Источник:
http://klikovo.ru/books/44115/44123.html "Иероним больше всего прославился как переводчик Вульгаты, которая и по сей день остается официальной католической редакцией Библии. До времени Иеронима западная церковь опиралась, поскольку речь идет о Ветхом завете, в основном на переводы из "Перевода семидесяти толковников", которые в ряде важных пунктов расходились с древнееврейским оригиналом.
Христианам внушали, как уже говорилось, будто евреи, с той поры, когда христианство пошло в гору, исказили древнееврейский текст в тех местах, где он производил впечатление предсказания прихода мессии. Этот взгляд, несостоятельность которого доказана серьезными исследованиями, был решительно отвергнут Иеронимом. Он воспользовался той помощью, которую тайком (из страха перед евреями) оказали ему при переводе раввины.
Защищаясь от нападок христиан, Иероним заявил: "Пусть тот, кто оспорит что-либо в сем переводе, осведомится у евреев". Это принятие древнееврейского текста (в той форме, которую евреи признавали истинной) было причиной того, что редакция Иеронима на первых порах была встречена большинством враждебно; но она завоевала себе прианание частично потому, что се в целом поддержал св. Августин Труд Иеронима был великим достижением, требовавшим значительной текстологической критики.
Иероним родился в 345 году - на пять лет позднее Амвросия - неподалеку от Аквилси, в городке по названию Стридон, разрушенном готами в 377 году.
Семья его была состоятельной, но не богатой. В 363 году Иероним переехал в Рим, где изучал риторику и грешил. После того как Иероним совершил путешествие в Галлию, он поселился в Аквилее и стал аскетом. Следующие пять лет Иероним провел отшельником в Сирийской пустыне.
"Жизнь, которую он вел во время своего пребывания в пустыне, состояла из суровых эпитимий, слез и стонов, перемежавшихся приступами духовного экстаза, а также искушений от преследовавших его воспоминаний о жизни в Риме; он жил в келье или пещере; собственным трудом он снискивал себе дневное пропитание, а одеждой ему служила власяница" .
После этого Иероним совершил путешествие в Константинополь и три года прожил в Риме, где стал другом и советчиком папы Дамасия, одобрения которого побудили его приняться за свой перевод Библии.
Св. Иероним обладал задиристым характером. Он поссорился со св. Августином по поводу несколько сомнительного поведения св. Петра (о чем рассказывает св. Павел во втором Послании к галатам); он порвал со своим другом Руфином, разойдясь с ним во мнениях об Оригене; а против Пелагия он выступил с таким неистовством, что его монастырь подвергся нападению толпы пелагиан. После смерти Дамасия св. Иероним, видимо, поссорился с новым папой; во время своего пребывания в Риме он свел знакомство с разными знатными женщинами, совмещавшими в себе аристократизм с благочестием, и некоторых из них убедил принять аскетический образ жизни.
Новый папа, как и многие другие римляне, отнесся к этому неодобрительно. Это была одна из причин (наряду с другими), почему Иероним покинул Рим и переехал в Вифлеем, где оставался с 386 года до самой своей смерти, последовавшей в 420 году.
Среди видных женщин, обращенных Иеронимом, две были особенно знамениты: вдова Павла и ее дочь Евстохия. Обе они сопровождали его в кружном путешествии в Вифлеем. Павла и Евстохия принадлежали к самой высшей знати, и в том, как относился к ним святой, нельзя не почувствовать оттенка пренебрежения.
Когда Павла умерла и была похоронена в Вифлееме, Иероним сочинил следующую эпитафию для ее надгробия:
В могиле сей почиет дитя Сциниона,
Дщерь достославного дома Павлинов,
Отпрыск Гракхов, потомок рода
Самого проспанного Агамемнона.
Здесь покоится госпожа Павла, горячо любимая
Своими родителями, с Евстохиеи,
Своею дщерью; первой из римских матрон она
Избрала ради Христа своим уделом лишения и Вифлеем.
Некоторые из писем Иеронима, адресованных Евстохии, довольно любопытны.
Он даст ей весьма детальные и откровенные советы, как сохранить девственность; он разъясняет точное анатомическое значение некоторых эвфемизмов в Ветхом завете, а для восхваления радостей монашеской жизни он пользуется своего рода эротическим мистицизмом. Монахиня - это невеста Христа; такой брак прославляется в "Песни песней". В длинном письме, написанном тогда, когда Евстохия постригалась в монахини, он обращается с замечательными словами к ее матери: "Неужели ты негодуешь, что она захотела быть супругою не воина, а царя -"[Христа]. Она сделала тебе великое благодеяние. Ты стала тещею Божиею" .
Обращаясь в том же письме к самой Евстохии, Иероним говорит:
"Всегда да хранят тебя тайны ложа твоего; пусть всегда с тобою внутренне веселится жених. Когда ты молишься, ты беседуешь с женихом; когда читаешь, он с тобою беседует, - и когда сон склонит тебя, он придет за стену и прострет руку свою чрез оконцо, и коснется чрева твоего; и, пробудившись, ты встанешь и скажешь: "Уязвлена есмь любовию аз" . И ты услышишь в свою очередь от него: "Ветроград заключен, сестра моя невеста, ветроград заключен, источник запечатлен".
В том же письме Иероним рассказывает, что уже после того, как он удалился от родных и друзей "и, что еще труднее этого, от привычки к роскошной жизни", он никак не мог найти в себе силы оставить библиотеку и взял ее с собой в пустыню. "И таким образом я, окаянный, постился и намеревался читать Туллия". Дни и ночи каялся Иероним и все-таки снова впадал в прежний грех и читал Плавта. Когда после такого потакания своим слабостям он принимался читать пророков, его "ужасала необработанность речи". Наконец, когда Иероним был сражен лихорадкой, ему привиделось, что в день последнего суда Христос спросил его, кто он, и он в ответ назвал себя христианином. Но последовало возражение: "Лжешь, ты цицеронианин, а не христианин". И Христос повелел побить его бичами. В конце концов Иероним (в своем видении) воскликнул: "Господи, если когда-нибудь я буду иметь светские книги, если я буду читать их, значит чрез это самое отрекся от тебя". "Это, - добавляет Исроним, - был не обморок, не пустой сон"
После этого в течение нескольких лет в письмах Иеронима встречаются лишь единичные цитаты из классиков. Но через некоторое время он опять переписывает свою речь стихами из Всргилия, Горация и даже Овидия. Однако цитировал он их, по-видимому, по памяти, особенно если учесть, что некоторые из них многократно повторяются.
По яркости выражения тех чувств, которые вызывал факт крушения Римской империи, письма Иеронима превосходят все известные мне письма его современников.
Вот что он пишет в 396 году:
"Дух ужасается исчислять бедствия нашего времени. В продолжение более двадцати лет ежедневно льется римская кровь между Константинополем и юлийскими Альпами. Скифию, Македонию, Дарданию, Дакию, Фессалию, Ахайю, Епир, Далматию и Паннонию опустошают, разоряют, грабят Готы, Сарматы, Квады, Аланы, Гунны... Римский мир разрушается, а упрямая шея наша не гнется! Что, думаешь ты, на душе теперь у Коринфян, Афинян, Лакедемонян, Аркадиев и всей Греции, которыми повелевают варвары? А между тем я назвал только немногие города, составлявшие некогда не малые царства".
Дальше Иероним повествует о зверствах гуннов на Востоке, а кончает такой сентенцией: "Иначе, для верного изображения бедствий, были бы немы и Фукидид и Саллюстий".
Семнадцать лет спустя, через три года после разграбления Рима, Иероним пишет:
"О позор! Рушится мир, а грехи наши не рушатся. Город прославленный и глава Римской империи уничтожены одним пожаром. Нет ни одной страны, в которой не было бы римских изгнанников. В прах и пепел обращены священные некогда церкви, а мы предаемся жадности. Живем, как будто собираемся на другой день умереть, и строим, как будто вечно будем жить в этом мире. Золотом блещут стены, золотом - потолки, золотом - капители колонн, а нагой и алчущий Христос в образе нищего умирает пред нашими дверями"
Этот отрывок случайно попадается в письме, обращенном к другу, который решил посвятить свою дочь вечному девству; большая часть письма касается тех правил, которых следует держаться в воспитании девушек, посвященных девству.
Странно, что, глубоко скорбя по поводу крушения древнего мира, Иероним вместе с тем считает сохранение девственности делом более важным, чем организацию победы над гуннами, вандалами и готами. Ни разу мысли его не обращаются к каким-либо возможным мерам практической политики;
ни разу он не обличает пороков фискальной системы или порочности системы опоры на армию, составленную из варваров.
То же самое справедливо относительно Амвросия и Августина; правда, Амвросий был политиком, но пекся он только об интересах церкви. Приходится ли удивляться тому, что Империя рухнула, если все самые лучшие и энергичные умы эпохи были столь далеки от мирских забот
_____________________________________________________________________________
В православии тоже такое есть.Сразу детство вспомнилось, с запретом на праздное любопытство . У меня была преподавательница по фортепиано-теософка, от которой я получила книгу Элизабет Хейч "Посвящение",которая меня потрясла, когда я была ещё маленькой. А потом мама стала подкидывать мне книги, где говорилось о духовной смерти, которая ждёт тех, кто читает неправославную литературу.
Моя мать очень боялась дьявола.
Всегда говорила:"Застилай кровать! На незастеленной кровати,если забудешь её застелить, играются бесы друг с другом и оскверняют её"
Если я качала ногой в метро, мама говорила:
- Качаешь на ноге бесов!
Если я зевала,не прикрыв рот и не перекрестив его, мама говорила:
- Бес в тебя войдет и овладеет твоей душой!
Если я качалась на стуле, мать говорила:
- Крестись! В тебя бес вошёл!
Она же мне читала вслух о том, как же глупы буддисты, которые бреют голову, и что бритоголовые боксёры все тупые, потому что по их лысой голове катаются бесы. А мусульмане бесопоклонники, потому что только бес может надоумить человека молиться попой кверху.
В шкафу стоял крадущийся чёрный чёрт из дутого стекла - мать в итоге его выбросила, потому что он был,по её мнению, "нечистым" и статуэтке черта не следовало стоять на горке.
Она до сих пор любит своего психопата-военного дядю Сергея, которого сделала своим христианским мужем и присылает бабушке СМС-ки о том,как хорошо было бы сделать меня свечницей в Церкви и как бы это спасло мою "прельщённую" душу. При этом забрала у нас дачу и Сергей не пускает нас туда, не давая забрать оттуда часть моих книг.
Я в детстве любила Христа и умом соглашалась с тем,что язычников должна ждать смерть, но мне самой были уже в самом начале смутно симпатичны египетские Боги, казались мне красивыми и интересными, и мне было жалко язычников,которые следовали египетским заповедям, но всё равно попали в ад.
Если так посмотреть, то бОльшая часть моего раннего поиска знаменовалась душащими, раздирающими сердце сомнениями - и любознательностью,стремлением выяснить всё до конца, которая оказывалась сильнее.:(
Когда не знаешь рационально аргументации - ты бесконечно уязвим перед иррациональной.
Так что Иерониму я сочувствую. У него выбора не было - тогда вообще не было никакой другой моральной альтернативы.
Любопытство добродетелью у христиан - что у православных, что у католиков - не считалось и не считается. А если и одобряется, то только верно направленное - на святоотеческую литературу.
Приведу пример из книги "Что необходимо знать православной девочке". Она в этом смысле социореалистична,хотя и немного художественно украшена, идеализирована.
- Надежда, ты меня слышишь?
- Что, папочка? - встрепенулась Надя.
- Я спрашиваю, с какого числа у вас каникулы.
- Кажется, с двадцать пятого декабря, - и девочка опять погрузилась в свои думы.
- В прошлом году, по-моему, было как-то по-другому, не помнишь?
- А-а, - невпопад протянула Надя.
Папа вопросительно взглянул на маму; та отвечала недоуменным взором...
После ужина Надя торопливо помыла посуду, вытерла со стола, потом привычной рукой, почти машинально, протерла раковину, убрала в ящик приборы и бросилась в бабушкину комнату. Там на письменном столе, за которым она обычно готовила уроки, горела лампа и лежала открытая книга. Усевшись за стол и перевернув страницу, Надя забыла обо всем на свете. Приключения героини захватили ее настолько, что она не заметила, как заходила и выходила бабушка (после этого на столе перед Надей оказалось яблоко, которое она, не отрываясь от книги, начала есть), как прошел час, и еще час... Красавицы в платьях с кринолинами, королевский двор, интриги, балы, галантные кавалеры, тайные свидания, пылкие объяснения в любви - из этого чарующего мира ее
извлек голос мамы:
- Что ты читаешь?
Хочешь не хочешь, пришлось оторваться. Мама присела на диван. Надя отодвинула
книгу и обратила к ней какой-то затуманенный взгляд.
-Уроки я на завтра все сделала. Музыкой еще днем позанималась. Со стола убрала...
- Я знаю, ты у меня умница, - улыбнулась мама. - А все же: что это за книга?
- Александр Дюма. "Королева Марго".
Мама удивилась. Она надеялась, что для ее дочери время увлечения такими романами благополучно миновало. И вдруг - "Королева Марго".
- Откуда она у тебя?
- В классе все девочки по очереди ее читают. Вот и мне дали.
- Ну, и как? Тебе нравится?
- Знаешь, мамочка, я, честно говоря, понимаю, что эта книга совершенно пустая. Но она так захватывает! Знаешь, хочется отдохнуть, отвлечься от всего серьезного... Мам, нучто ты молчишь? Разве оттого, что я христианка, мне надо одни жития читать?.. Мама! Ты что, сердишься на меня?
- Нет, не сержусь. Хотя меня огорчает, что ты взялась за чтение такой толстой книга,
к тому же считая ее пустой, без благословения батюшки и даже не посоветовавшись со
мной.
Я, конечно, не буду запрещать тебе читать ее, раз ты уже начала. Я моту только посоветовать: остановись, не читай дальше. Это нелегко, но победа, которую ты одержишь над собой, очень важна для твоей последующей жизни.
- Но почему, мама? Я ведь знаю: есть неприличные, грязные журналы и книги, их я никогда не стала бы читать.
Но "Королева Марго" - это просто приключенческий роман, из старинной жизни. Все
девочки его читали, все в восторге... Красивые сцены, романтические чувства... Мама, ну
почему ты молчишь? Неужели ты считаешь это чем-то серьезным? Я прочитаю книгу - и забуду. И все будет как раньше.
- Увы, Наденька, ты не забудешь. И ты уже не будешь прежней. От таких книг, как
эта, в душе остается нехороший след.
Ты и захочешь забыть, а в памяти будут всплывать образы - не святые, чистые, духовные, а образы распутных великосветских дам; будут вспоминаться сцены и речи героев... Неужели ты думаешь, что впечатления проходят по твоей душе, не оставляя следа? Они потому и называются - в-печатления, что оставляют глубокий отпечаток. Они загрязняют сердце - и человек уже не может чисто молиться. Ну, почему, почему ты не посоветовалась со мной и сразу принялась за чтение! Ты сегодня сама не своя, ты как будто переселилась от нас в иллюзорный, вымышленный мир...
- Мама, ну, не огорчайся ты! Это же всего лишь книга... Неужели из-за какой-то
"Королевы Марго" мы будем ссориться?! Ну, хочешь, я завтра же верну ее девочкам - и
все?..
- Мне хотелось бы объяснить тебе кое-что. Прочитать, как в детстве, небольшую лекцию. Прости, если что-то в ней покажется тебе давно известными, "прописными" истинами. Послушай меня внимательно.
Ты упомянула сейчас жития святых. Конечно, это лучшее чтение для девочки твоего возраста. Из светской литературы достаточно было бы пока того, что входит в школьную программу. Чуть позже ты начнешь уже читать святоотеческую литературу - поучения святых отцов. Это серьезное чтение. А тебе, как ты говоришь, хочется и отдохнуть.
Ну,что ж! Это не только простительное, но и вполне законное желание. Можно читать и светскую литературу - такие произведения, которые пусть не возводят нашу мысль к миру духовному, но хотя бы пробуждают в нас хорошие, добрые чувства и мысли. Помнишь,как Пушкин писал:
И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал...
А "Королева Марго"? Подумай хотя бы о том, как изображены в этой книге семейные отношения: между матерью и сыновьями, мужьями и женами? Я сама прочитала этот роман в юности и очень жалею: никакой пользы он не принес моей душе, зато загрязши память образами, от которых я долго не могла отделаться. Такие книги, как эта, незаметно, ненавязчиво учат лжи, коварству, распутству, они губительно действуют на целомудрие девочки.
Ты и сама, если будешь внимательна и честна с собою, заметишь
это. Когда ты читаешь, то тебе очень скоро становится ясно, хочется ли тебе и самой
сделаться лучше, добрее, умнее или, наоборот, у тебя от книга появляются нехорошие чувства и такие желания, о которых ты не хотела бы говорить со мною.
Святые отцы называют человеческие чувства "окнами души": через эти окна (зрение,слух, осязание, обоняние, вкус) окружающий мир проникает в нашу душу своимивпечатлениями, и не только полезными, но и вредными.
А зрение - это самое главное, самое широкое окно.
Увидишь что-нибудь - и вредное впечатление крепко врезается в память и, если бы ты потом захотела забыть о нем, это было бы уже для тебя нелегко.
Наша память - это удивительная галерея. Все, что мы видим, слышим, думаем, -складывается в разные картинки и помещается в этой галерее. Если наполнять ее глупыми и дурными картинками, то потом придется всю жизнь провести среди них; а от этого, конечно, не станешь ни умнее, ни лучше. Иной раз захочется человеку, вспомнить, что он видел, думал и делал хорошего в своей жизни, начнет он пересматривать свою галерею, а хорошего там, оказывается, очень мало, все больше такие картинки, на которые и смотреть стыдно.
Дурные воспоминания человека принижают. Они не дают ему возрастать духовно. А потом его характер, его привычки, его представления передаются детям, и им будет гораздо труднее стать хорошими людьми. Не следует забывать, что не только наша будущая загробная участь, но и жнзнь будущих поколений зависит от того, как мы ведем себя, что видим и слышим, что читаем, о чем думаем...
К книге надо относиться, как к собеседнику. Бели бы тебе предложили выбрать, с кем ты хочешь разговаривать: с каким-нибудь старцем-подвижником, или с великим писателем, или счеловеком, который курит, пьет, разъезжает по ресторанам, играет в карты и изменяет своей законной жене, - вероятно, ты не стала бы колебаться ни минуты.
Но великих людей немного, святых еще меньше, с ними редко удается поговорить; а между тем книги дают нам возможность выбирать себе друзей среди самых лучших людей в мире.
Часто говорят с похвалой: "Она так много читает!" Но важно, не сколько, а что читает человек. Есть много мальчиков и девочек, которые читали очень много, но не были особенно разборчивы в выборе своих друзей среди книг. Они читали рассказы о ворах, сыщиках, грабежах, убийствах, о легкомысленных и распутных людях и таким образом засоряли себе память всяким вздором, которого совсем и не стоило бы помнить и даже знать. Читай лучше хорошие рассказы, повести, которые есть у нас дома. Пожалуйста, читай романы Диккенса - они и интересны, и поучительны. Читай "Повести Белкина" Пушкина. Читай рассказы Тургенева из "Записок охотника". Читай Гоголя, Чехова.
Только не забывай советоваться со мной или папой. Еще хорошо читать научно-популярные книги, где говорится, как люди живут в разных странах, как они раньше жили, какие у них были нравы и обычаи, и как вообще устроен мир. Как живут разные животные. Как устроена вселенная...
В книгах есть очень много такого, что всякому человеку необходимо знать, а жизнь его не так уж длинна, и потому не стоит тратить время на чтение разного вздора. Тем более тебе, у которой столько полезных и необходимых занятий
"Королева Марго" была "Игрой Престолов" своего времени, если приводить сегодняшние аналоги.
Мартин говорил, что "Игру Престолов" вдохновила именно "Королева Марго".
С одной стороны, да: жизнь человека очень коротка, но в детстве она кажется очень долгой. Можно тратить на чтение пустой литературы,можно - на чтение полезной.
Но дальше начинаются нюансы:
Чистая душа,невинность - ценности православные. Но они не абсолютны и легко оборачиваются против самого человека, будучи за такой абсолют принятыми.
Такого рода невинность имеет свойство обращаться в наивность, беззащитность,неумение социосенсорно распознавать противоправный, злой умысел и противодействовать ему в рамках закона и в духе гуманизма.
Я приведу пример из православного же поучения о распознавании святых старцев.
«Батюшка весь был любовь. Бывало, придешь к нему чем-нибудь расстроенная или с большим сокрушением о грехах, и, как войдешь в комнату, так и разрыдаешься. А он посмотрит на тебя ласково-ласково и спросит:
− Ну что с тобой, голубушка?
А ты и слова промолвить не можешь от слез и только еще сильнее разрыдаешься. Тогда батюшка подойдет к тебе, обнимет, прижмет к груди и начнет целовать твою голову, лоб и щеки, чтобы лаской заглушить горечь переживания.
А глазами своими любящими хочет прочесть в твоей душе причину этой горести, сам же все спрашивает:
− Ну что с тобой, дорогая, скажи мне? Чувствуя такую сильную любовь, хочется высказать батюшке все наболевшее, хочется раскрыть свою душу всю, как она есть, со всеми язвами.
Но вместо этого только вздохнешь тяжело и, рыдая, прижмешься к батюшке да так и замрешь у него на груди. И батюшка тоже как бы замрет вместе с тобой, видно, в тот момент он молится.
Православная девушка, когда её лапают(особенно совсем юная) будет думать,что её по-христиански утешают, а красное лицо, частое дыхание, замирание и шевеление руками будет принимать за молитву на четках ,спрятанных под рясой.
Это удобно - но кому?
Моя позиция( и позиция, которую разделит любой этичный праволиберальный объективист) - именно добро как раз и не должно быть наивным и беззащитным. Оно должно уметь распознавать чужие стратегии;уметь действовать во враждебной ему и аморфной морально среде; уметь восстанавливать культурную ценность, ценность достоверных знаний в научных,юридических и личных вопросах; оно должно понимать натуру человека и ,осознавая свои недостатки, стремиться к их исправлению и декомпенсации, не будучи при этом уязвимым к хитрожопостям и передёргиваниям других.
Добро должно познать зло и познать его как преодолимую слабость,бессмысленность и продукт неведенья и жестокости
В этом смысле, даже "вредную" литературу можно использовать, если она попадёт в правильный психопатологический и социоэкономический контекст.
Значительно лучше, если девочка(и мальчик)столкнутся со злом в виртуальной форме, а не в реале и в свободной форме. Так меньше травматики. Это прививка зла, посвящение во взросление, остановить подростка, который жаждет почувствовать вкус крови - невозможно.
Тот же Мартин, вообще говоря, моралфаг просветительского склада, но по сериалу это заметить сложнее, чем по книге.