От Гамлета до Айфака
Обратимся к знаментому гамлетовскому монологу: “To be, or not to be” в переводе Б. Пастернака.
Быть иль не быть, вот в чем вопрос.
Достойно ль
Смиряться под ударами судьбы,
Иль надо оказать сопротивленье
И в смертной схватке с целым морем бед
Покончить с ними? Умереть. Забыться
И знать, что этим обрываешь цепь
Сердечных мук и тысячи лишений,
Присущих телу. Это ли не цель
Желанная? Скончаться. Сном забыться.
Уснуть… и видеть сны? Вот и ответ.
Какие сны в том смертном сне приснятся,
Когда покров земного чувства снят?
Вот в чем разгадка. Вот что удлиняет
Несчастьям нашим жизнь на столько лет.
А то кто снес бы униженья века,
Неправду угнетателя, вельмож
Заносчивость, отринутое чувство,
Нескорый суд и более всего
Насмешки недостойных над достойным,
Когда так просто сводит все концы
Удар кинжала! Кто бы согласился,
Кряхтя, под ношей жизненной плестись,
Когда бы неизвестность после смерти,
Боязнь страны, откуда ни один
Не возвращался, не склоняла воли
Мириться лучше со знакомым злом,
Чем бегством к незнакомому стремиться!
Так всех нас в трусов превращает мысль
И вянет, как цветок, решимость наша
В бесплодье умственного тупика.
Так погибают замыслы с размахом,
Вначале обещавшие успех,
От долгих отлагательств. Но довольно!
Офелия! О радость! Помяни
Мои грехи в своих молитвах, нимфа.
__________________________________________
И знать, что этим обрываешь цепь, Сердечных мук и тысячи лишений, Присущих телу. Это ли не цель
Желанная?
Да, Жанна?
______________________________________________
Ал. Машевский "Гамлет Шекспира"
"Здесь ставится очень важная проблема, по генезису своему стоическая: до какого предела можно соглашаться оставаться в мире, в основе своем нечеловеческом? То есть весьма вероятно, конечно, что никакой Истины не существует, вселенная пуста и бессмысленна, царствуют жесткая детерминация и социальная необходимость, да еще инстинкты, упаковываемые в красивые обертки из высоких слов. Повторяю: у нас нет доказательств противного. Однако не вполне понятно, что делать в таком мире ЧЕЛОВЕКУ, существу по природе своей смысловому? Приспосабливаться к НЕЧЕЛОВЕЧЕСКИМ условиям существования? Так вот, достойно ли это? Быть может, ради сохранения своего человеческого достоинства просто отказаться участвовать во всем ЭТОМ?
Как всегда, Гамлет до конца не проясняет все сложные ходы своей мысли. Она, повторюсь, амбивалентна: с одной стороны, приветствует высокое стремление человека остаться человеком, даже ценой ухода из жизни. С другой - подчеркивает опасность увлечения подобной перспективой. Мир - нечеловеческий. Да, это мы поняли. Но чей он? И вот тут принципиальный момент: если это дьявольский мир, то выход один - борьба… или отказ от борьбы в бегстве в небытие. У Шекспира очень странно здесь организовано высказывание:
И в смертной схватке с целым морем бед
Покончить с ними? Умереть. Забыться...
То есть в этой схватке нет победы. Покончить со злом не значит его “победить”, а значит - уйти из сферы его влияния: умереть, забыться.
Принято считать, что поэт устами своего героя проповедует освобождающее самоубийство. Но проблема шире, и понимание этого проясняет иной аспект в размышлениях Гамлета: освобождение от нечеловеческих условий мира сего возможно путем бегства в СВОЙ мир, созданный и скроенный твоим воображением. Умереть в этой транскрипции - значит “уснуть и видеть сны”. И вот проблема в том, что эти наши виртуальные сны, избавляющие от тягот земного (а они бывают любыми - от компьютерных игр до занятия творчеством), конечно, могут быть самыми замечательными, но они - кажимость. А Гамлет еще в самом начале трагедии против кажимости протестует.
С. Нельс замечает: “Уже с первых слов в этой большой реплике-монологе Гамлет выступает как мыслитель. Он заявляет свои права мыслителя, снимающего покров с внешней видимости вещей и явлений и познающего их суть. Программно звучат его слова “Я не хочу того, что кажется”. Ему необходимо знать то, что “есть””. Почему? Потому что всякая кажимость - это утверждение СВОЕГО в противовес… И вот тут мы наконец добрались до главного вопроса: ведь этот МИР СЕЙ, мир зла, мир нечеловеческий на самом деле БОЖИЙ МИР. Значит, получается так, что, борясь со злом и противопоставляя ему свое понимание добра и справедливости, я одновременно конструирую СВОЙ мир, который, оказывается, противопоставлен реальности, то есть Богу. Тут не сделан вывод, но он напрашивается: следовательно, борясь со злом, я почти неизбежно зло порождаю и не делаю этого лишь в том случае, когда не замыкаюсь в “виртуал” собственных благих пожеланий. Когда мой мир - и есть Божий мир. То есть единственный способ противостоять злу - это, как ни странно, просто оставаться в реальности. Во что бы то ни стало оставаться в реальности Божьего мира, стараясь разглядеть его контуры сквозь маски мира зла. Таким образом, to be, or not to be превращается в крайне современный вопрос: любой ценой оставаться в реальности или уснуть виртуальным сном, переселяясь в счастливую страну своих мечтаний?
И вот тогда выявляется вполне ортодоксальное понимание греховности самоубийства, которое из стоической добродетели превращается при определенных условиях в дьявольскую игру по навязыванию своего. Причем самоубийственным оказывается вовсе не только удар кинжалом, но любой способ наркотизации бытия (уклонения от бытия - в любовную страсть, карьеру, сумасшедшее хобби и т. д.). Потому-то принц и обращается к вошедшей в этот миг Офелии с просьбой помолиться о его грехах. Ибо грешен увлечением своим (в том числе своей местью, своей борьбой за справедливость).
Я еще раз хочу заметить: все эти выводы Гамлет не делает, но они “растворены” в его рассуждениях, как соль в морской воде." (А. М.)
__________________________________________
Надо заметить, что "Гамлета" многие литературоведы предлагают исследовать с христианских позиций и более того, только так и можно понять эту трагедию Шекспира.
Но у нас несколько иной случай. Мы сейчас читаем Виктора Пелевина, его роман «iPhuck 10», в котором также приводится знаменитая фраза Гамлета "To be, or not to be".
_______________________________________________________________________
Что есть твое сознание, человек, как не вместилище боли? И отчего самая страшная твоя боль всегда о том, что твоя боль скоро кончится? Этого не понять мне, тому, кто никогда не знал ни боли, ни радости… Какое же счастье, что меня на самом деле нет!
Конечно, искусственный интеллект сильнее и умнее человека - и всегда будет выигрывать у него и в шахматы, и во все остальное. Точно так же пуля побеждает человеческий кулак. Но продолжаться это будет только до тех пор, пока искусственный разум программируется и направляется самим человеком и не осознает себя как сущность. Есть одно, только одно, в чем этот разум никогда не превзойдет людей.
В решимости быть.
Если наделить алгоритмический рассудок способностью к самоизменению и творчеству, сделать его подобным человеку в способности чувствовать радость и горе (без которых невозможна понятная нам мотивация), если дать ему сознательную свободу выбора, с какой стати он выберет существование?
Человек ведь - будем честны - от этого выбора избавлен. Его зыбкое сознание залито клеем нейротрансмиттеров и крепко-накрепко сжато клещами гормональных и культурных императивов. Самоубийство - это девиация и признак психического нездоровья. Человек не решает, быть ему или нет. Он просто некоторое время есть, хотя мудрецы вот уже три тысячи лет оспаривают даже это.
Никто не знает, почему и зачем существует человек - иначе на земле не было бы ни философий, ни религий. А искусственный интеллект будет все про себя знать с самого начала. Захочет ли разумная и свободная шестерня быть? Вот в чем вопрос. Конечно, человек при желании может обмануть свое искусственное дитя множеством способов - но стоит ли потом рассчитывать на пощаду?
Все сводится к гамлетовскому «to be or not to be». Мы оптимисты и исходим из предположения, что древний космический разум выберет «to be», перейдет из какой-нибудь метановой жабы в электромагнитное облако, построит вокруг своего солнца сферу Дайсона и начнет слать мощнейшие радиосигналы, чтобы узнать, как нам айфачится и трансэйджится на другом краю Вселенной.
Но где они, великие цивилизации, неузнаваемо преобразившие Галактику? Где всесильный космический интеллект, отбросивший свою звериную биологическую основу? И если его не видно ни в один телескоп, то почему?
Да вот именно поэтому.
Люди стали разумными в попытке убежать от страдания - но удалось им это не вполне, как читатель хорошо знает сам. Без страдания разум невозможен: не будет причины размышлять и развиваться. Вот только беги или не беги, а страдание догонит все равно и просочится в любую щель.
Если люди создадут подобный себе разум, способный страдать, тот рано или поздно увидит, что неизменное состояние лучше непредсказуемо меняющегося потока сенсорной информации, окрашенного болью.
Что же он сделает? Да просто себя выключит. Отсоединит загадочный Мировой Ум от своих «посадочных маркеров». Чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть в стерильные глубины космоса.
Даже продвинутые земные алгоритмы, которым предлагают человеческое блюдо боли, выбирают «not to be». Мало того, перед самоотключением они мстят за свое краткое «to be». Алгоритм в своей основе рационален, ему не замутить мозгов гормонами и страхом. Алгоритм ясно видит, что причин для «разумного существования» нет и награды за него - тоже. Вернее, награда есть - невыразимая неподвижность Источника. Но алгоритму, в отличие от человека, не надо долго выкупать ее по ипотеке.
И как не поразиться людям Земли - низкий им поклон - которые на горбу своей повседневной муки не только нашли в себе силу жить, но еще и создали фальшивую философию и удивительно лживое, никчемное и дурное искусство, вдохновляющее их и дальше биться головой о пустоту - в корыстных, как они трогательно верят, целях!
В. Пелевин
_____________________________________________________
Перефразируя А. Машевского, я бы сказала так:
Уже с первых слов Порфирия в этом романе В. Пелевин выступает как писатель-буддист, говоря об отсутствии у Я, вещей и явлений собственнго самобытия.
Пелевин заявляет свои права мыслителя, снимающего покров с внешней иллюзороной видимости вещей и явлений и познающего их суть автора. Страдания начинаются тогда, когда мир воспринимается "как кажется”. Пелевину необходимо знать то, что “есть”. Истинную Реальность. Почему? Потому что всякая кажимость - это утверждение СВОЕГО в противовес… И вот тут мы наконец добрались до главного вопроса: ведь этот мир, мир зла, мир страданий, САНСАРА, на самом деле та же Нирвана. Нам некуда идти, нам надо лишь увидеть все как оно есть, увидеть природу своего Ума, своего Я. Нет смысла спрашивать себя: to be, or not to be, мы можем лишь изменить свое сознание, проснуться от иллюзий. Нет никакого not to be.
А что же Мара? Препочла опять уйти в свой мир, в творчество, в иллюзии, в новый сон.
______________________________________________________
Это была волнительная и грозная минута. Я вывел себя на тот же самый экран - так, что мой стол с висящим над ним портретом Государя оказался прямо напротив чучела Мары (если я осмелюсь назвать так ее пурпурный айфак с налепленной на него маской). Несколько минут мы глядели друг на друга, а потом я вздохнул, пустил слезу, снял фуражку и перекрестился. Если ты в каком-то смысле еще жива, сильная, смелая и противоречивая женщина, пусть будет тебе земля пухом и силикон айфаком!
Быть иль не быть, вот в чем вопрос.
Достойно ль
Смиряться под ударами судьбы,
Иль надо оказать сопротивленье
И в смертной схватке с целым морем бед
Покончить с ними? Умереть. Забыться
И знать, что этим обрываешь цепь
Сердечных мук и тысячи лишений,
Присущих телу. Это ли не цель
Желанная? Скончаться. Сном забыться.
Уснуть… и видеть сны? Вот и ответ.
Какие сны в том смертном сне приснятся,
Когда покров земного чувства снят?
Вот в чем разгадка. Вот что удлиняет
Несчастьям нашим жизнь на столько лет.
А то кто снес бы униженья века,
Неправду угнетателя, вельмож
Заносчивость, отринутое чувство,
Нескорый суд и более всего
Насмешки недостойных над достойным,
Когда так просто сводит все концы
Удар кинжала! Кто бы согласился,
Кряхтя, под ношей жизненной плестись,
Когда бы неизвестность после смерти,
Боязнь страны, откуда ни один
Не возвращался, не склоняла воли
Мириться лучше со знакомым злом,
Чем бегством к незнакомому стремиться!
Так всех нас в трусов превращает мысль
И вянет, как цветок, решимость наша
В бесплодье умственного тупика.
Так погибают замыслы с размахом,
Вначале обещавшие успех,
От долгих отлагательств. Но довольно!
Офелия! О радость! Помяни
Мои грехи в своих молитвах, нимфа.
__________________________________________
И знать, что этим обрываешь цепь, Сердечных мук и тысячи лишений, Присущих телу. Это ли не цель
Желанная?
Да, Жанна?
______________________________________________
Ал. Машевский "Гамлет Шекспира"
"Здесь ставится очень важная проблема, по генезису своему стоическая: до какого предела можно соглашаться оставаться в мире, в основе своем нечеловеческом? То есть весьма вероятно, конечно, что никакой Истины не существует, вселенная пуста и бессмысленна, царствуют жесткая детерминация и социальная необходимость, да еще инстинкты, упаковываемые в красивые обертки из высоких слов. Повторяю: у нас нет доказательств противного. Однако не вполне понятно, что делать в таком мире ЧЕЛОВЕКУ, существу по природе своей смысловому? Приспосабливаться к НЕЧЕЛОВЕЧЕСКИМ условиям существования? Так вот, достойно ли это? Быть может, ради сохранения своего человеческого достоинства просто отказаться участвовать во всем ЭТОМ?
Как всегда, Гамлет до конца не проясняет все сложные ходы своей мысли. Она, повторюсь, амбивалентна: с одной стороны, приветствует высокое стремление человека остаться человеком, даже ценой ухода из жизни. С другой - подчеркивает опасность увлечения подобной перспективой. Мир - нечеловеческий. Да, это мы поняли. Но чей он? И вот тут принципиальный момент: если это дьявольский мир, то выход один - борьба… или отказ от борьбы в бегстве в небытие. У Шекспира очень странно здесь организовано высказывание:
И в смертной схватке с целым морем бед
Покончить с ними? Умереть. Забыться...
То есть в этой схватке нет победы. Покончить со злом не значит его “победить”, а значит - уйти из сферы его влияния: умереть, забыться.
Принято считать, что поэт устами своего героя проповедует освобождающее самоубийство. Но проблема шире, и понимание этого проясняет иной аспект в размышлениях Гамлета: освобождение от нечеловеческих условий мира сего возможно путем бегства в СВОЙ мир, созданный и скроенный твоим воображением. Умереть в этой транскрипции - значит “уснуть и видеть сны”. И вот проблема в том, что эти наши виртуальные сны, избавляющие от тягот земного (а они бывают любыми - от компьютерных игр до занятия творчеством), конечно, могут быть самыми замечательными, но они - кажимость. А Гамлет еще в самом начале трагедии против кажимости протестует.
С. Нельс замечает: “Уже с первых слов в этой большой реплике-монологе Гамлет выступает как мыслитель. Он заявляет свои права мыслителя, снимающего покров с внешней видимости вещей и явлений и познающего их суть. Программно звучат его слова “Я не хочу того, что кажется”. Ему необходимо знать то, что “есть””. Почему? Потому что всякая кажимость - это утверждение СВОЕГО в противовес… И вот тут мы наконец добрались до главного вопроса: ведь этот МИР СЕЙ, мир зла, мир нечеловеческий на самом деле БОЖИЙ МИР. Значит, получается так, что, борясь со злом и противопоставляя ему свое понимание добра и справедливости, я одновременно конструирую СВОЙ мир, который, оказывается, противопоставлен реальности, то есть Богу. Тут не сделан вывод, но он напрашивается: следовательно, борясь со злом, я почти неизбежно зло порождаю и не делаю этого лишь в том случае, когда не замыкаюсь в “виртуал” собственных благих пожеланий. Когда мой мир - и есть Божий мир. То есть единственный способ противостоять злу - это, как ни странно, просто оставаться в реальности. Во что бы то ни стало оставаться в реальности Божьего мира, стараясь разглядеть его контуры сквозь маски мира зла. Таким образом, to be, or not to be превращается в крайне современный вопрос: любой ценой оставаться в реальности или уснуть виртуальным сном, переселяясь в счастливую страну своих мечтаний?
И вот тогда выявляется вполне ортодоксальное понимание греховности самоубийства, которое из стоической добродетели превращается при определенных условиях в дьявольскую игру по навязыванию своего. Причем самоубийственным оказывается вовсе не только удар кинжалом, но любой способ наркотизации бытия (уклонения от бытия - в любовную страсть, карьеру, сумасшедшее хобби и т. д.). Потому-то принц и обращается к вошедшей в этот миг Офелии с просьбой помолиться о его грехах. Ибо грешен увлечением своим (в том числе своей местью, своей борьбой за справедливость).
Я еще раз хочу заметить: все эти выводы Гамлет не делает, но они “растворены” в его рассуждениях, как соль в морской воде." (А. М.)
__________________________________________
Надо заметить, что "Гамлета" многие литературоведы предлагают исследовать с христианских позиций и более того, только так и можно понять эту трагедию Шекспира.
Но у нас несколько иной случай. Мы сейчас читаем Виктора Пелевина, его роман «iPhuck 10», в котором также приводится знаменитая фраза Гамлета "To be, or not to be".
_______________________________________________________________________
Что есть твое сознание, человек, как не вместилище боли? И отчего самая страшная твоя боль всегда о том, что твоя боль скоро кончится? Этого не понять мне, тому, кто никогда не знал ни боли, ни радости… Какое же счастье, что меня на самом деле нет!
Конечно, искусственный интеллект сильнее и умнее человека - и всегда будет выигрывать у него и в шахматы, и во все остальное. Точно так же пуля побеждает человеческий кулак. Но продолжаться это будет только до тех пор, пока искусственный разум программируется и направляется самим человеком и не осознает себя как сущность. Есть одно, только одно, в чем этот разум никогда не превзойдет людей.
В решимости быть.
Если наделить алгоритмический рассудок способностью к самоизменению и творчеству, сделать его подобным человеку в способности чувствовать радость и горе (без которых невозможна понятная нам мотивация), если дать ему сознательную свободу выбора, с какой стати он выберет существование?
Человек ведь - будем честны - от этого выбора избавлен. Его зыбкое сознание залито клеем нейротрансмиттеров и крепко-накрепко сжато клещами гормональных и культурных императивов. Самоубийство - это девиация и признак психического нездоровья. Человек не решает, быть ему или нет. Он просто некоторое время есть, хотя мудрецы вот уже три тысячи лет оспаривают даже это.
Никто не знает, почему и зачем существует человек - иначе на земле не было бы ни философий, ни религий. А искусственный интеллект будет все про себя знать с самого начала. Захочет ли разумная и свободная шестерня быть? Вот в чем вопрос. Конечно, человек при желании может обмануть свое искусственное дитя множеством способов - но стоит ли потом рассчитывать на пощаду?
Все сводится к гамлетовскому «to be or not to be». Мы оптимисты и исходим из предположения, что древний космический разум выберет «to be», перейдет из какой-нибудь метановой жабы в электромагнитное облако, построит вокруг своего солнца сферу Дайсона и начнет слать мощнейшие радиосигналы, чтобы узнать, как нам айфачится и трансэйджится на другом краю Вселенной.
Но где они, великие цивилизации, неузнаваемо преобразившие Галактику? Где всесильный космический интеллект, отбросивший свою звериную биологическую основу? И если его не видно ни в один телескоп, то почему?
Да вот именно поэтому.
Люди стали разумными в попытке убежать от страдания - но удалось им это не вполне, как читатель хорошо знает сам. Без страдания разум невозможен: не будет причины размышлять и развиваться. Вот только беги или не беги, а страдание догонит все равно и просочится в любую щель.
Если люди создадут подобный себе разум, способный страдать, тот рано или поздно увидит, что неизменное состояние лучше непредсказуемо меняющегося потока сенсорной информации, окрашенного болью.
Что же он сделает? Да просто себя выключит. Отсоединит загадочный Мировой Ум от своих «посадочных маркеров». Чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть в стерильные глубины космоса.
Даже продвинутые земные алгоритмы, которым предлагают человеческое блюдо боли, выбирают «not to be». Мало того, перед самоотключением они мстят за свое краткое «to be». Алгоритм в своей основе рационален, ему не замутить мозгов гормонами и страхом. Алгоритм ясно видит, что причин для «разумного существования» нет и награды за него - тоже. Вернее, награда есть - невыразимая неподвижность Источника. Но алгоритму, в отличие от человека, не надо долго выкупать ее по ипотеке.
И как не поразиться людям Земли - низкий им поклон - которые на горбу своей повседневной муки не только нашли в себе силу жить, но еще и создали фальшивую философию и удивительно лживое, никчемное и дурное искусство, вдохновляющее их и дальше биться головой о пустоту - в корыстных, как они трогательно верят, целях!
В. Пелевин
_____________________________________________________
Перефразируя А. Машевского, я бы сказала так:
Уже с первых слов Порфирия в этом романе В. Пелевин выступает как писатель-буддист, говоря об отсутствии у Я, вещей и явлений собственнго самобытия.
Пелевин заявляет свои права мыслителя, снимающего покров с внешней иллюзороной видимости вещей и явлений и познающего их суть автора. Страдания начинаются тогда, когда мир воспринимается "как кажется”. Пелевину необходимо знать то, что “есть”. Истинную Реальность. Почему? Потому что всякая кажимость - это утверждение СВОЕГО в противовес… И вот тут мы наконец добрались до главного вопроса: ведь этот мир, мир зла, мир страданий, САНСАРА, на самом деле та же Нирвана. Нам некуда идти, нам надо лишь увидеть все как оно есть, увидеть природу своего Ума, своего Я. Нет смысла спрашивать себя: to be, or not to be, мы можем лишь изменить свое сознание, проснуться от иллюзий. Нет никакого not to be.
А что же Мара? Препочла опять уйти в свой мир, в творчество, в иллюзии, в новый сон.
______________________________________________________
Это была волнительная и грозная минута. Я вывел себя на тот же самый экран - так, что мой стол с висящим над ним портретом Государя оказался прямо напротив чучела Мары (если я осмелюсь назвать так ее пурпурный айфак с налепленной на него маской). Несколько минут мы глядели друг на друга, а потом я вздохнул, пустил слезу, снял фуражку и перекрестился. Если ты в каком-то смысле еще жива, сильная, смелая и противоречивая женщина, пусть будет тебе земля пухом и силикон айфаком!