Логика физика. Фейнман.
Из убер-весёлой книги "Вы,конечно,шутите, мистер Фейнман".Своего рода маст рид, чтобы проникнуться атмосферой:)))
История о том,как не тупить в покое свои инструменты:)И об искушениях на этом пути:)
В Корнеллском университете было огромное количество всевозможных кафедр, которые меня не слишком интересовали. (Это не означает, что они были плохими; просто так уж случилось, что меня они не интересовали.) В университете была кафедра домоводства, кафедра философии (люди с этой кафедры были особенно скучными), кроме того была кафедра культуры, музыки и т.д. Но в университете, несомненно, было немало людей, с которыми мне очень нравилось общаться. На кафедре математики были профессора Кац и Феллер; на кафедре химии - профессор Калвин; на кафедре зоологии - великий ученый - др. Гриффин, который обнаружил, что летучие мыши ориентируются, создавая эхо. Но все они были заняты, и нам не удавалось общаться достаточно часто; остальной же штат университета, на мой взгляд, мог говорить только о сущей чепухе. Да и Итака была маленьким городком.
Погода не баловала. Однажды я ехал на машине, когда внезапно начался снегопад, один из тех, которые никак не ожидаешь, поэтому особенно к ним не готовишься, полагая: "Да он сейчас закончится; поеду дальше, не буду останавливаться".
Однако вскоре снег становится настолько глубоким, что машина начинает немного застревать, поэтому приходится надевать на колеса цепи. Выходишь из машины, вытаскиваешь цепи на снег, на улице - мороз, тебя пробирает дрожь. Потом откатываешь машину назад, чтобы она встала на цепи, и тогда возникает еще одна проблема - по крайней мере, тогда она возникала; не знаю, как сейчас - с внутренней стороны диска есть крючок, который нужно зацепить в первую очередь. А поскольку цепи должны прилегать довольно плотно, прицепить один крючок к другому очень сложно. Потом нужно прижать этот зажим пальцами, которые к этому времени уже практически отмерзли. И поскольку ты находишься с внешней стороны шины, крючок - с внутренней, а руки заледенели, его очень сложно контролировать. Крючок соскальзывает, холод собачий, снег валит, ты пытаешься прижать этот зажим, а эта чертова штуковина и не думает опускаться - короче говоря, я помню, что в это самое мгновение я решил, что это ненормально-, что в мире должно быть такое место, где подобной проблемы не существует.
Я вспомнил, что пару раз приезжал в Калтех по приглашению профессора Бэчера, который раньше работал в Корнелле. Он очень умно поступил, когда я к нему приехал. Он знал меня как облупленного, а потому сказал: "Фейнман, у меня есть лишняя машина, и я одолжу ее тебе. На ней ты сможешь съездить в Голливуд и в Сансет-Стрип. Развлекайся".
Таким образом, каждый вечер я брал его машину и ездил в Сансет-Стрип - в ночные клубы, бары, в самую гущу событий. Все это мне полюбилось еще в Лас-Вегасе: красивые девушки, большие шишки и т.д. Бэчер знал, как заманить меня в Калтех.
Вы знаете историю об осле, который стоит точно посредине между двумя стогами сена и не знает, какой выбрать, потому что вся система находится в равновесии? Так вот, это цветочки. Корнелл и Калтех начали делать мне предложения, и, как только я решал, что в Калтехе действительно лучше, и собирался перейти туда, Корнелл что-нибудь добавлял к своему предложению. Когда же я решал остаться в Корнелле, Калтех в долгу не оставался и тоже улучшал свое предложение. Так что можете снова представить этого осла, который стоит между двумя стогами сена, но у него есть еще одна сложность: как только он двинется к одному стогу, второй становится выше. Это делает ситуацию почти неразрешимо сложной!
Окончательным аргументом для меня стал мой субботний отпуск. Я вновь хотел поехать в Бразилию, на этот раз на десять месяцев, и я только что заработал свой субботний отпуск в Корнелле. Я не хотел его терять, а потому придумал причину, чтобы принять решение. Я написал Бэчеру и сообщил ему о своем решении.
Калтех написал мне ответ: "Мы берем Вас на работу немедленно, и в первый же рабочий год предоставляем Вам субботний отпуск". Вот что они творили: что бы я ни делал, они все портили. Таким образом, свой первый год в Калтехе я на самом деле провел в Бразилии. Преподавать в Калтех я приехал во второй год. Вот как это произошло.
Теперь, когда я работаю в Калтехе с 1951 года, мне здесь очень нравится. Это именно то, что нужно такому одностороннему человеку как я. Здесь работают люди, которые занимают видное место в науке, которые в высшей степени заинтересованы в том, что они делают, и с которыми я могу поговорить. Так что в течение всех этих лет, проведенных в Калтехе, я прекрасно себя чувствовал.
Но однажды, когда я только начал работать в Калтехе, появился ужасно сильный смог. Все было гораздо хуже, чем сейчас, - по крайней мере, глаза болели гораздо сильнее. Я стоял на углу, глаза слезились, и я подумал: "Это ненормально! Это же абсолютное БЕЗУМИЕ! В Корнелле же все было нормально. Я уезжаю отсюда".
Я позвонил в Корнелл, спросил, могу ли я вернуться. Мне сказали: "Конечно! Мы все уладим и завтра же Вам перезвоним".
На следующий день мне сопутствовала величайшая удача в принятии правильного решения. Должно быть, Бог специально создал для меня эту ситуацию, чтобы помочь мне принять решение. Я шел в свой кабинет, когда ко мне подбежал какой-то парень и сказал: "Привет, Фейнман! Ты уже слышал, что случилось? Бааде обнаружил, что существует два разных типа звездного населения! Все расстояния до галактик мы измеряли на основе переменных цефиды одного типа, но оказалось, что есть еще и другой тип, так что Вселенная в два, три или даже в четыре раза старше, чем мы думали!"
Эта проблема была мне знакома. В те дни все говорило о том, что Земля старше Вселенной. Земле было четыре с половиной миллиарда лет, а Вселенной - только два или три миллиарда. Это была великая загадка. Но это открытие разрешало ее: оно доказывало, что Вселенная старше, чем полагали до этого. И всю эту информацию я получил немедленно - парень прибежал ко мне, чтобы рассказать это.
Я еще не дошел до своего кабинета, когда появился другой парень - Мэтт Мезельсон, биолог, который также занимался и физикой. (Я был в комиссии, когда он получал степень доктора философии.) Он построил первый из тех приборов, которые называют центрифугой, создающей градиент плотности - эта центрифуга могла измерять плотность молекул. Он сказал: "Посмотри-ка, какие результаты я получил, проведя эксперимент!"
Он доказал, что когда бактерия создает новую бактерию, то от одной бактерии к другой переходит целая, неповрежденная молекула - молекула ДНК, как нам сейчас известно. Видите ли, нам все время кажется, что все делится, делится. Поэтому мы считаем, что и в бактерии все делится и отдает половину себя новой бактерии. Но это невозможно: где-то мельчайшая молекула, которая содержит генетическую информацию, не может делиться пополам; она должна создавать копию себя и посылать одну копию новой бактерии, а другую оставлять себе. Он доказал это следующим образом: сначала он вырастил бактерии в слаболетучем азоте, а потом в обыкновенном. По мере проведения эксперимента он взвешивал молекулы в своей центрифуге, создающей градиент плотности.
Вес молекул хромосом первого поколения новых бактерий находился точно между весом молекул, выращенных в слаболетучем, и молекул, выращенных в обыкновенном азоте. Подобный результат мог получиться только в том случае, если бы все делилось, включая молекулы хромосом.
Но в последующих поколениях, когда можно было ожидать, что вес молекул хромосом будет составлять одну четвертую, одну восьмую и одну шестнадцатую разности веса молекул, выращенных в слаболетучем и обыкновенном азоте, вес молекул распался всего на две категории. Одна категория включала молекулы с тем же весом, что и в первом поколении (точно посредине между весом слаболетучих и обыкновенных молекул), в другой же категории молекулы были легче - их вес равнялся весу молекул, выращенных в обыкновенном азоте. Процентное содержание слаболетучих молекул снижалось наполовину в каждом последующем поколении, однако их вес оставался прежним. Этот результат вызывал невероятное волнение и, кроме того, был очень важен - это было фундаментальное открытие. И когда я, наконец, добрался до своего кабинета, я вдруг понял, что мне нужно остаться именно здесь. Здесь, где люди, которые работают в различных областях науки, делятся со мной своими открытиями, и эти открытия приводят в восторг. Да, это было действительно то, чего я желал.
Так что, когда чуть позже мне позвонили из Корнеллского университета и сказали, что все устраивается и уже почти готово, я сказал: "Прошу прощения, но я опять передумал". Однако тогда я решил, что я больше никогда не переменю своего решения. Ничто - абсолютно ничто - не сможет заставить меня опять передумать.
Когда ты молод, то слишком многое заставляет тебя переживать: что скажет мама, если ты поедешь туда-то. Ты беспокоишься, пытаешься принять решение, но потом появляется что-то еще. Гораздо легче просто решить. Никогда не сомневайся - ничто не сможет изменить твое решение. Однажды, когда я еще учился в МТИ, я это сделал. Я безумно устал от необходимости выбирать десерт в ресторане и поэтому решил, что всегда буду брать шоколадное мороженое, и никогда больше не переживал по этому поводу - эта проблема была решена раз и навсегда. Как бы то ни было, теперь я решил, что навсегда остаюсь в Калтехе.
Однажды кто-то попытался изменить мое решение насчет Калтеха. Незадолго до этого умер Ферми, и факультет Чикагского университета искал человека, который мог бы занять его место. Из Чикаго приехали двое и попросили разрешения посетить меня дома - тогда я не знал, что им нужно. Они начали приводить мне всевозможные доводы, почему мне следует поехать в Чикаго: там я могу делать то, там я могу делать се, там много великих людей, у меня будет возможность заниматься совершенно удивительными вещами. Я не спрашивал, сколько мне будут платить, но они намекали мне, что если я спрошу, то они скажут. Наконец, они спросили меня, хочу ли я знать, какую зарплату мне предлагают. "О, нет! - сказал я. - Я уже решил остаться в Калтехе. Но моя жена, Мэри Лу, в соседней комнате, и, если она услышит размер зарплаты, мы поссоримся. Кроме того, я решил больше никогда не изменять своего решения на этот счет; я остаюсь в Калтехе навсегда". Таким образом, я не дал им возможности сказать, сколько они предлагают.
Примерно месяц спустя я был на каком-то собрании, где ко мне подошла Леона Маршалл и сказала: "Забавно, что ты не принял наше предложение перейти в Чикагский университет. Мы были ужасно разочарованы и не могли понять, как ты мог отказаться от такого потрясающего предложения".
- Это было совсем несложно, - сказал я, - я просто не позволил, чтобы мне сказали, в чем состоит предложение.
Неделю спустя я получил от нее письмо. Я вскрыл его и прочитал первое предложение: "Тебе предлагали зарплату в...", - сумма была огромная, в три или четыре раза превышающая мою тогдашнюю зарплату. Я был ошеломлен! Дальше было написано: "Я первым делом написала тебе о зарплате. Может быть, теперь ты передумаешь, потому что мне сказали, что это место все еще свободно, и нам бы очень хотелось, чтобы его занял ты".
Я написал им следующий ответ: "Узнав размер зарплаты, я решил, что просто должен отказаться. Причина же состоит в том, что с такой зарплатой я мог бы сделать то, что всегда хотел сделать: завести прекрасную возлюбленную, поселить ее в шикарной квартире, покупать ей красивые вещи... С зарплатой, которую мне предлагаете вы, я на самом деле смогу это сделать, и я знаю, чем это закончится. Я буду переживать из-за нее, буду думать, чем она занимается; придя домой, я буду спорить и ссориться с ней и т.п. Все эти хлопоты принесут мне только дискомфорт и несчастье. Я не смогу заниматься физикой в полной мере, и вся моя жизнь превратиться в совершенный хаос! Так что то, что мне всегда хотелось сделать, не принесет мне ничего кроме неприятностей, а потому я решил, что не могу принять ваше предложение".
История о том,как не тупить в покое свои инструменты:)И об искушениях на этом пути:)
В Корнеллском университете было огромное количество всевозможных кафедр, которые меня не слишком интересовали. (Это не означает, что они были плохими; просто так уж случилось, что меня они не интересовали.) В университете была кафедра домоводства, кафедра философии (люди с этой кафедры были особенно скучными), кроме того была кафедра культуры, музыки и т.д. Но в университете, несомненно, было немало людей, с которыми мне очень нравилось общаться. На кафедре математики были профессора Кац и Феллер; на кафедре химии - профессор Калвин; на кафедре зоологии - великий ученый - др. Гриффин, который обнаружил, что летучие мыши ориентируются, создавая эхо. Но все они были заняты, и нам не удавалось общаться достаточно часто; остальной же штат университета, на мой взгляд, мог говорить только о сущей чепухе. Да и Итака была маленьким городком.
Погода не баловала. Однажды я ехал на машине, когда внезапно начался снегопад, один из тех, которые никак не ожидаешь, поэтому особенно к ним не готовишься, полагая: "Да он сейчас закончится; поеду дальше, не буду останавливаться".
Однако вскоре снег становится настолько глубоким, что машина начинает немного застревать, поэтому приходится надевать на колеса цепи. Выходишь из машины, вытаскиваешь цепи на снег, на улице - мороз, тебя пробирает дрожь. Потом откатываешь машину назад, чтобы она встала на цепи, и тогда возникает еще одна проблема - по крайней мере, тогда она возникала; не знаю, как сейчас - с внутренней стороны диска есть крючок, который нужно зацепить в первую очередь. А поскольку цепи должны прилегать довольно плотно, прицепить один крючок к другому очень сложно. Потом нужно прижать этот зажим пальцами, которые к этому времени уже практически отмерзли. И поскольку ты находишься с внешней стороны шины, крючок - с внутренней, а руки заледенели, его очень сложно контролировать. Крючок соскальзывает, холод собачий, снег валит, ты пытаешься прижать этот зажим, а эта чертова штуковина и не думает опускаться - короче говоря, я помню, что в это самое мгновение я решил, что это ненормально-, что в мире должно быть такое место, где подобной проблемы не существует.
Я вспомнил, что пару раз приезжал в Калтех по приглашению профессора Бэчера, который раньше работал в Корнелле. Он очень умно поступил, когда я к нему приехал. Он знал меня как облупленного, а потому сказал: "Фейнман, у меня есть лишняя машина, и я одолжу ее тебе. На ней ты сможешь съездить в Голливуд и в Сансет-Стрип. Развлекайся".
Таким образом, каждый вечер я брал его машину и ездил в Сансет-Стрип - в ночные клубы, бары, в самую гущу событий. Все это мне полюбилось еще в Лас-Вегасе: красивые девушки, большие шишки и т.д. Бэчер знал, как заманить меня в Калтех.
Вы знаете историю об осле, который стоит точно посредине между двумя стогами сена и не знает, какой выбрать, потому что вся система находится в равновесии? Так вот, это цветочки. Корнелл и Калтех начали делать мне предложения, и, как только я решал, что в Калтехе действительно лучше, и собирался перейти туда, Корнелл что-нибудь добавлял к своему предложению. Когда же я решал остаться в Корнелле, Калтех в долгу не оставался и тоже улучшал свое предложение. Так что можете снова представить этого осла, который стоит между двумя стогами сена, но у него есть еще одна сложность: как только он двинется к одному стогу, второй становится выше. Это делает ситуацию почти неразрешимо сложной!
Окончательным аргументом для меня стал мой субботний отпуск. Я вновь хотел поехать в Бразилию, на этот раз на десять месяцев, и я только что заработал свой субботний отпуск в Корнелле. Я не хотел его терять, а потому придумал причину, чтобы принять решение. Я написал Бэчеру и сообщил ему о своем решении.
Калтех написал мне ответ: "Мы берем Вас на работу немедленно, и в первый же рабочий год предоставляем Вам субботний отпуск". Вот что они творили: что бы я ни делал, они все портили. Таким образом, свой первый год в Калтехе я на самом деле провел в Бразилии. Преподавать в Калтех я приехал во второй год. Вот как это произошло.
Теперь, когда я работаю в Калтехе с 1951 года, мне здесь очень нравится. Это именно то, что нужно такому одностороннему человеку как я. Здесь работают люди, которые занимают видное место в науке, которые в высшей степени заинтересованы в том, что они делают, и с которыми я могу поговорить. Так что в течение всех этих лет, проведенных в Калтехе, я прекрасно себя чувствовал.
Но однажды, когда я только начал работать в Калтехе, появился ужасно сильный смог. Все было гораздо хуже, чем сейчас, - по крайней мере, глаза болели гораздо сильнее. Я стоял на углу, глаза слезились, и я подумал: "Это ненормально! Это же абсолютное БЕЗУМИЕ! В Корнелле же все было нормально. Я уезжаю отсюда".
Я позвонил в Корнелл, спросил, могу ли я вернуться. Мне сказали: "Конечно! Мы все уладим и завтра же Вам перезвоним".
На следующий день мне сопутствовала величайшая удача в принятии правильного решения. Должно быть, Бог специально создал для меня эту ситуацию, чтобы помочь мне принять решение. Я шел в свой кабинет, когда ко мне подбежал какой-то парень и сказал: "Привет, Фейнман! Ты уже слышал, что случилось? Бааде обнаружил, что существует два разных типа звездного населения! Все расстояния до галактик мы измеряли на основе переменных цефиды одного типа, но оказалось, что есть еще и другой тип, так что Вселенная в два, три или даже в четыре раза старше, чем мы думали!"
Эта проблема была мне знакома. В те дни все говорило о том, что Земля старше Вселенной. Земле было четыре с половиной миллиарда лет, а Вселенной - только два или три миллиарда. Это была великая загадка. Но это открытие разрешало ее: оно доказывало, что Вселенная старше, чем полагали до этого. И всю эту информацию я получил немедленно - парень прибежал ко мне, чтобы рассказать это.
Я еще не дошел до своего кабинета, когда появился другой парень - Мэтт Мезельсон, биолог, который также занимался и физикой. (Я был в комиссии, когда он получал степень доктора философии.) Он построил первый из тех приборов, которые называют центрифугой, создающей градиент плотности - эта центрифуга могла измерять плотность молекул. Он сказал: "Посмотри-ка, какие результаты я получил, проведя эксперимент!"
Он доказал, что когда бактерия создает новую бактерию, то от одной бактерии к другой переходит целая, неповрежденная молекула - молекула ДНК, как нам сейчас известно. Видите ли, нам все время кажется, что все делится, делится. Поэтому мы считаем, что и в бактерии все делится и отдает половину себя новой бактерии. Но это невозможно: где-то мельчайшая молекула, которая содержит генетическую информацию, не может делиться пополам; она должна создавать копию себя и посылать одну копию новой бактерии, а другую оставлять себе. Он доказал это следующим образом: сначала он вырастил бактерии в слаболетучем азоте, а потом в обыкновенном. По мере проведения эксперимента он взвешивал молекулы в своей центрифуге, создающей градиент плотности.
Вес молекул хромосом первого поколения новых бактерий находился точно между весом молекул, выращенных в слаболетучем, и молекул, выращенных в обыкновенном азоте. Подобный результат мог получиться только в том случае, если бы все делилось, включая молекулы хромосом.
Но в последующих поколениях, когда можно было ожидать, что вес молекул хромосом будет составлять одну четвертую, одну восьмую и одну шестнадцатую разности веса молекул, выращенных в слаболетучем и обыкновенном азоте, вес молекул распался всего на две категории. Одна категория включала молекулы с тем же весом, что и в первом поколении (точно посредине между весом слаболетучих и обыкновенных молекул), в другой же категории молекулы были легче - их вес равнялся весу молекул, выращенных в обыкновенном азоте. Процентное содержание слаболетучих молекул снижалось наполовину в каждом последующем поколении, однако их вес оставался прежним. Этот результат вызывал невероятное волнение и, кроме того, был очень важен - это было фундаментальное открытие. И когда я, наконец, добрался до своего кабинета, я вдруг понял, что мне нужно остаться именно здесь. Здесь, где люди, которые работают в различных областях науки, делятся со мной своими открытиями, и эти открытия приводят в восторг. Да, это было действительно то, чего я желал.
Так что, когда чуть позже мне позвонили из Корнеллского университета и сказали, что все устраивается и уже почти готово, я сказал: "Прошу прощения, но я опять передумал". Однако тогда я решил, что я больше никогда не переменю своего решения. Ничто - абсолютно ничто - не сможет заставить меня опять передумать.
Когда ты молод, то слишком многое заставляет тебя переживать: что скажет мама, если ты поедешь туда-то. Ты беспокоишься, пытаешься принять решение, но потом появляется что-то еще. Гораздо легче просто решить. Никогда не сомневайся - ничто не сможет изменить твое решение. Однажды, когда я еще учился в МТИ, я это сделал. Я безумно устал от необходимости выбирать десерт в ресторане и поэтому решил, что всегда буду брать шоколадное мороженое, и никогда больше не переживал по этому поводу - эта проблема была решена раз и навсегда. Как бы то ни было, теперь я решил, что навсегда остаюсь в Калтехе.
Однажды кто-то попытался изменить мое решение насчет Калтеха. Незадолго до этого умер Ферми, и факультет Чикагского университета искал человека, который мог бы занять его место. Из Чикаго приехали двое и попросили разрешения посетить меня дома - тогда я не знал, что им нужно. Они начали приводить мне всевозможные доводы, почему мне следует поехать в Чикаго: там я могу делать то, там я могу делать се, там много великих людей, у меня будет возможность заниматься совершенно удивительными вещами. Я не спрашивал, сколько мне будут платить, но они намекали мне, что если я спрошу, то они скажут. Наконец, они спросили меня, хочу ли я знать, какую зарплату мне предлагают. "О, нет! - сказал я. - Я уже решил остаться в Калтехе. Но моя жена, Мэри Лу, в соседней комнате, и, если она услышит размер зарплаты, мы поссоримся. Кроме того, я решил больше никогда не изменять своего решения на этот счет; я остаюсь в Калтехе навсегда". Таким образом, я не дал им возможности сказать, сколько они предлагают.
Примерно месяц спустя я был на каком-то собрании, где ко мне подошла Леона Маршалл и сказала: "Забавно, что ты не принял наше предложение перейти в Чикагский университет. Мы были ужасно разочарованы и не могли понять, как ты мог отказаться от такого потрясающего предложения".
- Это было совсем несложно, - сказал я, - я просто не позволил, чтобы мне сказали, в чем состоит предложение.
Неделю спустя я получил от нее письмо. Я вскрыл его и прочитал первое предложение: "Тебе предлагали зарплату в...", - сумма была огромная, в три или четыре раза превышающая мою тогдашнюю зарплату. Я был ошеломлен! Дальше было написано: "Я первым делом написала тебе о зарплате. Может быть, теперь ты передумаешь, потому что мне сказали, что это место все еще свободно, и нам бы очень хотелось, чтобы его занял ты".
Я написал им следующий ответ: "Узнав размер зарплаты, я решил, что просто должен отказаться. Причина же состоит в том, что с такой зарплатой я мог бы сделать то, что всегда хотел сделать: завести прекрасную возлюбленную, поселить ее в шикарной квартире, покупать ей красивые вещи... С зарплатой, которую мне предлагаете вы, я на самом деле смогу это сделать, и я знаю, чем это закончится. Я буду переживать из-за нее, буду думать, чем она занимается; придя домой, я буду спорить и ссориться с ней и т.п. Все эти хлопоты принесут мне только дискомфорт и несчастье. Я не смогу заниматься физикой в полной мере, и вся моя жизнь превратиться в совершенный хаос! Так что то, что мне всегда хотелось сделать, не принесет мне ничего кроме неприятностей, а потому я решил, что не могу принять ваше предложение".