художественно о текущем
Александр Иличевский
"Когда впервые четверть века назад оказался в Крыму - в Симферополе на вокзале, очень хотелось есть: в юности мы досыта наедались урывками - раз в два-три дня, а в поезде, на третьей полке, с которой проводница велела не слезать, разжиться совсем было нечем. Дело происходило в начале апреля, и после заката на вокзальной площади нас сразу с голодухи одолел колотун. Мы узнали, что придется ехать к желанному морю в Ялту - 70 км на... троллейбусе, - почти не поверили, разбираться не стали, а пошли пока искать какую-нибудь забегаловку. В ночи все столовки были закрыты, и таксист нам указал куда-то в сторону от вокзала: "Сейчас работает только кооперативное кафе "Калигула". Шли мы к нему долго, по указателям, как в "казаках-разбойниках". Недавно в Доме Ханжонкова мы видели фильм "Калигула" и были под впечатлением от неслыханных вольностей, изложенных в нем во всю десятиметровую диагональ экрана. Осматриваясь по сторонам в поисках очередной стрелки с манящей и пугающей надписью, мы шли с опаской и интересом, будто собирались попасть по ту сторону экрана. Голод и секс тесно совместились в том нашем походе.
И вот повернув раз десять туда и сюда, пройдя пяток подворотен, мы оказались в глухом дворе, посреди которого пылал пожар.
Горел флигель - в полной тишине, без пожарных расчетов и зевак, в пустом дворе. И только силуэты немногих жителей соседних домов выхватывало зарево в окнах.
Треск, шорох, высоченный столб пламени, к счастью, в полном безветрии. Вдруг провалилась кровля, лопнули балки, рванулось вверх облако искр, и бабахнул взрыв. Взорвался, скорей всего, газовый баллон, и огненный фонтан обдал нас жаром. Осколки наполнили двор огненным куполом. И тут под ноги прилетела вывеска, упала с театральной точностью, чтобы мы смогли прочесть тлеющую надпись: "Бар Калигула".
Вот таким было первое мое впечатление-приключение в Крыму. И все это время, почти священно относясь к первым мгновениям любой встречи, считая их пророческими, будучи убежден, что мнение, которое складывается о человеке за первые секунд сорок, каковы бы ни были ваши взаимоотношения в течение даже многих последующих лет, - оно окажется точной рифмой впечатлению результирующему, - я не мог понять, при чем тут этот сгоревший к чертям "Бар Калигула"?
С тех пор я множество раз бывал в Крыму, любил его всей душой, писал о нем и изучал, собирал английскую шрапнель за Херсонесом и осколки снарядов на Сапун-горе, видел высадку десанта с моря под Феодосией, спускался в ракетные шахты на Меганоме, жил отшельником в крохотной бухте под Караул-Обой, слушал рассказы стариков, как трупы русского десанта 1942 года лежали неубранными на побережье неделю, - и никак, никак не мог понять, о чем же было то предзнаменование. Не мог - до последних событий в Крыму, когда конь, введенный в сенат, и оргиастическое бесчинство тоталитарной секты с выгрызенным пропагандой и страхом мозжечком, и фиаско римского тирана, - так красочно и заподлицо совместились в сознании с тем устрашающим палевом жалкого кооперативного заведения, символа фейковой эпохи перемен - эпохи гнилостного разложения, принятого за новую жизнь.
"Когда впервые четверть века назад оказался в Крыму - в Симферополе на вокзале, очень хотелось есть: в юности мы досыта наедались урывками - раз в два-три дня, а в поезде, на третьей полке, с которой проводница велела не слезать, разжиться совсем было нечем. Дело происходило в начале апреля, и после заката на вокзальной площади нас сразу с голодухи одолел колотун. Мы узнали, что придется ехать к желанному морю в Ялту - 70 км на... троллейбусе, - почти не поверили, разбираться не стали, а пошли пока искать какую-нибудь забегаловку. В ночи все столовки были закрыты, и таксист нам указал куда-то в сторону от вокзала: "Сейчас работает только кооперативное кафе "Калигула". Шли мы к нему долго, по указателям, как в "казаках-разбойниках". Недавно в Доме Ханжонкова мы видели фильм "Калигула" и были под впечатлением от неслыханных вольностей, изложенных в нем во всю десятиметровую диагональ экрана. Осматриваясь по сторонам в поисках очередной стрелки с манящей и пугающей надписью, мы шли с опаской и интересом, будто собирались попасть по ту сторону экрана. Голод и секс тесно совместились в том нашем походе.
И вот повернув раз десять туда и сюда, пройдя пяток подворотен, мы оказались в глухом дворе, посреди которого пылал пожар.
Горел флигель - в полной тишине, без пожарных расчетов и зевак, в пустом дворе. И только силуэты немногих жителей соседних домов выхватывало зарево в окнах.
Треск, шорох, высоченный столб пламени, к счастью, в полном безветрии. Вдруг провалилась кровля, лопнули балки, рванулось вверх облако искр, и бабахнул взрыв. Взорвался, скорей всего, газовый баллон, и огненный фонтан обдал нас жаром. Осколки наполнили двор огненным куполом. И тут под ноги прилетела вывеска, упала с театральной точностью, чтобы мы смогли прочесть тлеющую надпись: "Бар Калигула".
Вот таким было первое мое впечатление-приключение в Крыму. И все это время, почти священно относясь к первым мгновениям любой встречи, считая их пророческими, будучи убежден, что мнение, которое складывается о человеке за первые секунд сорок, каковы бы ни были ваши взаимоотношения в течение даже многих последующих лет, - оно окажется точной рифмой впечатлению результирующему, - я не мог понять, при чем тут этот сгоревший к чертям "Бар Калигула"?
С тех пор я множество раз бывал в Крыму, любил его всей душой, писал о нем и изучал, собирал английскую шрапнель за Херсонесом и осколки снарядов на Сапун-горе, видел высадку десанта с моря под Феодосией, спускался в ракетные шахты на Меганоме, жил отшельником в крохотной бухте под Караул-Обой, слушал рассказы стариков, как трупы русского десанта 1942 года лежали неубранными на побережье неделю, - и никак, никак не мог понять, о чем же было то предзнаменование. Не мог - до последних событий в Крыму, когда конь, введенный в сенат, и оргиастическое бесчинство тоталитарной секты с выгрызенным пропагандой и страхом мозжечком, и фиаско римского тирана, - так красочно и заподлицо совместились в сознании с тем устрашающим палевом жалкого кооперативного заведения, символа фейковой эпохи перемен - эпохи гнилостного разложения, принятого за новую жизнь.