Гранатовый браслет
k0ka
Гранатовый браслет
Синопсис
Простая русская доярка и вдова погибшего комбайнёра Глафира Мамурова берёт на сдачу в сельмаге счастливый лотерейный билетик, приносящий ей турпоездку в Стамбул, город контрастов. Дочь Глафиры, слабоумная девочка Роза, медленно умирающая от проникновения в ткани головного мозга чесоточных клещей, умоляет мать привезти ей пальму, из которой она сможет выпилить лобзиком тысячу журавликов. Понимая, что на перевозку пальмы могут потребоваться значительные материальные средства, Глафира решает контрабандно провезти за границу кое-какие сбережения и ценности, спрятав их в фальшивом гипсе, на ноге.
- Извините, что помешал вам прятать деньги, - слышит неожиданно Глафира через узенькую щёлку закрытых ставней. Это - случайно проходивший мимо сосед Тузиков, заведующий сельским клубом. Глафира понимает, что он донесёт на неё в ФСБ, и в целях предотвращения этих нежелательных последствий деланно заигрывает с Тузиковым, намекая на возможность сексуальных сношений. Тузиков, втайне влюблённый в Глафиру (если, конечно, можно назвать любовью те мерзкие извращённые фантазии, которые он проецирует на неё в своём развращённом мозгу), продаёт свою любимую бурую козу, чтобы купить билет на тот же пароход, идущий в Стамбул, однако денег не хватает, и Тузикову приходится взять на себя на время круиза ещё и обязанности массовика-затейника.
Проходит несколько дней плаванья, но Глафира искусно избегает пошлых поползновений со стороны следующего за ней по пятам возбуждённого Тузикова, и в то же время держит его в состоянии туманной неопределённости и возможности совершеннейших неожиданностей. Дополнительные трудности Тузикову создаёт глафирин гипс: дело в том, что все деньги и ценности не поместились на одной ноге, и Глафира загипсовала себе обе ноги, руку, грудную клетку и шею.
Одной необыкновенно душной ночью, когда тьма каюты на 27% заполнена воздухом и на 86% - разъярёнными от голода морскими москитами, Тузиков придумывает коварнейший план соблазнения Глафиры Мамуровой. Он решает вовлечь её в постановку своей декадентской драмы, "Крушение Титаника", которую он давно уже репетирует с несколькими психопатическими дамами бальзаковского возраста и их подкаблучными мужьями. Этой же ночью он переписывает всю пьесу, втискивая в неё мощную линию неземной романтической любви, а роли любовников прописывает под себя и Глафиру.
- Я поражу её косную деревенскую натуру своим огромным размахом и недосягаемой возвышенностью прекрасных чувств! - шёпотом восклицает Тузиков, сверкая слезами и отбиваясь кулаком от летучей мыши, - в восхищении от моего величия духа, падёт она обессиленно мне на грудь, и я покрою её жаркими лобзаньями!.. В смысле, Глафиру покрою, естественно, а не свою грудь... Лобзаньями покрою, в смысле...
Наконец, настаёт долгожданный вечер премьеры. Все пассажиры собираются на главной палубе и, расположившись в шезлонгах, приковывают жадные взоры к импровизированной сцене. Глафира Мамурова (в гипсе, разукрашенном под цвета спонсоров показа), широко раскинув руки, стоит на самом носу парохода и декламирует:
- Отчего коровы не летают? Ах! Отчего не летают они, как стрекозы? Люди, львы, орлы и куропатки, рогатые олени, гуси, пауки, молчаливые рыбы - все они летают, свершая печальные круги над болотом скорбного забвенья. Но почему же вы отказываете в этой малости коровам?! - повернув к публике гневное лицо, Глафира топает ногой. От удара о палубу гипс раскалывается и оттуда высыпаются некоторые предметы столового серебра, пара цепочек и браслет с гранатами.
В повисшей неловкой паузе, когда зрители ещё не догадываются, что происходящее уже не спектакль, Тузиков идёт к браслету, берёт его в дрожащие руки и напряжённо вглядывается:
- Откуда это у тебя, Глафира?!
- Я не понимаю! Это не моё! - нервно хихикает Глафира, пытаясь отойти в сторону и рассыпая при этом монеты, бусы и серёжки с бирюзой, - не понимаю, откуда это взялось!
Тузиков надевает браслет себе на шею и встаёт на четвереньки. Неуверенно и глухо гавкает, потом ещё раз. Вдруг слёзы бурным потоком вырываются из его глаз!
- Глафира! Неужели ты не узнаёшь меня?! - выкрикивает он сквозь рыдания, - ведь это я, я, твой муж, комбайнёр Мамуров, погибший двенадцать лет назад!!!
В публике происходит заметное волнение и некоторые дамы всхлипывают, прижав к глазам кружевные платочки. Кто-то падает в обморок.
- Как это возможно? - в ужасном смятении чувств и в то же время с сумасшедшей надеждой на чудо выкрикивает Глафира, вглядываясь в мокрую всклокоченную физиономию Тузикова, всё ещё стоящего на четвереньках........
- В тот жаркий день битвы за урожай, в тот далёкий день великой уборочной страды я выжимал педаль акселератора своего комбайна, чтобы успеть сжать всю пшеницу до прихода грозового атмосферного циклона, неумолимо надвигавшегося с северо-востока. Неожиданно раздался громкий скрежет, и комбайн встал. Я сразу понял по звуку, что накрылся штумфер - коленчатый вал четвёртого цилиндра. Нужно было срочно чем-то соединить расколовшиеся половины штумфера, но под руками не было ничего подходящего! Вдруг я увидел собаку, беззаботно прыгавшую поодаль. Догнав её и сорвав у неё с шеи вот этот самый ошейник, я устремился к комбайну! Умелыми движениями своих крепких пролетарских рук вырвал я из внутренностей двигателя ещё горячий штумфер и уже хотел защёлкнуть на нём ошейник! Но! - в этот самый миг! - прогрохотал чудовищный выстрел! Меня пронзила молния! Последнее, что я увидел - это бегущего ко мне по пшеничному полю доктора Чохова из нашей передвижной амбулатории. Потом моё сознание померкло, и я провалился в небытие...
С одного из зрительских шезлонгов поднимается седовласый старик:
- Я - доктор Чохов!
По публике прокатывается волна удивления. Кто-то падает в обморок. Глафира и Тузиков обращают вопрошающие лица к доктору Чохову. Он выходит на сцену и взволнованно обнимает Тузикова:
- Всё вышло так, как я и рассчитал, милые мои! Я счастлив!.... Да.... В тот далёкий жаркий день я прогуливался в полях со своей собакой Полиграфом и размышлял о разных философских проблемах, как вдруг совсем рядом раздался страшной силы грохот, и я увидел комбайнёра Мамурова, замертво падающего на землю. Я понял, что его ударила молния, и бросился на помощь, в соответствии с клятвой Гиппопотама, хотя и не представлял ещё, чем могу помочь! Он был мёртв! Лишь в мозгу ещё теплились остатки жизни... Решение озарило меня в доли секунды. Со мною был скальпель, молоток и стамеска. Я быстро и чётко пересадил мозг комбайнёра Мамурова своей собаке, Полиграфу, чтобы выиграть время, и помчался в амбулаторию, сообщить в сельскохозяйственный институт трансплантологии, что срочно нужен донорский труп мужчины. Моим планам, однако, не суждено было сбыться!.. Я уже подъезжал к амбулатории, когда с мгновенно почерневших небес хлынули неудержимые потоки воды, и уазик увяз в грязи. Полиграф сидел в полубессознательном состоянии на заднем сиденье. Я выскочил по колено в грязь и, схватив крюк лебёдки, потащил трос к ближайшему дереву. Потом снова запрыгнул в машину и потянул на себя заветный рычаг!.. С чудовищным хрустом дерево сломалось и обрушилось прямо на мой уазик, всей своей тяжестью ударив нас с Полиграфом по головам!..
- Что же было дальше?! - восклицает Глафира, заламывая руки и подаваясь вперёд, - ради всего святого, что же было дальше!!?
С одного из зрительских шезлонгов встаёт ещё один седовласый старик:
- Я - санитар Барминтолов. Если позволите, я расскажу, что было дальше. В тот день я, как обычно, разговаривал с уборщицей Клавдией на разные медицинско-просветительские темы... (Среди публики кто-то тихо хихикает) Вдруг что-то треснуло, и я увидел сквозь бушующую бурю и мглу уазик доктора Чохова. Я сразу выбежал на помощь. И доктор, и его собака были в коме. Я подключил их к аппарату искусственного дыхания и капельнице с питательным раствором и стал ждать... Прошли долгие месяцы... Однажды я заметил, что Полиграф очнулся! Я притащил ему педигрипала, но он не стал его есть. Тогда я заметил ещё кое-что: Полиграф словно бы как-то облысел и немного изменился в морде, да и вообще это был вроде как человек! Я спросил его, кто он такой, но он ничего не помнил, в то же время твёрдо отказываясь признавать себя собакой...
- Я очнулся на несколько дней позже Полиграфа, - с лёгкой скорбью в голосе произносит доктор Чохов, - уже ничего нельзя было изменить. Комбайнёр Мамуров был официально похоронен, переродившийся Полиграф, возможно, никогда бы не восстановил в своём новом сознании личность Мамурова. Что было мне делать? Как раз кстати умер в нашей амбулатории никому не нужный бомж Тузиков, и мы с Барминтоловым тайно расчленили его труп и бросили в котёл леспромхозовской столовой, а документы отдали Полиграфу и пристроили его завклубом. Однако надежда не покидала меня. Я чувствовал, что между Тузиковым и Глафирой существует какая-то незримая связь... Какие-то тонкие взаимные эманации...
- Довольно! - сквозь слёзы счастья восклицает Глафира, - вот она, великая сила любви, восторжествовавшая и преодолевшая всё! Приди же скорее в мои объятия, муж мой, комбайнёр Мамуров! (Мамуров-Тузиков, рыдая от счастья, обнимает скрытое под слоем гипса тело любимой жены) Все эти долгие двенадцать лет я жила в отчаянии! Каждый день я прижимала к сердцу этот гранатовый браслет, который принесли мне скорбные комбайнёры вместе с трагической вестью, и рыдала, рыдала! Ах! Ты же не знаешь, наша дочь Роза умирает!
- Ничего, дорогая моя, ничего, - поглаживает Мамуров-Тузиков шершавый гипс, - теперь мы родим нормальных детей!.. Надо только будет выкупить мою бурую козу... Детям будет нужно молоко...
Гранатовый браслет
Синопсис
Простая русская доярка и вдова погибшего комбайнёра Глафира Мамурова берёт на сдачу в сельмаге счастливый лотерейный билетик, приносящий ей турпоездку в Стамбул, город контрастов. Дочь Глафиры, слабоумная девочка Роза, медленно умирающая от проникновения в ткани головного мозга чесоточных клещей, умоляет мать привезти ей пальму, из которой она сможет выпилить лобзиком тысячу журавликов. Понимая, что на перевозку пальмы могут потребоваться значительные материальные средства, Глафира решает контрабандно провезти за границу кое-какие сбережения и ценности, спрятав их в фальшивом гипсе, на ноге.
- Извините, что помешал вам прятать деньги, - слышит неожиданно Глафира через узенькую щёлку закрытых ставней. Это - случайно проходивший мимо сосед Тузиков, заведующий сельским клубом. Глафира понимает, что он донесёт на неё в ФСБ, и в целях предотвращения этих нежелательных последствий деланно заигрывает с Тузиковым, намекая на возможность сексуальных сношений. Тузиков, втайне влюблённый в Глафиру (если, конечно, можно назвать любовью те мерзкие извращённые фантазии, которые он проецирует на неё в своём развращённом мозгу), продаёт свою любимую бурую козу, чтобы купить билет на тот же пароход, идущий в Стамбул, однако денег не хватает, и Тузикову приходится взять на себя на время круиза ещё и обязанности массовика-затейника.
Проходит несколько дней плаванья, но Глафира искусно избегает пошлых поползновений со стороны следующего за ней по пятам возбуждённого Тузикова, и в то же время держит его в состоянии туманной неопределённости и возможности совершеннейших неожиданностей. Дополнительные трудности Тузикову создаёт глафирин гипс: дело в том, что все деньги и ценности не поместились на одной ноге, и Глафира загипсовала себе обе ноги, руку, грудную клетку и шею.
Одной необыкновенно душной ночью, когда тьма каюты на 27% заполнена воздухом и на 86% - разъярёнными от голода морскими москитами, Тузиков придумывает коварнейший план соблазнения Глафиры Мамуровой. Он решает вовлечь её в постановку своей декадентской драмы, "Крушение Титаника", которую он давно уже репетирует с несколькими психопатическими дамами бальзаковского возраста и их подкаблучными мужьями. Этой же ночью он переписывает всю пьесу, втискивая в неё мощную линию неземной романтической любви, а роли любовников прописывает под себя и Глафиру.
- Я поражу её косную деревенскую натуру своим огромным размахом и недосягаемой возвышенностью прекрасных чувств! - шёпотом восклицает Тузиков, сверкая слезами и отбиваясь кулаком от летучей мыши, - в восхищении от моего величия духа, падёт она обессиленно мне на грудь, и я покрою её жаркими лобзаньями!.. В смысле, Глафиру покрою, естественно, а не свою грудь... Лобзаньями покрою, в смысле...
Наконец, настаёт долгожданный вечер премьеры. Все пассажиры собираются на главной палубе и, расположившись в шезлонгах, приковывают жадные взоры к импровизированной сцене. Глафира Мамурова (в гипсе, разукрашенном под цвета спонсоров показа), широко раскинув руки, стоит на самом носу парохода и декламирует:
- Отчего коровы не летают? Ах! Отчего не летают они, как стрекозы? Люди, львы, орлы и куропатки, рогатые олени, гуси, пауки, молчаливые рыбы - все они летают, свершая печальные круги над болотом скорбного забвенья. Но почему же вы отказываете в этой малости коровам?! - повернув к публике гневное лицо, Глафира топает ногой. От удара о палубу гипс раскалывается и оттуда высыпаются некоторые предметы столового серебра, пара цепочек и браслет с гранатами.
В повисшей неловкой паузе, когда зрители ещё не догадываются, что происходящее уже не спектакль, Тузиков идёт к браслету, берёт его в дрожащие руки и напряжённо вглядывается:
- Откуда это у тебя, Глафира?!
- Я не понимаю! Это не моё! - нервно хихикает Глафира, пытаясь отойти в сторону и рассыпая при этом монеты, бусы и серёжки с бирюзой, - не понимаю, откуда это взялось!
Тузиков надевает браслет себе на шею и встаёт на четвереньки. Неуверенно и глухо гавкает, потом ещё раз. Вдруг слёзы бурным потоком вырываются из его глаз!
- Глафира! Неужели ты не узнаёшь меня?! - выкрикивает он сквозь рыдания, - ведь это я, я, твой муж, комбайнёр Мамуров, погибший двенадцать лет назад!!!
В публике происходит заметное волнение и некоторые дамы всхлипывают, прижав к глазам кружевные платочки. Кто-то падает в обморок.
- Как это возможно? - в ужасном смятении чувств и в то же время с сумасшедшей надеждой на чудо выкрикивает Глафира, вглядываясь в мокрую всклокоченную физиономию Тузикова, всё ещё стоящего на четвереньках........
- В тот жаркий день битвы за урожай, в тот далёкий день великой уборочной страды я выжимал педаль акселератора своего комбайна, чтобы успеть сжать всю пшеницу до прихода грозового атмосферного циклона, неумолимо надвигавшегося с северо-востока. Неожиданно раздался громкий скрежет, и комбайн встал. Я сразу понял по звуку, что накрылся штумфер - коленчатый вал четвёртого цилиндра. Нужно было срочно чем-то соединить расколовшиеся половины штумфера, но под руками не было ничего подходящего! Вдруг я увидел собаку, беззаботно прыгавшую поодаль. Догнав её и сорвав у неё с шеи вот этот самый ошейник, я устремился к комбайну! Умелыми движениями своих крепких пролетарских рук вырвал я из внутренностей двигателя ещё горячий штумфер и уже хотел защёлкнуть на нём ошейник! Но! - в этот самый миг! - прогрохотал чудовищный выстрел! Меня пронзила молния! Последнее, что я увидел - это бегущего ко мне по пшеничному полю доктора Чохова из нашей передвижной амбулатории. Потом моё сознание померкло, и я провалился в небытие...
С одного из зрительских шезлонгов поднимается седовласый старик:
- Я - доктор Чохов!
По публике прокатывается волна удивления. Кто-то падает в обморок. Глафира и Тузиков обращают вопрошающие лица к доктору Чохову. Он выходит на сцену и взволнованно обнимает Тузикова:
- Всё вышло так, как я и рассчитал, милые мои! Я счастлив!.... Да.... В тот далёкий жаркий день я прогуливался в полях со своей собакой Полиграфом и размышлял о разных философских проблемах, как вдруг совсем рядом раздался страшной силы грохот, и я увидел комбайнёра Мамурова, замертво падающего на землю. Я понял, что его ударила молния, и бросился на помощь, в соответствии с клятвой Гиппопотама, хотя и не представлял ещё, чем могу помочь! Он был мёртв! Лишь в мозгу ещё теплились остатки жизни... Решение озарило меня в доли секунды. Со мною был скальпель, молоток и стамеска. Я быстро и чётко пересадил мозг комбайнёра Мамурова своей собаке, Полиграфу, чтобы выиграть время, и помчался в амбулаторию, сообщить в сельскохозяйственный институт трансплантологии, что срочно нужен донорский труп мужчины. Моим планам, однако, не суждено было сбыться!.. Я уже подъезжал к амбулатории, когда с мгновенно почерневших небес хлынули неудержимые потоки воды, и уазик увяз в грязи. Полиграф сидел в полубессознательном состоянии на заднем сиденье. Я выскочил по колено в грязь и, схватив крюк лебёдки, потащил трос к ближайшему дереву. Потом снова запрыгнул в машину и потянул на себя заветный рычаг!.. С чудовищным хрустом дерево сломалось и обрушилось прямо на мой уазик, всей своей тяжестью ударив нас с Полиграфом по головам!..
- Что же было дальше?! - восклицает Глафира, заламывая руки и подаваясь вперёд, - ради всего святого, что же было дальше!!?
С одного из зрительских шезлонгов встаёт ещё один седовласый старик:
- Я - санитар Барминтолов. Если позволите, я расскажу, что было дальше. В тот день я, как обычно, разговаривал с уборщицей Клавдией на разные медицинско-просветительские темы... (Среди публики кто-то тихо хихикает) Вдруг что-то треснуло, и я увидел сквозь бушующую бурю и мглу уазик доктора Чохова. Я сразу выбежал на помощь. И доктор, и его собака были в коме. Я подключил их к аппарату искусственного дыхания и капельнице с питательным раствором и стал ждать... Прошли долгие месяцы... Однажды я заметил, что Полиграф очнулся! Я притащил ему педигрипала, но он не стал его есть. Тогда я заметил ещё кое-что: Полиграф словно бы как-то облысел и немного изменился в морде, да и вообще это был вроде как человек! Я спросил его, кто он такой, но он ничего не помнил, в то же время твёрдо отказываясь признавать себя собакой...
- Я очнулся на несколько дней позже Полиграфа, - с лёгкой скорбью в голосе произносит доктор Чохов, - уже ничего нельзя было изменить. Комбайнёр Мамуров был официально похоронен, переродившийся Полиграф, возможно, никогда бы не восстановил в своём новом сознании личность Мамурова. Что было мне делать? Как раз кстати умер в нашей амбулатории никому не нужный бомж Тузиков, и мы с Барминтоловым тайно расчленили его труп и бросили в котёл леспромхозовской столовой, а документы отдали Полиграфу и пристроили его завклубом. Однако надежда не покидала меня. Я чувствовал, что между Тузиковым и Глафирой существует какая-то незримая связь... Какие-то тонкие взаимные эманации...
- Довольно! - сквозь слёзы счастья восклицает Глафира, - вот она, великая сила любви, восторжествовавшая и преодолевшая всё! Приди же скорее в мои объятия, муж мой, комбайнёр Мамуров! (Мамуров-Тузиков, рыдая от счастья, обнимает скрытое под слоем гипса тело любимой жены) Все эти долгие двенадцать лет я жила в отчаянии! Каждый день я прижимала к сердцу этот гранатовый браслет, который принесли мне скорбные комбайнёры вместе с трагической вестью, и рыдала, рыдала! Ах! Ты же не знаешь, наша дочь Роза умирает!
- Ничего, дорогая моя, ничего, - поглаживает Мамуров-Тузиков шершавый гипс, - теперь мы родим нормальных детей!.. Надо только будет выкупить мою бурую козу... Детям будет нужно молоко...