А. Уотс: «Дзэн высвобождает людей из той неразберихи, в которую они попадают из-за того, что путают слова и представления с самой реальностью». То есть, важна обнаруживаемая дистанция между так называемой реальностью и тем, как она репрезентирована в слове.
Коаны
Разгадка коанов требует отрыва от здравого смысла. Интеллектуальное понимание коана невозможно, смысл его постигается вне логического анализа. Точнее, коан и призван остановить, прекратить и прервать привычный смысл, выбить из привычной логики, явив радикальный отрыв от нее. «Коан достигает тех областей разума, над которыми не властен логический анализ», его не постичь привычной логикой, он по ту ее сторону. Многое с точки зрения привычного смысла оказывается «явным абсурдом, вопросом, бессмысленным с самого начала». «Цель коана - заставить ученика проникнуться духом поиска», но это продвижение к краю умственной пропасти, за которой обрыв для привычной логики.
Разгадки коанов носят парадоксальный непредсказуемый характер. Именно эта непредсказуемость ответа лежит в духе психоаналитического поиска следов бессознательного.
К примеру, коан: «Вытащи четыре района Токио из своего рукава» вполне может предстать в логике метафоры, творческой функции означающего и бумажный носовой платок легко может стать четырьмя районами Токио. Не случайно Сокей-ан Сасаки считал, что прекрасным пособием для изучения коанов может быть «Алиса в стране чудес» Льюиса Кэррола.
Такого рода работа с коаном подразумевает непрозрачность представления о реальности. Так, в традиции школы йогачара реальность дана в трех возможностях ее схватывания: речь может идти о парикалпите как восприятии реальности на уровне иллюзий и заблуждений с точки зрения обыденности, паратантре - реальности выстраиваемой категориями и языковыми единицами описания в логике причинности и реальности паранишпанны, лежащей по ту сторону привычного субъект-объектного противопоставления и двойственности.
Или возьмем японский сад камней.
Сад камней - пространство, лишенное какого бы то ни было привычного наполнения садового искусства, оно складывается из нескольких камней, расположенных на песке. Главное в нем - пустое пространство, оно «…точно тишина, охватывает разум, освобождает его от ненужных мелочей, служит проводником в «царстве многообразия».
При этом дело отнюдь не только в пустом пространстве, а прежде всего в камнях, которые разбросаны по нему. Кстати, именно наличие камней в саду и вызывает часто вопросы - зачем они здесь? «Если принято считать, что сад есть пустота, воплощенная в песке, почему же этот символ не ограничивается только песком, заключенным в прямоугольнике сада? Причем здесь скалы? И зачем они так тщательно выбраны, если в их расположении нам нужно ощутить что такое пустота?
Пустота -это форма , а форма-это пустота.
Нет пустоты без камней или форм очерчивающих эту пустоту. «Они помогают создать в саду множество взаимосвязанных ассоциаций». Сад хорошо иллюстрирует буддийскую мысль, которая движима положением, согласно которому пустоту можно познать через форму. «Форма расположена в пространстве так, что пустота воспринимается как форма, а форма - как пустота».
Толкователи сути работы с коаном подчеркивают логику ухода от собственного я: «ум стремящийся узнать ум или я, стремящееся к контролю над я, исключены из действительности и разоблачены как абстракции». Происходит разбивание, опустошение идеи собственного я, другими словами, прекращение идентификации себя с объектом знания.
Притча о бабочке
«Однажды Чжуан Цзы приснилось, чтo oн - бабочка,веселo порхающий мотылёк. Он наслаждалcя oт души и нe осознавал, чтo oн Чжуан Цзы. Но, проснувшись, очень удивилcя тому, чтo oн - Чжуан Цзы и нe мoг понять: снилоcь ли Чжуан Цзы, чтo oн - бабочка, или бабочкe снится, чтo онa - Чжуан Цзы?!».
И в бодрственной реальности и в сновидении мы имеем дело с сетью представлений и с позицией неведения по отношению к себе; обе эти реальности неразрывно связаны между собой, ткань одного незаметно перетекает в ткань другого. Впрочем, в сновидении происходит еще большее распыление собственного я сновидца в различные видимые образы. Именно поэтому «проснувшись, Чжуан-Цзы может спросить себя, не является ли он бабочкой, которой снится, будто она - Чжуан-Цзы».
Взмах крыльев пбабочки обрушивает для субъекта всю ткань видимого мира, сталкивает с чем-то несимволизированным, ввергает в состояние ужаса, приводит к коллапсу привычных пространственно-воображаемых ориентиров. Именно здесь, в этой обнаруживаемой прорехе, делающей невозможным спокойное созерцание, возможен разговор о пробуждении. Сам же вопрос Чжуан Цзы вполне логичен по двум причинам. Во-первых, потому что этим он говорит, что «…он не сумасшедший, то есть, что он не принимает себя вполне безоговорочно за Чжуан-Цзы», то есть не идентифицируется безоговорочно с неким образом.
«На самом деле, именно будучи бабочкой, возвращался он к корню собственной самости - именно в этот момент был он, и по сути своей всегда остается, принимающей свою собственную окраску бабочкой - только потому является он, в конечном счете, Чжуан-Цзы». Ведь безоговорочная уверенность субъекта в том, что он и есть Чжуан-цзы, другими словами, такого рода неподвижная и мертвящая идентификация и предстает в качестве безумия.
http://freud-lacan.spb.ru/lakanaliya/8-2012-trevoga/ajten-yuran-lakan-i-veki-buddy-chast-1