Мир без солнца
Много лет спустя дня настоящего, по прошествии долгих лет с утра только что наступившего мир изменился. Кое-что осталось неизменным, кое-что преобразилось, но в основном человек уже не был привычным для нас созданием. Хотя на первый взгляд он тот же: спроси его - он ответит, ударь - ему будет больно и он ударит в ответ, сделай ему что-то хорошее - и просто порадуйся тому, что сделал…
Человек меняется вместе с миром, точнее мир меняется вместе с человеком. Может, они преображаются вместе, как и всё живое вокруг. Может, просто мы забываем оглядываться, чтобы это уловить, а несёмся вперёд, вперёд и вперёд.
Оглянувшись на миг в день текущий, с ужасом видишь, что лучше было бы чуть-чуть притормозить, остановить сумасшедшую гонку, где победителя быть по определению не может, а потому, едва стартовав, мы проиграли. Но давайте вернёмся к точке, с которой и начиналась наша история - много лет спустя со дня настоящего…
Мир изменился.
Но никто об этом не знал и даже не подозревал. Человек сумел развиться так, что, пройдя полный круг, завершив целый цикл своего развития, начал всё заново. Конечно, он не вернулся к эпохе первобытности, но кто-то наверху (не в небесах, а на земле), заставил остальных (оставшихся внизу) забыть своё прошлое.
Зачем?
Но мир же изменился, так зачем забивать голову чем-то ненужным, совершенно бесполезным? Это же история - пройденный этап, зачем она тем, кто строит современный мир. Бессмыслица.
В новом мире солнце светило постоянно и всегда одинаково, поэтому понятия день и ночь уже никем не использовались. Существовало время сна, но и оно не было общеустановленным. Люди могли сами составлять себе расписание.
Тем не менее, обычно их условно делили «на две смены». Когда засыпали одни, просыпались и начинали свой день другие - так что мир полностью никогда не погружался в сон: он находился в стремительном, непрерывном движении и стал, как никогда, походить на громадный, беспокойный муравейник.
Что же изменилось? - возникает новый вопрос. Ответ необычайно прост: раньше люди шли вперёд, скатываясь вниз, но всё же по прямой, а теперь линия замкнулась в круг, а чтобы разорвать его, необходимо признать, что он есть. И разве найдётся безумный смельчак это признать?
Если солнце светило неизменно, значит, так было всегда, значит, по-другому просто-напросто не могло быть. Кто же решится это оспорить?
Чтобы заснуть, люди закрывали окна механическими занавесками и спокойно ложились в кровати. Они могли расписывать каждый день по собственному желанию. Людей же было так много, что непременно нашёлся бы хоть кто-то, выбравший соответствующий кому-то другому ритм. Никто не был одинок.
И возможно ли быть одиноким в мире, где всегда светит солнце. Не одинок и свободен. Что ещё нужно человеку, чтобы поверить в сказку?
…
Лёня шёл по улице, вымощенной гладко отполированным металлом и, подняв голову вверх, смотрел над собой. Блекло-жёлтый светящийся шар, слегка затуманенный слабой дымкой, завис на своём установленном с сотворения мира месте. Там он был вчера и сотни лет назад, здесь он сегодня, там он будет завтра и сотни лет спустя.
Лёня шёл вперёд и вперёд, не ощущая под собой дороги. Ноги точно приподнимались над землёй, желая унести его прочь. Куда, он сам до этого момента не мог понять. Но, стоило однажды поднять голову, как всё становилось предельно ясно.
Он хотел улететь к солнцу. Лёня, как и остальные невольные обитатели этого мира, рождался и жил с убеждённостью, что человек, покорив вокруг себя мыслимые и немыслимые пространства, остановил свой выбор на наилучшей «альтернативе своего развития» - покое. Земном.
А Лёня захотел летать. Если человек покорил однажды мир, то ему ничего не стоит повторить это вновь. И остальные, если бы пожелали, могли совершить это, но они уже убедили себя, что вернее имеющейся стабильности нигде во вселенной больше не обрести. Глупо рисковать ради далёко и призрачного реальным и осязаемым, имея достаточно под рукой. А в том мире, поверьте, под рукой было достаточно.
Лёня же, будучи странным молодым человеком, постоянно искал что-то самому ему непонятное с таким безудержным рвением, что когда, наконец, нашёл бы, ничто не помешало бы ему осуществить задуманное.
Полёт к солнцу - что может быть проще? Остается только понять как. Внезапно родившееся желание долететь до безжизненно висевшего над головой шара в серовато-голубом низком небе с каждой секундой захватывало Лёню с новой силой. Он прокручивал в голове будущий полёт, смутно представляя, как на самом деле он будет проходить. Ему пока было достаточно лишь переживания внутреннего ощущения, которое он надеялся испытать.
Разгорячённый Лёня изменил повседневному шагу с бегом, в неясном ему до сих пор направлении. Остановившись на мгновение, чтобы привести в порядок мысли, он вновь помчался, но уже в противоположную сторону - к городской библиотеке.
В библиотеках того времени не было книг. Не было и огромных читальных залов, хранящих множество старых, почти древних рукописей или, напротив, современных популярных изданий.
Книг не было нигде, а вместо них были компьютеры. Слово «картотека» заменили коротким «поиск». Библиотеками эти хранилища информации остались только потому, что «компьютеротека» звучало длиннее. У каждого человека был свой персональный чип с определённым количеством информации, которую он успевал получить в течение жизни. Они чаще всего передавались по наследству, хотя редко кто хотел дополнительно нагружать собственное сознание.
Компьютер становился дубликатом вашего мозга, который имелась возможность открыть, посмотреть и закрыть, отложив до лучших времён. Пока компьютеры не научились хранить на подсознательном уровне личные воспоминания, но и над этим учёные работали, почти преуспев, почти окончательно замкнув в круг себя, а заодно и весь мир.
В библиотеке Лёня набрал на клавиатуре «солнце», но система вывела на экран: «Файлов не обнаружено». Раздосадованный, но больше удивлённый, Лёня вышел на улицу и ещё раз поднял голову, чтобы удостовериться, что светило никуда не пропало.
«Как в библиотеке, где он мог найти всё, вплоть до описания собственной жизни, не было ничего о солнце. В названии он точно не ошибся - все называли солнце солнцем. Только странно, - неожиданно осознал Лёня, - что почти никто на него не смотрел. Стоило всего на всего поднять глаза, и можно было сколько угодно смотреть на него»
Может, все уже привыкли, что оно, неизменное, висит на одном месте, не меняя своего положения. Может, было скучно долго наблюдать за ничем не выделявшейся, не двигающейся жёлтой точкой на небосклоне, тратя время, которое они проводили с большей пользой на земле - не витая в облаках.
Лёня побежал домой, но не к себе: ноги неосознанно понесли его в сторону квартиры деда, жившего в одном из панельных блоков на одной из улиц, различавшихся исключительно порядковыми номерами в названиях. Тянущиеся ввысь исполинские здания, соединённые дорожками на нескольких высотных уровнях, были похожи как две капли воды, точно ровно вылепленные из одной громадной формочки.
- Дедушка, - разбил Лёня царившую тишину комнаты, где дедушка покачивался из стороны в сторону на старом потрёпанном кресле времён прапрадедушек самого дедушки, чудом избежавшем участи отправиться на свалку. - Как здорово, что ты здесь, - чтобы заполнить паузу, произнёс юноша: дедушка не выходил из своей квартиры на улицу последние лет шесть. - Мне нужна твоя помощь. Понимаешь, - он на секунду замер, - я решил долететь до солнца, но в библиотеке нет ни одного упоминания о нём.
- О чём, - дедушка резко поднял глаза, с любопытством взглянув на внука. - О том, как летать?
- Конечно, нет, - ответил Лёня, садясь на диван. - Это же известно с основания мира. Ты становишься чересчур забывчивым, тебе необходимо пить больше таблеток, - заботливо добавил юноша, прервав свою пламенную речь. - Там не было ни слова о солнце.
- О солнце? - в эту секунду глаза деда округлились, а лицо приняло неоднозначное выражение: целая гамма чужих эмоций, незнакомых юноше, привыкшему видеть перед собой приторно спокойные лица людей, уверенных в незыблемости того, что их окружало. Лёня вначале испугался за здоровье старика, но спустя минуту, его морщинистое лицо вновь стало спокойным.
- Знаешь, - тихим голосом начал он, - я живу уже больше трёхсот лет, а этот вопрос слышу только во второй раз. Не хочу запутывать тебя ещё больше, но ты, сам того не подозревая, знаешь, где прячется ответ.
- И не представляю, - вспыхнул разгорячённый юноша. - Не имею ни малейшего понятия, поэтому и пришёл, - обречённо добавил он, лишившись надежды что-то разузнать от деда, с которым за всю свою жизнь перебросился едва ли парой фраз.
- Знаешь, знаешь, - усмехнулся старик, жестом намекая, что Лёне пришла пора уходить. - Ты разве не догадываешься, насколько безумна твоя идея, - расплылся в улыбке старик и невидящим взором стал смотреть на стену, точнее сквозь неё, уносясь мыслями далеко от привычного пятидесятого этажа, оставляя внука одного в опустевшей квартире.
«Знаешь. Догадываешься», - с досадой повторял Лёня, спускаясь по дороге второго уровня, опустив голову и смотря на стройные линии движущихся в разные стороны машин. Проезжие магистрали связывались в бесчисленные узлы, но понятие «пробка» или «авария» были чужды каждому сознательному жителю.
«Сознательному», - неожиданно загорелся юноша, чуть не распрощавшись с начавшим затухать огнём идеи. Это слово заполнило зияющий пробел рядом с брошенным на прощание дедом другим, противоположным ему словом - безумный.
Лёня вспомнил день, когда сочетание «Дом забвения» (распространённая антитеза названия и места, корнями уходящая ещё в наши дни) было произнесено его родителями в присутствии деда, и в ту секунду на уже старое, изрыхлённое бороздами возраста, лице налетел ураган эмоций. Дед не согласился. Лёня почти сразу забыл, а сейчас память открыла свой секретный тайничок, спрятанный от соседствующего искусственно вживлённого интеллекта, дав ответ на мучающий вопрос.
Новый пункт назначения явственно был обозначен и Леня, стремглав помчался на окраину города, совершенно забыв о таком благе, как скоротобус (автобус, но небывало скорый для людей, не привычных к скоростям выше ста миль по земле). На улицах почти никого не было, потому как остальные забывать о благах цивилизации не собирались.
Сумасшедший дом - низкое, по сравнению с другими небоскрёбами, здание представляло собой маленькую страну. Серое здание, находилось на самой окраине, почти за пределами городской черты. Лёня, вспомнив, наконец, что бегать больше мили он физически не способен, сел на первый попавшийся «транспорт» и доехал до места.
…Войдя в непривычно тихий, чем-то напоминавший дедушкину квартиру коридор, Лёня подошёл к двери с надписью «палаты», никем не остановленный и не окликнутый. Открыв тугую дверь, он попал в просторный зал, в котором не спеша шла жизнь стариков, отличавшихся друг от друга разве что горящим огнём глаз на морщинистых лицах. Мирно занимались своими делами люди, но людей было не так много, старики прохаживались из угла в угол, но и это их занятие казалось Лёне непонятным и чужим.
- Извините, - сначала тихо, но потом громче повторил Лёня, обратив на себя внимание, - а никто из вас не смог бы рассказать мне о… - он выдержал паузу, затаив дыхание - солнце.
После его слов в зале повисла неловкая тишина, но спустя мгновение все отвернулись от юноши и возвратились к свои делам. Бесцеремонно вырванные старики из привычного монотонного ритма. Но Лёня заметил, как его подозвал один человек, точь-в-точь как дед, качающийся в ветхом плетёном кресле, обернувшись в клетчатое одеяло. Когда Лёня ближе подошёл к нему, старик, не говоря ни слова, протянул ему странный потрёпанный предмет, до этого никогда Лёней не виданный. Две плотные картонки, между которыми зажаты сотни тонких…бумажных…листов…
…Старая книга с надписью «Естествознание» на обложке.
Только книга попала в руки Лёне, как старик заснул, невольно оборвав не успевший завязаться диалог.
Лёня взял книгу и поспешил домой, с нетерпением ожидая получить ответы, даже от непонятного, почти сказочного предмета в руках, на котором он пока не отыскал кнопку включения.
…
- Дедушка, - ворвался Лёня на следующий день в знакомую квартиру. - Я всё узнал, - воскликнул он, не успев переступить порог.
Дед ничего не ответил, но перевёл взгляд на занавешенное окно
- Это правда, что раньше были день и ночь, что раньше были зима и лето, и менялась температура… И дождь, и снег, и, - он потрясал перед собой книгой, прохаживаясь из угла в угол. - И, правда, что люди знали об этом?
- Правда, - тихо ответил дед.
- И правда, что сейчас всего этого нет? Потому что, - тут Лёня затаил дыхание и через мгновение, пролетевшее для него не короче вечности, прошептал, - мы остановили землю.
Дедушка не знал, что сказать. Глаза его внука светились пламенем, напомнившим ему юношу, точно так же прибежавшего к своему деду лет триста тому назад. И ему стало до слёз обидно, а сердце предательски раскололось на две неравные части, когда он с отчаянием понял, что сам не сумел додуматься до этой мысли в своё время.
Как же по-иному он смог жить…
- Правда, - механически ответил дед на вопрос, который сам задал себе.
«Как бы пролетели эти триста лет, счастливо и безмятежно, если бы он думал, что человек сумел остановить землю…»
- Только давай сохраним это в тайне, - на ухо, сказал дед наклонившемуся над собой внуку. Лёня восторженно закивал, готовый хранить открывшийся ему секрет до конца своих дней.
«Каким бы счастьем был наполнен каждый миг его существования на этой земле, верь он, что человек остановил землю…»
Не знай тот наивный юноша, потом навечно замолчавший и для всех странный мужчина, а после седой, чудом не отправленный в сумасшедший дом, отчаявшийся старик, что человек…убил солнце.
«Но может, - улыбнулся про себя он, впервые с памятного дня, когда его дед молча кивнул, не желая остерегать внука от открывшейся тому правды, - всё ещё не так плохо, если кто-то продолжает верить в полёт4…»