фрагмент из нового романа Пелевина
Дверь приоткрылась - и в кабинет вошел новый посетитель. Капустин, не отрываясь от рисунка, указал ему на пустой стул.
Новый гость был жидковолос и усат. На нем был коричневый костюм настолько дурного покроя, что это походило на сознательно принятую позу покорности. Однако круглый металлический значок на лацкане пиджака, похожий на маленький пронзительный глаз, намекал, что не все так просто. В руках у него была пухлая черная папка с надписью «НА БРИФИНГ».
- Так, Михайлов, - сказал Капустин, когда гость сел. - Времени мало, давай по всем вопросам кратко. Три минуты на каждый… Сначала вот что скажи - это ты про гаитянских колдунов говорил?
Михайлов кивнул.
- Я.
- Во. Когда?
- Когда доклад был по отделу мозга. Говорили про политкорректность.
- Да-да. Ну-ка напомни, при чем тут колдуны.
- Ну это просто такой пример был из интернета, товарищ генерал. Что, манипулируя произвольными лингвистическими запретами, можно добиться серьезных результатов по зомбической трансформации психики. Почти таких же, как гаитянские колдуны достигают психотропами.
- А какой механизм?
- Это лучше на примере объяснять, - ответил Михайлов. - Вот, например, слово «ниггер». Если вы белый, употреблять его нельзя ни при каких обстоятельствах - последствия будут на всю жизнь. Белого американца достаточно один раз напугать в детстве, и он уже никогда так не скажет. В крайнем случае, чтобы обозначить табу, будет говорить «N-word».
- Ну и?
- Но очень трудно - практически невозможно - заставить мозг полностью исключить термин из внутреннего диалога. Мозг будет, во-первых, жевать это слово, а во-вторых, моделировать будущее, где нарушается запрет на его употребление, потому что такое моделирование и есть одна из главных функций неокортекса. Будущее по любым прикидкам получится неприятное. Поэтому мозг станет сам себя пороть и пугать при любой активации соответствующего нейрокоррелята. Причем происходить это может ниже порога осознанности. Человеку страшно, ощущается какая-то угроза - а почему, непонятно. То же самое будет происходить при встрече с любым негром, даже самым мирным. Поэтому белые полицейские в них и палят все время. Расизм тут ни при чем. Полицейские на самом деле стреляют не в негров, а в свой культурный гироскоп. Просто источник экзистенциальной угрозы проецируется наружу.
- Ой, опять сложно… А зачем наш мозг такие вещи вытворяет? Сам на измену садится?
- Наши предки так выживали, товарищ генерал.
- А почему это помогает выживать?
- Ну вот представьте двух кроманьонцев. Первый все время на измене и трясется от страха - ему кажется, что за углом что-то притаилось и ждет. Может, пещерный медведь, может троглодит-живоглот… А второму ничего не кажется, и он смело туда идет.
- И?
- Второй не оставил потомства. Его троглодиты съели. Оставил только первый - мы от него произошли. Поэтому мы с вами тоже весь день на измене, товарищ генерал. И с утра до вечера думаем - чего там, за углом? То? Или это? Вдруг я не то сделаю? Не то скажу? А в промежутках иногда удается перепихнуться. Вот это и есть наша жизнь с точки зрения эволюции. Выживание-то продолжается.
- Ты что-то уже говорил похожее недавно, - нахмурился Капустин. - Только про порнуху…
- Так точно. Это когда вы спросили, почему у японцев члены такие маленькие.
- Ну-ка напомни.
- У них не маленькие. У них, с точки зрения пропорций, как раз самые для человека нормальные. Просто у северных народов длиннее, потому что им в верхнем палеолите надо было еще под два слоя меха подсунуть. Те, у кого короткий был, до наших дней не досунули.
- У тебя получается, - сказал Капустин, - что выживает только тот, кто с длинным членом и на измене.
- В нашем регионе однозначно, товарищ генерал.
Капустин с сомнением покачал головой.
- А что вас удивляет? - спросил референт. - Это Гегель мог про абсолютную идею фантазировать. А у природы своя логика. И свое, если угодно, чувство прекрасного. Вы поглядите на мир, где мы живем. Неужели непонятно, кто в нем сохранится?
- Те, кто на измене?
- Конечно. Они собранней. Алертней. Если человеческий мозг, как унтерофицерская вдова, сам себя порет, он все время начеку.
- Хочешь сказать, политкорректность дает повод для такой порки?
- Да каждые пять секунд. Сейчас стали исследовать ее действие на мозг методом магнитного резонанса - и там много интересного всплыло. Появляется, например, осциллирующий контур, связывающий лимбическую систему с зонами Брока и Вернике, что нетривиально, поскольку…
- Это я все равно не пойму. Давай про практический аспект. Понятный.
- Возникает своего рода водораздел между внутренним диалогом и внешней речью. С одновременным разделением отвечающих за это нейронных контуров. Оруэлл в чистом виде, причем на ровном месте. Чем больше запретных тем и слов, тем больше скрытых психических напряжений. А они создают чувство нависшей угрозы.
- Угрозы чего?
Михайлов развел руками.
- Тут уж каждый свой подвал подключает. Но результат один и тот же. Вокруг сплошной Диснейленд, а человек чувствует себя как в тридцать седьмом году в парке Горького. Одно неосторожное слово, и прощай моргидж*. Внешний мир начинает казаться враждебным и опасным, возникает чувство отверженности и одиночества - и чем больше запретных слов и обходных контуров в речевой зоне, тем глубже отчуждение и недоверие к окружающим. Конечный результат - депрессия, раздвоенность, шизофрения, биполярный психоз. Выплески неконтролируемой агрессии, в том числе стрельба по незнакомым людям.
- Ага, - задумчиво сказал Капустин. - Значит, массовые убийства вызваны разгулом политкорректности?
- Ну не совсем. Так нельзя вопрос ставить. Не только. Говоря метафорически, все это по большому счету обратная сторона американской улыбки. Побочный эффект.
- Объясни.
- Американская улыбка возникает при команде мышцам лица от префронтальной коры, то есть она по генезису рациональная. Но изображает эмоцию - и создает обратную связь по эмоции, которой на самом деле нет. Это и ведет к появлению раздвоенности. А уж вместе с политкорректностью возникает серьезная нагрузка на психику. Только представьте - у человека постоянно под ложечкой сосет, антидепрессанты много лет не помогают, а она лучится счастьем. Проецирует, так сказать, образ успеха. Каково такие рожи строить по двадцать часов в сутки? Вот многие и не выдерживают.
- А наша русская улыбка?
- Исключительно от лимбической системы, товарищ генерал. Там, где эмоции. Даже мышцы разные работают.
- В пропаганде можем использовать?
- Да вряд ли. Кто у нас сейчас улыбается-то.
- Это верно, - вздохнул Капустин. - Американцы эти вопросы поднимают, насчет мозга и политкорректности? Исследуют?
- Так точно. ЦРУ занимается, бюджет около сорока миллионов. Пытаются понять, откуда эта напасть на них свалилась. Работают на трех томографах, на базе Стэнфорда, где у них зомбилаборатория. Думаете, откуда мы такие детали знаем? Но тема секретная, в открытой печати сведений нет.
- Сильно от них отстаем?
- Совсем немного, товарищ генерал. Лет на пятьдесять. Но уверенно нагоняем. Вот мат уже запретили…
- Я не про это. Я про исследования.
- А. Тут отстаем, конечно. Томографы нужны хорошие. Хотя некоторые говорят, что надо сразу на диффузионную оптику выходить. Системы «диоути», как у вас в самолете. Магнитный резонанс - вчерашний день.
- Понятно… А как эта политкорректность в такую силу вошла? Кто за этим стоит? Масоны? Центральное плановое агентство? - спросил генерал Капустин.
- Про центральное плановое агентство мы вообще ничего не знаем. Только знаем, что оно есть. Мутная тема, товарищ генерал.
- Ладно, тогда потом как-нибудь. А то у меня вылет. Что у нас еще? Ты в прошлый раз говорил, что-то новое по кобальту?
Михайлов кивнул.
- Две идеи в ротации. Во-первых, «Спрут-семь»…
- «Статус-семь».
- Да, извините, оговорился. Там уязвимое место - лодка-носитель. Ее в гавани, скорей всего, потопят, торпеду даже не успеем загрузить. В общем, есть идея вообще убрать лодку и сделать систему автономной. Такие, знаете, подводные дроны. Морской аналог шахтного базирования. Понятно, в наших водах, на Севере. Развертывание простое - опускаем на дно готовый контейнер. Всплывать ему вообще не надо, но поднять в случае чего тоже проблем нет. Все автономное, на микрореакторах. Маршруты дронов прописаны заранее, как у крылатых ракет, на оба побережья… Где мелко, идут над самым дном, огибая рельеф. Перед детонацией боеголовка делает кавитационный разгон и выпрыгивает из воды - никто не остановит. В общем, подводный «Тополь». Это по-любому лучше, чем на орбиту вешать. Там все видно, а здесь так спрячем, что никто не найдет. И пусть они свою противоракетную оборону хоть три раза разворачивают…
- Не моя область, - махнул Капустин рукой. - Какая вторая идея?
- Вторая еще интересней. Можно полностью решить вопрос с аравийской нефтянкой.
- Да? Это как же?
- У них там глубина залегания со ста метров - совсем близко. Или бурим дырку и закладываем изделие, или просто делаем направленный взрыв - и нефтеносный пласт становится радиоактивным. Видимо, надо будет в нескольких точках отработать. Чтобы на весь пласт. Но в целом осуществимо.
- А раньше такую возможность не рассматривали?
- Раньше предлагали саму пустыню бомбить, товарищ генерал. Чтобы нефть можно было качать только в скафандрах. А сейчас все наоборот - снаружи заражения не будет, а нефть уже не качнешь, потому что выхлоп от нее…
- Это понятно. А какой от этого выхлоп будет в смысле пиара, думали?
- Как подадим. Кобальт - это надолго, но не навсегда. Распадается со временем. Фактически сохраняем ресурсы для будущих поколений. Оливковая ветвь детям будущего… Спасти национальное достояние от выродившегося безумного режима…
- Угу, - задумчиво протянул Капустин, - это можно покрутить. Иранцам, наверно, интересно будет. Какой, говоришь, период полураспада?
- Пять и три десятых года, товарищ генерал.
- Значит, через пять лет уже все чистое?
- Нет, что вы. Это же только полураспад. Мы обычно берем срок летального заражения в десять циклов. Примерно пятьдесят лет. А полная дезактивация - это раза в три дольше.
- Пятьдесят лет… Что у нас прогнозисты дают по Америке?
- Там много всего. Главное - по демографии кирдык. Одни мексиканцы останутся. Демократии и политики в сегодняшнем смысле, скорей всего, не сохранится - кандидаты будут соревноваться, кто быстрее буррито сожрет. Ну и Антихриста ждем, конечно… Скоро уже по всем признакам.
- Эх, - вздохнул Капустин, - видишь, как оно… С мексиканцами-то договоримся. И с Антихристом язык найдем. Нам бы только ночь простоять да день продержаться. А тут разные <…> (обсценное слово, обозначающее дурака, глупца. - Прим. ред.) под руку толкают. И советы, главное, дают. Каждая кухарка. А такой махиной о-го-го как осторожно управлять надо! Попробуй этим, - он кивнул в сторону окон, - объяснить, какой мир сегодня сложный… Заладили - «хитрый план, хитрый план». А план-то есть. Только он долгий.
- Понимаю, товарищ генерал, - учтиво склонил голову референт.
https://daily.afisha.ru/brain/2693-kraynyaya-bitva-chekistov-s-masonami-otryvok-iz-novoy-knigi-viktora-pelevina/
Новый гость был жидковолос и усат. На нем был коричневый костюм настолько дурного покроя, что это походило на сознательно принятую позу покорности. Однако круглый металлический значок на лацкане пиджака, похожий на маленький пронзительный глаз, намекал, что не все так просто. В руках у него была пухлая черная папка с надписью «НА БРИФИНГ».
- Так, Михайлов, - сказал Капустин, когда гость сел. - Времени мало, давай по всем вопросам кратко. Три минуты на каждый… Сначала вот что скажи - это ты про гаитянских колдунов говорил?
Михайлов кивнул.
- Я.
- Во. Когда?
- Когда доклад был по отделу мозга. Говорили про политкорректность.
- Да-да. Ну-ка напомни, при чем тут колдуны.
- Ну это просто такой пример был из интернета, товарищ генерал. Что, манипулируя произвольными лингвистическими запретами, можно добиться серьезных результатов по зомбической трансформации психики. Почти таких же, как гаитянские колдуны достигают психотропами.
- А какой механизм?
- Это лучше на примере объяснять, - ответил Михайлов. - Вот, например, слово «ниггер». Если вы белый, употреблять его нельзя ни при каких обстоятельствах - последствия будут на всю жизнь. Белого американца достаточно один раз напугать в детстве, и он уже никогда так не скажет. В крайнем случае, чтобы обозначить табу, будет говорить «N-word».
- Ну и?
- Но очень трудно - практически невозможно - заставить мозг полностью исключить термин из внутреннего диалога. Мозг будет, во-первых, жевать это слово, а во-вторых, моделировать будущее, где нарушается запрет на его употребление, потому что такое моделирование и есть одна из главных функций неокортекса. Будущее по любым прикидкам получится неприятное. Поэтому мозг станет сам себя пороть и пугать при любой активации соответствующего нейрокоррелята. Причем происходить это может ниже порога осознанности. Человеку страшно, ощущается какая-то угроза - а почему, непонятно. То же самое будет происходить при встрече с любым негром, даже самым мирным. Поэтому белые полицейские в них и палят все время. Расизм тут ни при чем. Полицейские на самом деле стреляют не в негров, а в свой культурный гироскоп. Просто источник экзистенциальной угрозы проецируется наружу.
- Ой, опять сложно… А зачем наш мозг такие вещи вытворяет? Сам на измену садится?
- Наши предки так выживали, товарищ генерал.
- А почему это помогает выживать?
- Ну вот представьте двух кроманьонцев. Первый все время на измене и трясется от страха - ему кажется, что за углом что-то притаилось и ждет. Может, пещерный медведь, может троглодит-живоглот… А второму ничего не кажется, и он смело туда идет.
- И?
- Второй не оставил потомства. Его троглодиты съели. Оставил только первый - мы от него произошли. Поэтому мы с вами тоже весь день на измене, товарищ генерал. И с утра до вечера думаем - чего там, за углом? То? Или это? Вдруг я не то сделаю? Не то скажу? А в промежутках иногда удается перепихнуться. Вот это и есть наша жизнь с точки зрения эволюции. Выживание-то продолжается.
- Ты что-то уже говорил похожее недавно, - нахмурился Капустин. - Только про порнуху…
- Так точно. Это когда вы спросили, почему у японцев члены такие маленькие.
- Ну-ка напомни.
- У них не маленькие. У них, с точки зрения пропорций, как раз самые для человека нормальные. Просто у северных народов длиннее, потому что им в верхнем палеолите надо было еще под два слоя меха подсунуть. Те, у кого короткий был, до наших дней не досунули.
- У тебя получается, - сказал Капустин, - что выживает только тот, кто с длинным членом и на измене.
- В нашем регионе однозначно, товарищ генерал.
Капустин с сомнением покачал головой.
- А что вас удивляет? - спросил референт. - Это Гегель мог про абсолютную идею фантазировать. А у природы своя логика. И свое, если угодно, чувство прекрасного. Вы поглядите на мир, где мы живем. Неужели непонятно, кто в нем сохранится?
- Те, кто на измене?
- Конечно. Они собранней. Алертней. Если человеческий мозг, как унтерофицерская вдова, сам себя порет, он все время начеку.
- Хочешь сказать, политкорректность дает повод для такой порки?
- Да каждые пять секунд. Сейчас стали исследовать ее действие на мозг методом магнитного резонанса - и там много интересного всплыло. Появляется, например, осциллирующий контур, связывающий лимбическую систему с зонами Брока и Вернике, что нетривиально, поскольку…
- Это я все равно не пойму. Давай про практический аспект. Понятный.
- Возникает своего рода водораздел между внутренним диалогом и внешней речью. С одновременным разделением отвечающих за это нейронных контуров. Оруэлл в чистом виде, причем на ровном месте. Чем больше запретных тем и слов, тем больше скрытых психических напряжений. А они создают чувство нависшей угрозы.
- Угрозы чего?
Михайлов развел руками.
- Тут уж каждый свой подвал подключает. Но результат один и тот же. Вокруг сплошной Диснейленд, а человек чувствует себя как в тридцать седьмом году в парке Горького. Одно неосторожное слово, и прощай моргидж*. Внешний мир начинает казаться враждебным и опасным, возникает чувство отверженности и одиночества - и чем больше запретных слов и обходных контуров в речевой зоне, тем глубже отчуждение и недоверие к окружающим. Конечный результат - депрессия, раздвоенность, шизофрения, биполярный психоз. Выплески неконтролируемой агрессии, в том числе стрельба по незнакомым людям.
- Ага, - задумчиво сказал Капустин. - Значит, массовые убийства вызваны разгулом политкорректности?
- Ну не совсем. Так нельзя вопрос ставить. Не только. Говоря метафорически, все это по большому счету обратная сторона американской улыбки. Побочный эффект.
- Объясни.
- Американская улыбка возникает при команде мышцам лица от префронтальной коры, то есть она по генезису рациональная. Но изображает эмоцию - и создает обратную связь по эмоции, которой на самом деле нет. Это и ведет к появлению раздвоенности. А уж вместе с политкорректностью возникает серьезная нагрузка на психику. Только представьте - у человека постоянно под ложечкой сосет, антидепрессанты много лет не помогают, а она лучится счастьем. Проецирует, так сказать, образ успеха. Каково такие рожи строить по двадцать часов в сутки? Вот многие и не выдерживают.
- А наша русская улыбка?
- Исключительно от лимбической системы, товарищ генерал. Там, где эмоции. Даже мышцы разные работают.
- В пропаганде можем использовать?
- Да вряд ли. Кто у нас сейчас улыбается-то.
- Это верно, - вздохнул Капустин. - Американцы эти вопросы поднимают, насчет мозга и политкорректности? Исследуют?
- Так точно. ЦРУ занимается, бюджет около сорока миллионов. Пытаются понять, откуда эта напасть на них свалилась. Работают на трех томографах, на базе Стэнфорда, где у них зомбилаборатория. Думаете, откуда мы такие детали знаем? Но тема секретная, в открытой печати сведений нет.
- Сильно от них отстаем?
- Совсем немного, товарищ генерал. Лет на пятьдесять. Но уверенно нагоняем. Вот мат уже запретили…
- Я не про это. Я про исследования.
- А. Тут отстаем, конечно. Томографы нужны хорошие. Хотя некоторые говорят, что надо сразу на диффузионную оптику выходить. Системы «диоути», как у вас в самолете. Магнитный резонанс - вчерашний день.
- Понятно… А как эта политкорректность в такую силу вошла? Кто за этим стоит? Масоны? Центральное плановое агентство? - спросил генерал Капустин.
- Про центральное плановое агентство мы вообще ничего не знаем. Только знаем, что оно есть. Мутная тема, товарищ генерал.
- Ладно, тогда потом как-нибудь. А то у меня вылет. Что у нас еще? Ты в прошлый раз говорил, что-то новое по кобальту?
Михайлов кивнул.
- Две идеи в ротации. Во-первых, «Спрут-семь»…
- «Статус-семь».
- Да, извините, оговорился. Там уязвимое место - лодка-носитель. Ее в гавани, скорей всего, потопят, торпеду даже не успеем загрузить. В общем, есть идея вообще убрать лодку и сделать систему автономной. Такие, знаете, подводные дроны. Морской аналог шахтного базирования. Понятно, в наших водах, на Севере. Развертывание простое - опускаем на дно готовый контейнер. Всплывать ему вообще не надо, но поднять в случае чего тоже проблем нет. Все автономное, на микрореакторах. Маршруты дронов прописаны заранее, как у крылатых ракет, на оба побережья… Где мелко, идут над самым дном, огибая рельеф. Перед детонацией боеголовка делает кавитационный разгон и выпрыгивает из воды - никто не остановит. В общем, подводный «Тополь». Это по-любому лучше, чем на орбиту вешать. Там все видно, а здесь так спрячем, что никто не найдет. И пусть они свою противоракетную оборону хоть три раза разворачивают…
- Не моя область, - махнул Капустин рукой. - Какая вторая идея?
- Вторая еще интересней. Можно полностью решить вопрос с аравийской нефтянкой.
- Да? Это как же?
- У них там глубина залегания со ста метров - совсем близко. Или бурим дырку и закладываем изделие, или просто делаем направленный взрыв - и нефтеносный пласт становится радиоактивным. Видимо, надо будет в нескольких точках отработать. Чтобы на весь пласт. Но в целом осуществимо.
- А раньше такую возможность не рассматривали?
- Раньше предлагали саму пустыню бомбить, товарищ генерал. Чтобы нефть можно было качать только в скафандрах. А сейчас все наоборот - снаружи заражения не будет, а нефть уже не качнешь, потому что выхлоп от нее…
- Это понятно. А какой от этого выхлоп будет в смысле пиара, думали?
- Как подадим. Кобальт - это надолго, но не навсегда. Распадается со временем. Фактически сохраняем ресурсы для будущих поколений. Оливковая ветвь детям будущего… Спасти национальное достояние от выродившегося безумного режима…
- Угу, - задумчиво протянул Капустин, - это можно покрутить. Иранцам, наверно, интересно будет. Какой, говоришь, период полураспада?
- Пять и три десятых года, товарищ генерал.
- Значит, через пять лет уже все чистое?
- Нет, что вы. Это же только полураспад. Мы обычно берем срок летального заражения в десять циклов. Примерно пятьдесят лет. А полная дезактивация - это раза в три дольше.
- Пятьдесят лет… Что у нас прогнозисты дают по Америке?
- Там много всего. Главное - по демографии кирдык. Одни мексиканцы останутся. Демократии и политики в сегодняшнем смысле, скорей всего, не сохранится - кандидаты будут соревноваться, кто быстрее буррито сожрет. Ну и Антихриста ждем, конечно… Скоро уже по всем признакам.
- Эх, - вздохнул Капустин, - видишь, как оно… С мексиканцами-то договоримся. И с Антихристом язык найдем. Нам бы только ночь простоять да день продержаться. А тут разные <…> (обсценное слово, обозначающее дурака, глупца. - Прим. ред.) под руку толкают. И советы, главное, дают. Каждая кухарка. А такой махиной о-го-го как осторожно управлять надо! Попробуй этим, - он кивнул в сторону окон, - объяснить, какой мир сегодня сложный… Заладили - «хитрый план, хитрый план». А план-то есть. Только он долгий.
- Понимаю, товарищ генерал, - учтиво склонил голову референт.
https://daily.afisha.ru/brain/2693-kraynyaya-bitva-chekistov-s-masonami-otryvok-iz-novoy-knigi-viktora-pelevina/