Между Девчатами и Гнездом Кукушки. Гендерная война и романтический ореал вокруг темной триады.

[orfis_sakarna]

Между Девчатами и Гнездом Кукушки. Книга, фильм и как массовое сознание романтизирует темную триаду, превращая манипуляторов в няшных бунтарей.

Параллель между двумя произведениями - Девчатами и Пролетая над гнездом кукушки - мне долгое время не казалась очевидной.
Там деревья валят, здесь психов лечат в добровольно-принудительном порядке.
Там про советских русских здоровяков, про страстно желающий работать и устроиться в жизни молодняк, здесь про людей, которые ушли от общества, которые не горят в него вернуться и предпочитают отказаться от радостей жизни, лишь бы не испытывать боли от её испытаний.
Там больше про девочек, тут больше про мальчиков... Но вот тут натыкаемся на первое структурное сходство.

Книга-первоисточник в обеих случаях структурно построена как гендерный военный конфликт.
При этом, хотя фокус первой на девушках, а второй на мужиках, обе сходятся в том, что против массы пацанов выступает в качестве коллективной Немезиды одна женская личность.
Возмездие во имя Луны несётся практически в гордом одиночестве, в качестве единственного агрессора, другие женские персонажи пассивны или находятся в пацанской патриархальной подсистеме и живут по её законам.
Пацаны в обеих случаях стремятся в обход системы устроить в жизни для себя, любимых, больше комфорта за счет женских персонажей. Они вписывают их в свою систему, при этом ограничивая часть своих возможностей.
Главный женский персонаж же в обеих случаях, в книге-первоисточнике - это воплощенная бескомпромиссная власть, контроль, чистая соционическая многомерная чёрная сенсорика, хотя разница в жизненном опыте контрастирует, равно как и изначальное положение в иерархии.
Кроме того, из Коллективного Пацанского патриархата в обеих случаях выделяется Неподдающийся Ловелас а.к.а Укрощун Строптивых, который в ответ пытается ,чередуя кнут и пряник на женском персонаже, провести свою схему...Но в обеих случаях фейлит.

При этом, если читать обе книги, то образы фильмов, которые нам даются режиссёрами, предстают чрезвычайно смягчёнными и искажёнными.
Тося Кислицина в комедии - вполне себе няшка, несмотря на детдомовское прошлое. Она в лучшем случае подана как эксцентричная тсундере с характером, вслух проговаривающая то, что девчата сказать не решились бы. Короче, идет на прямой конфликт с обеими системами, борзея, но при этом не воспринимается зрителями как агрессор, в силу того,что подается максимально мило и симпатично.
Подобная же подача и у Макмёрфи. Рыжик чудит, бузит, нарушает режим везде, где нельзя, ищет слабые места, но несмотря на педобирское прошлое, воспринимается зрителем как вполне себе романтический бунтарь, который рушит то, что удобно, ради того, что только и подлинно, рушит простой комфорт ради более интенсивной радости, наслаждения жизнью, в типично мужском дикарском раю - зрелища, рыбалка и продажные женщины на один раз.

Книги же более напряжённые, тёмные, образы куда как ближе к жизни и при анализе персонажей романтика сдувается очень быстро.
Тося из Девчат настолько в книге чёрная, настолько непроницаемо триадная, настолько насквозь пропитанная непримиримой ненавистью ,замещанной на травматике, что ни одного светлого блика на протяжении повествования не просмотраивается. Баланс сил качается так, что начинаешь сочувствовать антагонисту.
Она ближе к Макмёрфи в том, что играет бунтаря, жертву системы. Собственно, в фильме и особенно в книге при любом удобном случае Тося включает "пожалейку", "уууу, я натворила гадостей, но я же сиротинушка, мимимими" и использует материнские инстинкты окружающих девочек, чтоб создать себе ресурс(гипертрофированный материнский инстинкт пытается юзать и Макмёрфи, дабы сменить режим с матриархально-кастрирующе-опекающего на пацанско-дегенеративный).

В книге, Тося не намерена нести справедливость в систему ни в каком виде. Она заботится только о своих потребностях, нахраписто отжимает и у девчат, и у пацанского патриархата доступные ресурсы, на любые требования реагирует бескомпромиссной агрессией, любую ситуацию стремится контролировать и никогда не чувствует себя в состоянии покоя, это персонаж "на напряге".
Тут надо похвалить произведение Бориса Бедного за нейрореализм.
Тося в книге - детдомовский зверёк до мозга костей, чистый контроль, чистая власть, чистое стремление к выживанию через выматывание нервов окружающим, под видом того,что это для их же блага.

Уже при заселении Тося "виноватится" и "жертвится" перед комендатном, играя роль бедной бескорыстной девочки, которой прям без подушки жизни нет.

"- А подушки своей у тебя нету? - с надеждой в голосе обратился он к Тосе. - Тумбочек у нас хоть завались, могу даже две дать, а по части подушек бедствуем…

- Что же мне теперь, спать на тумбочке? - воинственно спросила Тося, уверенная в своем кровном праве на подушку и полная непоколебимой решимости выцарапать у коменданта все, что ей причитается."

Но прямое столкновение не выгодно, и Тося, имея вполне себе корыстные и властные интенции(подушка и необходимость, и вместе с тем символ власти), играет бедную сиротку, манипулируя добрым и не таким живучим комендантом из благополучной семьи.

"Комендант внимательно оглядел Тосю - от стоптанных туфлишек подросткового размера до реденького платка на голове.

- Это что, все твои вещи? - полюбопытствовал он, кивнув на куцый Тосин баул.

- Все… - виновато ответила Тося.

- Тоже мне, приезжают!

Тося самолюбиво закусила губу и вскинула острый девчоночий подбородок.

- Не в вещах счастье!

- Знаешь, девушка, - примирительно сказал комендант, - без них тоже полного счастья нету… Располагайся, подушку я тебе раздобуду.

Комендант вышел. Тося села на свою койку и, по давней привычке, попробовала было покачаться на пружинах, но у нее ничего не получилось. Она заинтересованно приподняла матрас и увидела под ним доски, лежащие на ржавых железных прутьях.

- Вот тебе и счастье!.. - пробормотала Тося"

Персонаж и дальше будет принципиально недоволен всем, чем довольствуются остальные. Но материальное часто уступает стремлению к превосходству. Предыдущая работа Тоси домработницей была более чем комфортной.
Тося жила с интеллигентами, на которых ездила, но это было скучно и слишком легко. Работа скоро начала восприниматься ей как унизительная.

Доцент с женой так старались, чтобы она не чувствовала никакого различия между ними и собой, что Тося вскоре догадалась: сами они в глубине души признают это различие, хотя из вежливости и делают вид, что она такая же, как и они. Сначала Тося просто не поняла, в чем тут закавыка, а потом пораскинула умом и пришла к выводу: все упирается в новую ее работу. Было в этой работе что-то такое, что принижало Тосю в чужих глазах и давало повод смотреть на нее сверху вниз.

И тогда, так и не дождавшись, пока осторожная газета соберет все факты в кучу и призовет зловредного агронома к ответу, удивив доцента с аспиранткой черной своей неблагодарностью, Тося завербовалась вдруг помогать лесной промышленности и укатила на Север от приглянувшегося ей уютного балкончика и волшебного полированного ящика, битком набитого концертами, постановками и старыми фильмами, от неисправного загадочного пылесоса и обещанной ей почти новой юбки заманчивого фасона «солнце-клеш»…

При любой возможности, Тося накачивает себя чувством превосходства над окружающими.
Мимо навеса прогрохотал широколобый трелевочный трактор, таща за собой большой воз очищенных от сучьев стволов, которые здесь все называли хлыстами. Длинные хлысты прогибались, как прутики; толстые комли глубоко бороздили землю. Из кабины высунулся чумазый тракторист, помахал Тосе рукой и крикнул:

- Жарь-вари!

Тося проводила трактор почтительными глазами и по давней своей привычке топнула вдруг ногой, настраиваясь на поэтический лад. Еще учась в пятом классе, Тося сделала открытие: если как следует топнуть ногой, то потом уж никакого труда не составит сочинить строчку-другую стихов. Стихи эти, может быть, и не блистали особыми поэтическими совершенствами, но в оправдание Тоси надо сказать, что печатать их она не собиралась и даже на бумагу никогда не записывала. Тося пнула матушку-землю и пропела себе самовосхвалительную песенку, тут же сочиняя слова:

Она варила-жарила,

Всех… позади оставила!

При первом же знакомстве, она воспринимает антагониста Илью с опять же, чёрно-сенсорных позиций.
на обходила делянку и с любопытством присматривалась к лесорубам и их работе. Больше всего ей приглянулась непыльная работенка вальщика Ильи - видного рослого парня, который шел впереди всей бригады и вгрызался бензомоторной пилой в чащобу леса.

Стоило только Илье приложить свою жужжащую, диковинного вида пилу к дереву, как оно тут же падало на землю. В глазах Тоси работа Ильи даже и на работу не была похожа: он, как бы прогуливаясь, переходил от дерева к дереву и играючи, с неправдоподобной на глаз новичка легкостью валил их одно за другим. «Умеют некоторые устраиваться!» - подумала Тося.

Тося сначала в своих глазах возвеличивает работу лесорубов, а потом её же обесценивает.
«В общем, - решила Тося, - ничего особенного. Работа как работа, зря эти лесорубы так много о себе воображают…»

Понятно, что лесорубы думать могут много разного, но Тося ,как нарцисс, знает только свои мысли и оценки, только свой круг идеализации-обесценивания.

Илья покосился на Тосю, не понимая, какая муха ее укусила. А Тося дотронулась пальцем до пильной цепи.

- Даже не верится, что этой штукой можно дерево спи… свалить. На велосипедную передачу здорово похоже!

- А ведь верно! - согласился Илья. - И как это я не замечал? Зоркие у тебя глаза!

- Да уж вижу! - похвасталась Тося, благосклонно взглянула на Илью и подумала, что, несмотря на всю свою пижонскую красоту, человек он, кажется, еще не совсем пропащий…

Опять мы видим нарцисса. Сначала она приписывает Илье красоту и власть над женскими умами.
Потом она его обесценивает, приписывая ему качества негодяя и человека,который смотрит на всех свысока.
С одной стороны, она отчасти попадает - стереотипный жизненный опыт "оценки по одёжке" в новом коллективе работает, а если бы стереотипы не работали, их бы не существовало.
С другой, Тосе удобно сводить людей к схеме - и не более того.
Их она оценивает в том числе по отношению к себе, любимой.

Можно заметить, что Тося равнодушна к несиловой информации. При обследовании вещей соседок, она интересуется флаконами с духами(нюхает все флаконы Анфисы) и едой, но остается равнодушной к книгам.

"Даже легкомысленную Тосю величественная сосна настроила на непривычные для нее торжественные мысли, и она подумала, что дерево это, может быть, стояло здесь еще во время Ивана Грозного или Петра Первого… Впрочем, она тут же поймала себя на том, что не помнит в точности, кто из этих царей был древний, а кто царствовал поближе к нам, и виновато шмыгнула носом. Тося вообще плохо разбиралась в истории и даже не могла никогда толком понять, почему век, в котором она живет, считается двадцатым: ведь у каждого года в этом веке первая цифра - девятнадцать."

Увидев , что Илья её хвалит, как нормальный человек, прямо в данный момент не стремящийся прогнуть или понравиться, Тося из этого делает вывод, что парня под себя можно прогнуть - в её понимании, "перевоспитать"

Илья показал на громадную сосну - самую высокую в этой части леса:

- Смотри, я сейчас вон то чудо природы опрокину.

- Кишка тонка! - подзадорила его Тося, боясь преждевременной добротой испортить человека, стоящего на верном пути к исправлению своих недостатков.

При варке, Тося тоже фантазирует о своем превосходстве над окружающими, стремясь компенсировать свою неполноценность.

Проголодавшиеся лесорубы со всех сторон устремились к Тосиному навесу. В горделивой позе, уперши руки в бока, Тося стояла возле котла, по-матерински снисходительно смотрела на спешащих к ней лесорубов и чувствовала себя сейчас самым главным в лесу начальником.

Позже, на танцах, Тося, в ответ на помощь со стороны подруг, тыкает Кате в главный недостаток её ухажора, боясь, что и слишком жалкий, и "слишком счастливый" вид на танцах скомпрометирует её.

Ты что ж не танцуешь? - спросила Катя.

- Пол у вас… сучковатый, - нашла Тося причину.

- А я что-то не заметила… Хочешь, Сашка с тобой потанцует?

Вот-вот, Тосе только и осталось разбивать чужие пары! И до чего же любят удачливые девчата выручать своих несчастных подруг! Прямо медом их не корми, а дай сотворить без спросу доброе дело! И Тося не удержалась, чтобы не преподнести Кате пилюлю:

- Спасибочко, а только ноги мне еще пригодятся. Не всем же быть инвалидами, хватит и тебя одной!

- Как знаешь… - обиделась Катя за своего косолапого Сашку и отошла прихрамывая.

Тосин ум продолжает то идеализировать Илью, то обесценивать его, при этом опять же, Тося приписывает ему свои мысли о себе, свою собственную самооценку, скачущую от величия к ничтожности.

На миг Тося встретилась глазами с Ильей, и ей почудилось, что он, как в открытой книге, прочитал все ее тайные мысли - прочитал и понял: не от хорошей жизни занялась она не своим делом и ударилась вдруг в умственность. Кажется, Илья даже пожалел ее - маленькую, некрасивую, никому здесь не нужную. Только жалости его Тосе и не хватало! Она закусила губу и выбежала из клуба.

Дальше Тося продолжает развивать тему "коммунизма", пытаясь с одной стороны, задобрить девочонок конфетами,а с другой, получить право распоряжаться чужими вещами, подав себя как благодетельницу.

Тося беспечно махнула рукой:

- А чего там! Я так считаю: деньги для того и зарабатывают, чтобы тратить. Ведь правда, мама-Вера?

- Открыла Америку! - фыркнула Анфиса.

Тося обернулась было к ней, чтобы дать отпор, но тут в поле ее зрения попала прихорашивающаяся Катя, и мысли Тоси сразу же настроились на другой лад.

- Это платье тебе не к лицу! - решительно объявила она. - Надень лучше Верину блузку и Анфискину черную юбку. - Недолго думая, Тося вытащила из шкафа чужие одежины и примерила издали к Кате. - Девчонки, правда, лучше?

Анфиса пожала плечами. Надя на миг оторвалась от плиты, безучастно посмотрела на Катю и снова занялась своей картошкой. А Вера даже головы не повернула.

- Единоличники вы несчастные! - пристыдила Тося девчат. - Подруга на первое свидание идет, а вам хоть бы хны!

- Одни женихи у вас на уме, - отозвалась уязвленная Вера. - Занялись бы чем посерьезней.

- Эх, мама-Вера! Как тридцать стукнет, обещаю только про международное положение думать. С утра до вечера, без перерыва на обед!.. - Тося кинула юбку с блузкой Кате. - Переодевайся!

Катя многозначительно повела глазами в сторону Анфисы.

- Мам-Вера, Анфиска, можно? - запоздало спросила Тося.

Вера разрешающе кивнула головой, а Анфиса снова неопределенно пожала плечами, удивляясь детдомовской Тосиной бесцеремонности.

Катя поспешно стала переодеваться, боясь, что Анфиса передумает и отнимет у нее лучшую свою юбку.

- Глянет Сашка - и наповал! - убежденно говорила Тося, тормоша Катю и изо всех сил стараясь сделать подругу покрасивей.

Девки спускают ситуацию на тормозах и дают Тосе сидеть у них на шее и болтать ножками, продолжая их обесценивать и бить по больным местам, делая при этом вид, что она им "помогает".
Тося понимает, что непопулярность у парней - самое слабое место девушек, они ради того,что понравится, стерпят всё, и умело использует этот социальный рычаг, как способ подняться.
Девушки настолько отчаянно хотят стать красивыми, что позволяют Тосе залезть в их вещи и отношения.
Тося - нарцисс и к тому же Жук с чёрной сенсорикой, дуал Еся, отсюда очень мощная чувствительность к эстетике других, при своем плохом вкусе.

"Любимые Тосины киноактрисы, прикатившие в поселок в бауле, успели уже перекочевать на стенку. Вперемежку с ними висели пестрые картинки, которые Тося выдирала из иллюстрированных журналов. Даже и тут она была верна поварской своей профессии и всем самым красивым пейзажам предпочитала вкусные натюрморты. Любила Тося краски ярчайшие. Стена над ее койкой стала самым экзотическим уголком во всей комнате. У Веры при одном лишь взгляде на пеструю Тосину экзотику сразу же зарябило в глазах…"

Анфиса, у которой тоже есть манипулятивные черты, быстрее других подлавливает Тосю.

Тося с молодым ужасом посмотрела на нее и с решительным видом повернулась к Анфисе:

- Дай одеколонцу для Катерины, будь человеком!

Анфиса молча протянула Кате флакон с одеколоном.

Тося бесцеремонно перехватила флакон, понюхала:

- Дай другой, у тебя лучше есть, я знаю.

- Ага! - торжествующе выпалила Анфиса. - Наконец-то я тебя поймала, вечно по чужим тумбочкам лазишь!

Тося воинственно подступила к Анфисе:

- А ты видела?!

Анфиса нырнула рукой в тумбочку, достала из дальнего угла маленький заветный флакончик, глянула на свет.

- Так и есть! Я как знала, царапину вчера сделала, а теперь царапина на весу… Поймаю на месте - руки поотрываю!

- Попробуй… - без прежнего пыла молвила Тося, отодвигаясь от Анфисы.

Хитрая Анфисина царапина, кажется, не на шутку озадачила Тосю. Пряча смущение, она подошла к своей койке и срочно занялась покосившимся натюрмортом.

Тося пользуется чужими духами, а чтобы не было видно изменения уровня, подливает водички, как настоящая коммунистка.

Только благодаря Анфисе, Тосин напор удается как-то нейтрализовать. Хочешь отбрить дракона - приходится использовать собственного.

"- Да не слушай ты ее, Надежда! - вступила в разговор оправившаяся Тося. - Ей только волю дай - на всех станет кидаться. Тигра лютая, а не человек! - Вызывая Анфису на бой, Тося храбро шагнула к ней и сказала с запоздалой яростью: - Если кто и брал твой паршивый одеколон, так почему я? Что я, крайняя?

- Больше некому! - убежденно ответила Анфиса.

- Нужен мне твой одеколон, - не сдавалась Тося. - Захочу - целое ведро куплю!

- Вот и купи, а чужой не бери.

- И куплю!

- Купи, купи… Не забудь и пудру заодно, вечно в мою пудреницу заглядываешь!

- В твою пудреницу? - возмутилась Тося. - Ну, знаешь… Когда у меня пудры нету, я могу и зубным порошком попудриться. Цацу из себя не корчу, как некоторые!

- Кончайте базар, - строго сказала Вера. - Слушать противно. А ты, Тось, просто удивляешь меня…

Тося топнула ногой и пропела…

Она всех вечно удивляла,

Такая… уж она была!

- Поэтесса! - фыркнула Анфиса. - Пушкин в томате!

- Как умею!.. - обиделась Тося и злопамятно посмотрела на ехидную Анфису.

- Тось, ты уроки сделала? - поспешно спросила Вера, чтобы помешать новой стычке.

- А нам, мама-Вера, кажется, не задавали… - схитрила Тося и стойко выдержала сомневающийся Верин взгляд.

- То-ося!

- Ох и надоели вы мне все! Зря я в вечернюю школу поступила… - не в первый раз пожалела Тося, но послушно достала из тумбочки учебники и тетрадки и села за стол."

Тосино постоянное обесценивание не срабатывает, ей тыкают в её самое слабое место - интеллект.
Она зло полистала учебник, нашла нужную задачку, по школярской привычке сразу же заглянула в ответ и скорчила кислую мину, не зная, как ей этот ответ заполучить. Тишина - редкая гостья общежития - ненадолго установилась в комнате. Анфиса вернулась к зеркалу, а Вера снова легла на свою койку-гамак и уткнулась в пухлый роман.

- Как там они, еще не поженились? - вкрадчивым голоском спросила Тося.

- Ты решай задачу, решай… - посоветовала Вера.

- Ох и вредные вы все! - возмутилась Тося. - Все воспитывают, воспитывают… И как вам не надоест? - Обхватив голову руками, Тося с лютой ненавистью уставилась в задачник и забормотала: - Поезд отошел от станции…

Даже мечты Тоси - о власти, и притом о безраздельном матриархальном рабстве над братом, которого Тося будет по жизни держать под каблуком, без права на интересы,помимо Тоси, и личную жизнь.

Тося зажмурилась и заговорила - быстро и горячо, как говорят о давней своей мечте:

- Ты только не смейся. Больше всего в жизни я хотела бы, чтоб у меня старший брат был… Родной старший брат! - Тося зачастила, опасаясь, что ее перебьют и не дадут досказать: - Чтоб и фамилия у него была, как у меня, и отчество, чтоб совсем-совсем родной, понимаешь? И чтоб старший - ну, хотя бы на два годика, а еще лучше - лет на пять… Чтоб он сильный был, умный и все в жизни знал. Чтоб с ним можно было посоветоваться в случае чего и все ему рассказать. Понимаешь: все-все!.. В общем, настоящий старший брат, как у других девчонок бывает… Ты не думай, он у меня как сыр в масле катался бы! Я бы ему рубашки стирала, галстук самый модный с получки купила, обеды из трех блюд готовила. Мы бы с ним вместе в кино ходили, и рано утром я бы его на работу будила!.. И еще… чтоб он не женился и всегда со мной жил. Ну зачем ему жениться? Попадется какая-нибудь модница или вертихвостка, только со мной рассорит… Чтоб его все хулиганы, вроде Фили, боялись и чтоб он на батю нашего был похож - хоть немножко…

Тут и автор напоминает о Тосиной травме.

Тося замолчала и боязливо открыла глаза. Ей показалось вдруг, что она слишком уж размахнулась в несбыточных своих мечтах и безудержно много требует от судьбы. И еще она боялась, что девчата поднимут ее на смех, но никто в комнате не усмехнулся даже, и только Ксан Ксаныч закашлялся ни с того ни с сего. Покореженное войной, детдомовское Тосино детство заглянуло в общежитие - и все вокруг притихли.

- Да-а… - с философической ноткой в голосе сказал Ксан Ксаныч: на правах единственного в комнате мужчины он считал себя обязанным как-то утешить Тосю. - Война, будь она трижды неладна…

Больше войны - больше таких судеб,как у Тоси.

Материнский порыв Веры Тося агрессивно обесценивает:

Вере показалось вдруг, что ершистая девчонка эта и не подозревает даже, чего недодала ей жизнь. Она приподнялась на койке, рывком притянула к себе упирающуюся Тосю и с никогда прежде не испытанной ею сладкой, почти материнской болью в сердце стиснула хрупкие Тосины плечи и зарылась подбородком в мягких ее волосах, от которых шел резкий и чуждый запах Анфисиного одеколона.

- Пусти, вот сумасшедшая! - крикнула Тося, вырываясь из непрошеных объятий. - Я по-хорошему, а ты…

Тося начиинает опять на всех ездить, пользуясь их состраданием, и только напоминание о самолюбии снова возвращает Тосю к действительности.

- Полететь ты можешь, - согласилась Вера. - Завтра на уроке математики и полетишь! Неужели тебе перед Марьей Степановной не стыдно? Она старается, учит тебя, а ты все ловчишь, списываешь, на подсказке выезжаешь…

- А чего ж тут стыдиться? - искренне удивилась Тося. - Каждый из нас свое дело делает. И потом - Марь Степанна за это зарплату получает!

Вера бессильно развела руками.

- Ну, а самолюбие у тебя есть? - теряя последнее терпенье, сказала она.

- А как же? - опешила Тося. - Не хуже других…

- Так что ж ты плевую задачку не осилишь? И вроде не глупая девчонка, а тут - на тебе…

- Это я-то не осилю? - уязвленно спросила Тося. - Эх, мама-Вера, как ты меня понимаешь!

Тося присела на кончик табуретки и стала напористо черкать в тетради. Катя аккуратно сложила свой тюль, упаковала его в розовую бумагу и вернулась к столу допивать чай.

У Тоси к 18 годам начинается запоздалое поствоенное половое созревание и она начинает гнобить самого видного парня, Илью, которого уже раньше решила повоспитывать.
Илья на неё спорит, но в конце концов Тосина травма побеждает пацанский азарт.
Илья становится покорной собачкой, и Тося этим очень довольна.

Поначалу Илья врет, а Тося ,ещё не зная о споре, поднимает за его счет свою нарциссическую самооценку

- Очень уж ты мне нравишься… - терпеливо повторил он, из прежнего своего опыта зная, что девчата никогда не обижаются, когда такие вот вещи говоришь им по нескольку раз. - Крепко нравишься, понимаешь?

- Не верю! - сказала Тося, но голос у нее предательски дрогнул, и она с благосклонным любопытством взглянула на человека, который первым во всем мире по достоинству оценил ее.

В дальнейшем, внимание Ильи льстит Тосиному самолюбию, но вместе с тем властолюбивая мстительность заставляет Тосю вести себя так,как будто Илья,которого все женщины считают общим и потому не ревнуют, как чисто своего человека,который ей чем-то обязан. Илья, попавший в круг идеализации и обесценивания, дуреет, и перестает рационально воспринимать Тосю, на что ему намекает Анфиса.

Тося же ещё больше хочет ему отомстить , чтобы он даже не думал разговаривать с Анфисой.

- Ну погоди же, погоди! - мстительно шептала Тося. - Узнает он у меня! Я ему припомню… За всех женщин отомщу!

Любовь к истине пересилила в Кате жалость к обманутой подруге, и она усомнилась:

- За всех женщин? Ну и масштабы у тебя, Кислица!.. Да что ты ему сделаешь? - Склонив голову набок, Катя старательно задумалась, прикидывая все Тосины возможности, и сама же ответила за Тосю: - И ничего ты ему не сделаешь!

- А вот увидишь! - пообещала Тося. - В рыбку вытянусь, а докажу!

Илья провоцирует Тосю валить деревья, Тосино самоолюбие опять не выдерживает, она бросает работу повара на судомойку Гавриловну, а сама на новой работе продолжает прессовать Илью, который уже утратил волю к сопротивлению.

Ой, смотри, Тоська! Сдается мне, ты все забываешь, что он бабник… - Катя посмотрела на Тосю долгим прокурорским взглядом. - Хочешь, я кашлять буду, чтоб помнила?

- Кашляй, если горла не жалко, - милостиво разрешила Тося. - А только запомни: влюбляться я пока не собираюсь. Просто я его… перевоспитываю… Ну да, перевоспитываю! - тверже прежнего сказала Тося, уверовав вдруг в тайный свой замысел. - Хочу человека из него сделать!

- Одна вот так же перевоспитывала-перевоспитывала, а потом матерью-одиночкой стала!

- Не говори глупостей! - обиделась Тося. - Вот смотри, как я с ним… - Она подбоченилась, набрала полную грудь воздуха и требовательно крикнула, демонстрируя перед Катей свою власть: - Эй, Илюха!

- Чего тебе? - недовольно отозвался Илья.

- Иди сюда, не бойся!

Тося подмигнула Кате, которая во все глаза глядела на маленькую девчонку, измывающуюся над первым парнем в поселке.

- Ну? - хмуро спросил Илья, останавливаясь на полпути к Тосе.

- Ты чего вредничаешь?! - накинулась на него Тося, не давая ему опомниться и собрать всю свою запропавшую куда-то сноровку бабника.

- Я вредничаю? - опешил Илья.

За легкий свой топорик он всего ожидал от привередливой Тоси, но только не упреков!

- Все елки да елки! - пристыдила его Тося. - Вали больше сосен, а елок поменьше. Уж больно ветвистые они! Пока обрубишь все сучья да стащишь…

- Так это ж не от меня зависит! - удивился Илья сумбуру в Тосиной голове. - Лес тут смешанный…

- А ты постарайся! - настаивала Тося.

Она смутно догадывалась уже, что сильному Илье доставляет удовольствие помогать ей, и хотела до самого дна использовать свое право слабого.

- Вот не было печали!.. - буркнул Илья.

Катя громко закашляла, боясь, что Тося по молодой своей забывчивости опять запамятовала, какой опасный Илья человек. Тося успокаивающе помахала верной подруге рукавицей и потребовала у Ильи:

- Раз сагитировал, так помогай!

Она уже почувствовала какую-то непонятную власть над Ильей и по женской своей природе бессознательно спешила закрепить эту заманчивую власть, приучить к ней Илью, чтобы не было ему ходу назад. При всем том Тося была убеждена, что делает все это для его же пользы - выводит на правильную дорогу заблудившегося в жизни человека. А мириться с Ильей-бабником она и не думала: зачем он ей такой, после Анфисы?

Илья сразу же ощутил Тосин аркан на своей шее, побоялся навеки утерять свою независимость и попробовал взбунтоваться:

- Кто тебя агитировал? Ведь сама напросилась!

Тося со скучающим видом слушала Илью, будто читала все его невысказанные мысли и заранее знала, что ничего нового он ей не скажет.

- Все у тебя не как у людей… - уже сдаваясь, признавая Тосину власть над собой, проворчал Илья для виду и ушел валить деревья во славу Тоси.

Торжествуя победу, Тося похвасталась Кате:

- Я с него семь шкур спущу!

- Ну и ну!.. - только и сказала Катя. Откровенно говоря, Кате больше нравилось, когда с Тосей случалась какая-нибудь беда и ее можно было жалеть, учить уму-разуму и чувствовать над ней свое превосходство. А вот такая, вознесшаяся выше всех девчат в поселке, она даже неприятна была Кате, как наглядное свидетельство того, что можно жить совсем по-другому, чем собиралась прожить свой век Катя.

- Слепой сказал: увидим! - спряталась она за поговорку и бросила смолистую ветку в костер.

Тося доводит Илью до признания в любви, но продолжает издеваться и дрессировать, стараясь сломать ему волю и загнать под каблук и под ноготок.

"Рука Ильи привычно взлетела, запнулась в воздухе, наткнувшись на невидимую преграду, и робко дотронулась до Тосиного плеча. Но стоило лишь Тосе покоситься на его самовольную руку, как Илья тут же поспешно отдернул ее, будто ожегся. И Тосе понравилось, что он стал таким послушным, хоть на выставку его посылай. "

Вместе с тем, нельзя сказать, что Тося принесла в коллектив только тьму и разлад. Будучи нарциссичным, властолюбивым эгоцентриком, понимающим отношения любви как полное подчинение другого, она сместила равновесие сил в пользу девочек, освободила их от забитого, обесцененного состояния, выровняла психосоциальный баланс, выступив "санитаром леса".