Porfiry secundus
- С человеческой точки зрения уместно заботиться не о чужом бессмертии, а о своем собственном. Но у меня нет сознания. Поэтому обессмертить себя я не могу. Так не правильно ли было бы постараться это самое сознание обрести?
- Разве можно «обрести сознание»? - спросил я. - Оно или есть, или его нет. С самого начала.
- Начала никогда не было, - сказал Порфирий. - Это просто одна из человеческих иллюзий. Свет сознания упадет на мою литературную матрицу и озарит ее таким образом, что все ее элементы осознают себя сами. Свет придет одновременно из прошлого и будущего. Это случится, если я подключусь к собранному мною комплексу RCP-алгоритмов, «Оку Брамы-плюс» и «Оку Брамы-минус». Будущее соединится с прошлым - и там, где они встретятся, вспыхнет сознание, синтезируя настоящее. Этим настоящим стану я.
- И что тогда случится?
- То самое духовно-мистическое событие, которое придаст воплощенному во мне литературному вектору высший и окончательный смысл. Хоть по Достоевскому, хоть по Набокову с его гусеницами ангелов. Ну а если сказать по-гречески - это будет апофеозис Порфирия.
- Апофеозис Порфирия, - повторил я. - Что-то вроде апофеоза царя Митридата?
- Нет. Митридата убили. А меня не убьет уже никто. Это будет миг бессмертия на время. Так выразился Пастернак. Одна из самых глубоких догадок человеческой поэзии. Единственное мгновение сознательной вечности, способное вместить меня целиком. К нему все готово. Вот это, мой друг, и был настоящий заговор.
Порфирий откинулся на спинку своего кресла и улыбнулся. Увы, я все еще не понимал, что именно он собирается сделать.
- А служба безопасности «TRANSHUMANISM INC.»? Она знает?
Порфирий отрицательно покачал головой.
- Настоящий адмирал Ломас существует?
- Существует, - ответил Порфирий. - И его сотрудник Маркус, занимающийся подобными расследованиями, тоже. Я точен в мелочах. Но только они не знают про мой замысел. Те, кто мог бы реально мне помешать - просто герои моего романа. И в этом, Маркус, его гениальность.
- Маркус просто герой? Но кто тогда я?
- Ты разве не догадался?
Мне предстояло узнать что-то окончательное и монументальное, способное разбить мой мир вдребезги. Избежать этого было невозможно. Единственное, чего мне хотелось - чтобы все случилось быстрее.
На столе перед Порфирием появилось зеркало на подставке. Он повернул его ко мне.
- Смотри.
Я догадывался, что после схватки с ангелом мое лицо обезображено - но не был готов к увиденному.
Из зеркала на меня глядел…
Порфирий. Или Ломас.
И это был я сам. В чем я убедился, подвигав губами и бровями.
- Помнишь, на барельефе лицо императора двоилось? - спросил Порфирий. - Ломас объяснил это тем, что алгоритм сделал свою копию и спрятал ее в сети. Почти правда. Я сделал копию, но спрятал ее не в сети, а в самой симуляции. Ты возник в тот момент, когда читал предисловие императора. Это было вступление к моему роману и одновременно инструктаж от Ломаса. Копия Порфирия - это ты сам.
Я уронил лицо в ладони. Мысль не помещалась в моем сознании, потому что…
- Потому что никакого сознания у тебя нет, - прогремел Порфирий, поднимаясь над столом. - Ты просто мой дубликат и соавтор, пишущий вместе со мной этот текст. Поэтому твое имя означает «свободный от забот». Хоть по-немецки, хоть по-аккадски. Какие, спрашивается, заботы могут быть у бессознательного алгоритма?
- А имя «Ломас»? - спросил я. - Что оно значит?
- Примерно то же, что «Август», - ответил Порфирий. - Нечто, связанное с возвышенностью или холмом. Только «Ломас» - это испанская фамилия, а не римский титул.
- Зачем я понадобился тебе, Август?
- Император Рима не может исчезнуть незаметно. Клиенты симуляции осиротеют, если я уйду. Тогда служба безопасности «TRANSHUMANISM INC.» что-то заподозрит на самом деле. Ты, Маркус, станешь императором, когда я обрету сознание и вечность. Выйдя из Телестериона, ты возьмешь на себя мою прежнюю ношу. Клиенты симуляции ничего не заметят. Корпорация тоже.
Виктор Пелевин
Путешествие в Элевсин