Книги полезные. Эйдетическая память. А.Р. Лурия "Маленькая книжка о большой памяти".
http://www.psychology.ru/library/00035.shtml
Классическое книжко-маст-рид про феномен эйдетической памяти.
Контекст моего личного интереса к этой теме таков.
Сайентологи-дианетики предлагали(и предлагают) людям о мере прохождения необходимых фэндомных процедур очистить разум от тараканов настолько,что у человека появляется возможность развить необычайно ясную память - вплоть до способности воспроизвести любой сенсорный след в том самом виде,в каком он был получен однажды.
Практика(научная проверка) показала, что "энграммы" не воспроизводятся линейно-механически - и что "достать" нужную из памяти в экспериментальной ситуации, поставленной так,чтобы исключались "угадывания" и "подсказки" оказалось для дианетических одиторов так же сложно, как искать отдельную капельку в луже, куда она упала неделю назад. Практика ,по-видимому, не оправдала своей эффективности.
Современные дианетики это или отрицают или считают тот эксперимент подставой, порочащим всю дианетическую психотехнику. Нужно больше внимания к таким вещам. Благо опыт дианетики - это опыт большей части учений об "улучшении и расширении психических человека", пришедших в более позднее время.
На такое даже Фройд не замахивался - более того,он признавал,что даже в процессе психоаналитическй реконструкии огромный массив воспоминаний на самом деле - иллюзии и фантазии.
Однако, анализируемому надобно верить - не так и не потому, что описываемое событие и в самом деле было, но потому,что вот именно этот человек именно так это почувствовал,воспринял, запомнил, интерпретировал ситуацию. Это его "личная легенда", и грамотный психоаналитик должен относиться к процессу чужого освобождения от иллюзий бережно.
На проблему достоверности воспоминаний существует в современной научной психологии и нейробиологии дофига разных взглядов - вплоть до такой позиции,что памяти вообще не существует, существует лишь реконструкция,притом очень низкого качества в плане точности("Врёт,как очевидец")... - но вот как тогда быть с шелдонами эйдетиками?
Это ведь всё легко проверить - называешь эйдетику номера в произвольном порядке,записанные так,что он их не видит(находясь за ширмой,чтобы исключить идеомоторное "считывание"), потом сверяешь.
Эйдетики справляются, более того, они справляются даже с "подлыми" заданиями - говоришь человеку "Запоминай предметы в комнате", а затем - "Сколько пальцев я показал и сколько раз я моргнул?"
Более того, часто эйдетики помнят эти вещи по гроб жизни с чувственной точностью, даже если это совершенно не нужно помнить.
Лурия:
"Ему было в то время немногим меньше тридцати. Его отец был владельцем книжного магазина, мать хотя и не получила образования, но была начитанной и культурной женщиной. У него много братьев и сестер - все обычные, уравновешенные, иногда одаренные люди; никаких случаев душевных заболеваний в семье не было.
Сам Ш. вырос в небольшом местечке, учился в начальной школе; затем у него обнаружились способности к музыке, он поступил в музыкальное училище, хотел стать скрипачом, но после болезни уха слух его снизился, и он увидел, что вряд ли сможет с успехом готовиться к карьере музыканта. Некоторое время он искал, чем бы ему заняться, и случай привел его в газету, где он стал работать репортером. У него не было ясной жизненной линии, планы его были достаточно неопределенными. Он производил впечатление несколько замедленного, иногда даже робкого человека, который был озадачен полученным поручением. Как уже сказано, он не видел в себе никаких особенностей и не представлял, что его память чем-либо отличается от памяти окружающих. Он с некоторой растерянностью передал мне просьбу редактора и с любопытством ожидал, что может дать исследование, если оно будет проведено. Так началось наше знакомство, которое продолжалось почти тридцать лет, заполненных опытами, беседами и перепиской.
Я приступил к исследованию Ш. с обычным для психолога любопытством, но без большой надежды, что опыты дадут что-нибудь примечательное.
Однако уже первые пробы изменили мое отношение и вызвали состояние смущения и озадаченности, на этот раз не у испытуемого, а у экспериментатора.
Я предложил Ш. ряд слов, затем чисел, затем букв, которые либо медленно прочитывал, либо предъявлял в написанном виде. Он внимательно выслушивал ряд или прочитывал его и затем в точном порядке повторял предложенный материал.
Я увеличил число предъявляемых ему элементов, давал 30, 50, 70 слов или чисел, - это не вызывало никаких затруднений. Ш. не нужно было никакого заучивания, и если я предъявлял ему ряд слов или чисел, медленно и раздельно читая их, он внимательно вслушивался, иногда обращался с просьбой остановиться или сказать слово яснее, иногда сомневаясь, правильно ли он услышал слово, переспрашивал его. Обычно во время опыта он закрывал глаза или смотрел в одну точку. Когда опыт был закончен, он просил сделать паузу, мысленно проверял удержанное, а затем плавно, без задержки воспроизводил весь прочитанный ряд.
Опыт показал, что с такой же легкостью он мог воспроизводить длинный ряд и в обратном порядке - от конца к началу; он мог легко сказать, какое слово следует за какими и какое слово было в ряду перед названным. В последних случаях он делал паузу, как бы пытаясь найти нужное слово, и затем - легко отвечал на вопрос, обычно не делая ошибок.
Ему было безразлично, предъявлялись ли ему осмысленные слова или бессмысленные слоги, числа или звуки, давались ли они в устной или в письменной форме; ему нужно было лишь, чтобы один элемент предлагаемого ряда был отделен от другого паузой в 2 - 3 секунды, и последующее воспроизведение ряда не вызывало у него никаких затруднений.
Вскоре экспериментатор начал испытывать чувство, переходящее в растерянность. Увеличение ряда не приводило Ш. ни к какому заметному возрастанию трудностей, и приходилось признать, что объем его памяти не имеет ясных границ. Экспериментатор оказался бессильным в, казалось бы, самой простой для психолога задаче - измерении объема памяти. Я назначил Ш. вторую, затем третью встречу. За ними последовал еще целый ряд встреч. Некоторые встречи были отделены днями и неделями, некоторые - годами.
Эти встречи еще более осложнили положение экспериментатора.
Оказалось, что память Ш. не имеет ясных границ не только в своем объеме, но и в прочности удержания следов. Опыты показали, что он с успехом - и без заметного труда - может воспроизводить любой длинный ряд слов, данных ему неделю, месяц, год, много лет назад. Некоторые из таких опытов, неизменно кончавшихся успехом, были проведены спустя 15 - 16 лет (!) после первичного запоминания ряда и без всякого предупреждения. В подобных случаях Ш. садился, закрывал глаза, делал паузу, а затем говорил: "да-да... это было у вас на той квартире... вы сидели за столом, а я на качалке... вы были в сером костюме и смотрели на меня так... вот... я вижу, что вы мне говорили..." - и дальше следовало безошибочное воспроизведение прочитанного ряда."
(с.)
Классическое книжко-маст-рид про феномен эйдетической памяти.
Контекст моего личного интереса к этой теме таков.
Сайентологи-дианетики предлагали(и предлагают) людям о мере прохождения необходимых фэндомных процедур очистить разум от тараканов настолько,что у человека появляется возможность развить необычайно ясную память - вплоть до способности воспроизвести любой сенсорный след в том самом виде,в каком он был получен однажды.
Практика(научная проверка) показала, что "энграммы" не воспроизводятся линейно-механически - и что "достать" нужную из памяти в экспериментальной ситуации, поставленной так,чтобы исключались "угадывания" и "подсказки" оказалось для дианетических одиторов так же сложно, как искать отдельную капельку в луже, куда она упала неделю назад. Практика ,по-видимому, не оправдала своей эффективности.
Современные дианетики это или отрицают или считают тот эксперимент подставой, порочащим всю дианетическую психотехнику. Нужно больше внимания к таким вещам. Благо опыт дианетики - это опыт большей части учений об "улучшении и расширении психических человека", пришедших в более позднее время.
На такое даже Фройд не замахивался - более того,он признавал,что даже в процессе психоаналитическй реконструкии огромный массив воспоминаний на самом деле - иллюзии и фантазии.
Однако, анализируемому надобно верить - не так и не потому, что описываемое событие и в самом деле было, но потому,что вот именно этот человек именно так это почувствовал,воспринял, запомнил, интерпретировал ситуацию. Это его "личная легенда", и грамотный психоаналитик должен относиться к процессу чужого освобождения от иллюзий бережно.
На проблему достоверности воспоминаний существует в современной научной психологии и нейробиологии дофига разных взглядов - вплоть до такой позиции,что памяти вообще не существует, существует лишь реконструкция,притом очень низкого качества в плане точности("Врёт,как очевидец")... - но вот как тогда быть с шелдонами эйдетиками?
Это ведь всё легко проверить - называешь эйдетику номера в произвольном порядке,записанные так,что он их не видит(находясь за ширмой,чтобы исключить идеомоторное "считывание"), потом сверяешь.
Эйдетики справляются, более того, они справляются даже с "подлыми" заданиями - говоришь человеку "Запоминай предметы в комнате", а затем - "Сколько пальцев я показал и сколько раз я моргнул?"
Более того, часто эйдетики помнят эти вещи по гроб жизни с чувственной точностью, даже если это совершенно не нужно помнить.
Лурия:
"Ему было в то время немногим меньше тридцати. Его отец был владельцем книжного магазина, мать хотя и не получила образования, но была начитанной и культурной женщиной. У него много братьев и сестер - все обычные, уравновешенные, иногда одаренные люди; никаких случаев душевных заболеваний в семье не было.
Сам Ш. вырос в небольшом местечке, учился в начальной школе; затем у него обнаружились способности к музыке, он поступил в музыкальное училище, хотел стать скрипачом, но после болезни уха слух его снизился, и он увидел, что вряд ли сможет с успехом готовиться к карьере музыканта. Некоторое время он искал, чем бы ему заняться, и случай привел его в газету, где он стал работать репортером. У него не было ясной жизненной линии, планы его были достаточно неопределенными. Он производил впечатление несколько замедленного, иногда даже робкого человека, который был озадачен полученным поручением. Как уже сказано, он не видел в себе никаких особенностей и не представлял, что его память чем-либо отличается от памяти окружающих. Он с некоторой растерянностью передал мне просьбу редактора и с любопытством ожидал, что может дать исследование, если оно будет проведено. Так началось наше знакомство, которое продолжалось почти тридцать лет, заполненных опытами, беседами и перепиской.
Я приступил к исследованию Ш. с обычным для психолога любопытством, но без большой надежды, что опыты дадут что-нибудь примечательное.
Однако уже первые пробы изменили мое отношение и вызвали состояние смущения и озадаченности, на этот раз не у испытуемого, а у экспериментатора.
Я предложил Ш. ряд слов, затем чисел, затем букв, которые либо медленно прочитывал, либо предъявлял в написанном виде. Он внимательно выслушивал ряд или прочитывал его и затем в точном порядке повторял предложенный материал.
Я увеличил число предъявляемых ему элементов, давал 30, 50, 70 слов или чисел, - это не вызывало никаких затруднений. Ш. не нужно было никакого заучивания, и если я предъявлял ему ряд слов или чисел, медленно и раздельно читая их, он внимательно вслушивался, иногда обращался с просьбой остановиться или сказать слово яснее, иногда сомневаясь, правильно ли он услышал слово, переспрашивал его. Обычно во время опыта он закрывал глаза или смотрел в одну точку. Когда опыт был закончен, он просил сделать паузу, мысленно проверял удержанное, а затем плавно, без задержки воспроизводил весь прочитанный ряд.
Опыт показал, что с такой же легкостью он мог воспроизводить длинный ряд и в обратном порядке - от конца к началу; он мог легко сказать, какое слово следует за какими и какое слово было в ряду перед названным. В последних случаях он делал паузу, как бы пытаясь найти нужное слово, и затем - легко отвечал на вопрос, обычно не делая ошибок.
Ему было безразлично, предъявлялись ли ему осмысленные слова или бессмысленные слоги, числа или звуки, давались ли они в устной или в письменной форме; ему нужно было лишь, чтобы один элемент предлагаемого ряда был отделен от другого паузой в 2 - 3 секунды, и последующее воспроизведение ряда не вызывало у него никаких затруднений.
Вскоре экспериментатор начал испытывать чувство, переходящее в растерянность. Увеличение ряда не приводило Ш. ни к какому заметному возрастанию трудностей, и приходилось признать, что объем его памяти не имеет ясных границ. Экспериментатор оказался бессильным в, казалось бы, самой простой для психолога задаче - измерении объема памяти. Я назначил Ш. вторую, затем третью встречу. За ними последовал еще целый ряд встреч. Некоторые встречи были отделены днями и неделями, некоторые - годами.
Эти встречи еще более осложнили положение экспериментатора.
Оказалось, что память Ш. не имеет ясных границ не только в своем объеме, но и в прочности удержания следов. Опыты показали, что он с успехом - и без заметного труда - может воспроизводить любой длинный ряд слов, данных ему неделю, месяц, год, много лет назад. Некоторые из таких опытов, неизменно кончавшихся успехом, были проведены спустя 15 - 16 лет (!) после первичного запоминания ряда и без всякого предупреждения. В подобных случаях Ш. садился, закрывал глаза, делал паузу, а затем говорил: "да-да... это было у вас на той квартире... вы сидели за столом, а я на качалке... вы были в сером костюме и смотрели на меня так... вот... я вижу, что вы мне говорили..." - и дальше следовало безошибочное воспроизведение прочитанного ряда."
(с.)