозиционер Магомед Хазбиев, - тогда, начальник Назраньского ГУВД Джабраил Костоев приходил к родственникам погибших милиционеров и прямо говорил: Вы, что, не мужчины, выходите ко мне на работу, получайте документы, оружие, машины и мстите за своих».
Сам Джабраил Костоев тоже погиб от рук кровника, в 2004-м году он застрелил, якобы при задержании, Курейша Нальгиева, причем сделано это было на глазах матери и сестры, что по ингушским понятиям вообще находится за гранью добра и зла. За убитым молодым человеком особых грехов не числилось, но вот его родной брат Адам был действительно амиром группы боевиков. Партизанский командир в ответ развернул настоящую охоту за Костоевыми, в течении нескольких месяцев были убиты 5 членов этой семьи в том числе и сам начальник Назраньского ГУВД.
Однако костоевский опыт пополнения личного состава милиции был востребован и широко применялся позднее при министре внутренних дел Ингушетии Мусе Медове. Боевики в свою очередь тоже использовали эту схему, если замечали, что молодой парень, после убийства родственника во время спецоперации, вдруг стал интересоваться, где можно купить автомат, к нему обязательно подъедут: С автоматом мы тебе поможем, но разве только в этом дело, а транспорт разве не нужен, а думаешь, выследить это просто, давай брат к нам, твоя месть станет нашей общей…
Число жертв вот такого нового кровничества идет на сотни, если не на тысячи. Цифры эти в прокурорской статистике не отражаются, эти убийства пополняют не графу «статья 105, пункт е1», а графы связанные с терроризмом и успешным поддержанием конституционного порядка, в зависимости от того кто отомстил. Муфтият также держится подальше от всего этого, ему хватает убийств в пьяных драках и тому подобных, привычных со времен царя гороха, вещей.
«Разве можно по вашему адату считать это правильной местью» - спрашиваю я у Магомед-хаджи Аушева. Старик и хмурится, становится вдруг очень строгим, - «Мы теперь считаем, что да. Раньше такого не было, но меняется ситуация и правила тоже, по адату, между прочим, «с чем вы к нам, с тем и мы к вам»».
Прощение на фоне траура.
Шестьдесят пятая годовщина депортации не зря была выбрана как основное примирительное мероприятие. Для ингушей высылка в Казахстан основная историческая травма, - трагедия пережитая всеми без исключения. Для этого народа она значит не меньше, чем для русских Великая Отечественная Война или для евреев холокост. Не отозваться 23 февраля на призыв «откажись от убийства ингуша», куда труднее, чем в любой другой день.
Впрочем, всю предыдущую неделю для мира готовили благоприятную почву. Местное телевидение ежедневно рапортовало, что в том или ином селе состоялось прошение кровников, на экране мелькали деды в папахах таких же седых, как и их бороды, старики говорили о том, что месть остановлена и молились, благодарили Аллаха за то, что он дал им силы простить старых врагов.
Правда, на этом фоне появились и протестные настроения, многие старейшины оказались недовольны компанейщиной: Мы готовы прощать, но, во-первых, ради Аллаха, а не ради Евкурова, а во-вторых, мы не хотим это делать напоказ. Поползли даже слухи, что массовое публичное примирение может сорваться или, по крайней мере, сам траурный концерт, после которого планировалось объявить об отказе от мести, будет проведен в закрытом режиме.
Слухи оказались только слухами, в ДК Назрани пускали всех желающих. После торжественных речей всевозможных официальных лиц и выступлений артистов, на сцену поднялся имам Абубакар Султыгов, прочитав аят из Корана о том, что «убив одного человека, ты убиваешь целый мир и всех в нем живущих», он крикнул в зал, «Макашарип, ты здесь? Поднимись сюда». Макашарип оказался примирителем вражды между родом Чумаковых и Оздоевых, первые уже много лет должны были «взять кровь» со вторых. Миротворец рассказал собравшимся, что давно уговаривал старейшину Ису Чумакова, простить семью Оздоевых, тем более, что сам виновник вражды давно умер и теперь, если месть свершиться, пострадает невиновный человек, «Пусть Иса тоже подойдет сюда и скажет что решил», - закончил он свой рассказ.
На сцену поднялись еще два человека, старший выглядел как настоящий кавказский патриарх, сошедший со страниц романов Толстого: Высокая папаха, нагольный тулуп, мягкие сапоги с калошами, в руках длинный загнутый посох. Ничего в нем не говорило о том, какой властью он располагает, а между тем, только от его слова зависело, будет кто-то убит или нет. Следом за ним шел вполне современный человек средних лет, в норковой шапке, дубленке отглаженных брюках и щегольских полусапожках. Это был тот, на которого род собственно и возложил обязанность совершить ответное убийство.
Старик просто подтвердил все присутствующим, что Оздоевы прощены
Юнус-бек Евкуров, сидевший в первом ряду зала, вместе со всеми прочитал короткую молитву - дуа, потом встал и вышел из зала походкой победителя. Когда он выходил все встали, «У нас так положено, он же старший, - объяснил правозащитник Магомед Муцольгов, переводивший мне с ингушского, - только старики имеют право остаться сидеть, но они все равно встают, - он считается как бы предводителем».
В этот день ни одного убийства в Ингушетии не было.
Зато следующий был обычным ингушским днем и начался он с новости о том, что неизвестные расстреляли старшего помощника прокурора республики Ахмета Тoршхоева.