Буддизм VS Постмодернизм в творчестве В. Пелевина
Первой основательной попыткой философского осмысления постмодернизма стала книга Ж. Ф. Лиотара «Состояние постмодерна» («La condition postmoderne», 1979, рус. пер. 1998). Лиотар констатировал конец эпохи «великих повествований» («метанарративов» - метафизич., социально-филос. и т. п. «текстов», претендующих на универсальное значение), которые служили глобальной репрезентацией и легитимацией человеческой истории (концепции прогресса, социальной эмансипации, коммунизма и т. п.) и сменились в эпоху информационного общества множеством отдельных «дискурсов», «малых повествований», не сводимых друг к другу «языковых игр» (в духе Л. Витгенштейна).
Это не течение в искусстве, а состояние.
В концепции деконструкции, разработанной Ж. Деррида, отвергаются классический логоцентризм, мышление бинарными оппозициями и чётко очерченными понятиями, вообще любое притязание на установление некоего конечного смысла созданного автором текста. Последний оказывается полем потенциально разноречивых и амбивалентных значений, и деконструкция - одновременно «деструкция» и «реконструкция» (разборка и сборка) - предполагает выявление этих неочевидных значений и внутр. противоречивости текста, а также следов его интерпретации в истории культуры. Понятие деконструкции получило широкое распространение в постмодернистской философии, легло в основу лит.-критич. методологии йельской школы (П. де Ман, Х. Блум и др.).
Часто читатели Пелевина утверждают, что трактовать его тексты можно по-разному. Я не согласна. Так как Виктор Олегович не постмодернист, а пишет ближе к учению Будды, о чем сам и сказал:
Буддизм меня привлекает еще и потому, что помогает очистить голову от мусора современной жизни. Я терпеть не могу всю эту шумиху, она отвлекает меня от работы. Я могу писать только тогда, когда знаю, что люди от меня отвязались.
Именно пустоту души, отрицающей духовный путь и достижение Абсолюта и проповедует постмодернизм.
Тогда как у Пелевина четкие методы и путь во Внутреннюю Монголию. Познание Истины трудно, но возможно.
В описанном Ж. Бодрийяром феномене гиперреальности - создаваемой средствами массовой информации виртуальной реальности, в которой исчезает различие между реальным и воображаемым, - центральное место занимают понятия симуляции и симулякра. Симулякр - репрезентация несуществующего, знак без означаемого (референта), «копия без оригинала» - в эстетике П. играет роль, аналогичную понятию худож. образа в классич. эстетике.
Таким образом постмодернизм отрицает реальность, подменяя ее симулякрами.
В творчестве Пелвина мы видим, что Реальность присутствует в потоке сознания всегда, изначально. Нужно лишь ее отмыть от омрачений, и освободить радугу из пещеры , где сидит главный пидорас - наше фундаментальное неведение об Истине, о природе Абсолюта, природе Реальности и нашего ума.
Деструкции были подвергнуты такие основополагающие понятия европейской философии, как «бытие», «смысл» (критика «идеологии истины» с её разграничением истины и знания у Р. Рорти) и т. п. «Субъект» перестаёт быть центром (идея смерти «автора» у Р. Барта и М. Фуко), и его место занимают безличные структуры, принципу «тождества» («идентичности») противопоставляется категория «различия».
В философии Пелевина вопрос стоит иначе. Необходимо не убрать субъект из центра, а осознать на опыте, что наша привязанность к двойственому восприятию и делению все и вся на субъект и объект и есть коренная причина наших страданий.
Для лит-ры П., принципиально противопоставившей себя всем худож.-идеологич. языкам, претендовавшим на реалистическое отображение жизни, характерно представление о тексте как единственной модели реальности, а также рефлексия по поводу способов его создания, призванная продемонстрировать условность природы повествования и потенциальное множество равнозначных сюжетных решений (романы Дж. Фаулза, А. Роб-Грийе, Ф. Соллерса, Дж. Барта и др.). Центр. приём литературыры П. - ирония: произведение задумывается (в соответствии с принципом интертекстуальности) как игра с читателем, который должен распознать скрытые или явные аллюзии, цитаты и реминисценции, а также разработать собственную, часто нелинейную, стратегию чтения, иллюстрирующую принцип бесконечности интерпретаций и пародирующую поиски объективно отсутствующего смысла («Хазарский словарь» и «Внутренняя сторона ветра» М. Павича; «62. Модель для сборки» Х. Кортасара, и др.). Пристрастие к парадоксальным сюжетным ситуациям, алогизму и гротеску, стремление к фрагментарности и хаотичности повествования, к смешению стилей и жанров, реального и фантастического, серьёзного и комического, к размыванию границ между высоким искусством и массовой литературой, присущие писателям-постмодернистам, нередко сочетаются с обращением к мифу с целью обнажения глубинных основ культуры (Г. Гарсия Маркес и лат.-амер. магический реализм), а также критики примитивности человеческого мышления в постиндустриальном обществе (Ж. Перек, М. Уэльбек, Ф. Бегбедер и др.). Характерные особенности лит-ры П. нашли яркое воплощение в произведениях Т. Пинчона, У. Берроуза, Д. Бартелма, К. Воннегута, И. Кальвино, У. Эко и др.
В. Пелевин утверждает, что вовсе не тест произведения - единственная реальность, как считают постмодернисты.
Реальность -это познание высшей Истины, которая доступна при развитии и трансформации ума, тела и речи человека в высшее совершенство. То, что называют Просветлением. Или Пробужддением от сна неведения.
Это не течение в искусстве, а состояние.
В концепции деконструкции, разработанной Ж. Деррида, отвергаются классический логоцентризм, мышление бинарными оппозициями и чётко очерченными понятиями, вообще любое притязание на установление некоего конечного смысла созданного автором текста. Последний оказывается полем потенциально разноречивых и амбивалентных значений, и деконструкция - одновременно «деструкция» и «реконструкция» (разборка и сборка) - предполагает выявление этих неочевидных значений и внутр. противоречивости текста, а также следов его интерпретации в истории культуры. Понятие деконструкции получило широкое распространение в постмодернистской философии, легло в основу лит.-критич. методологии йельской школы (П. де Ман, Х. Блум и др.).
Часто читатели Пелевина утверждают, что трактовать его тексты можно по-разному. Я не согласна. Так как Виктор Олегович не постмодернист, а пишет ближе к учению Будды, о чем сам и сказал:
Буддизм меня привлекает еще и потому, что помогает очистить голову от мусора современной жизни. Я терпеть не могу всю эту шумиху, она отвлекает меня от работы. Я могу писать только тогда, когда знаю, что люди от меня отвязались.
Именно пустоту души, отрицающей духовный путь и достижение Абсолюта и проповедует постмодернизм.
Тогда как у Пелевина четкие методы и путь во Внутреннюю Монголию. Познание Истины трудно, но возможно.
В описанном Ж. Бодрийяром феномене гиперреальности - создаваемой средствами массовой информации виртуальной реальности, в которой исчезает различие между реальным и воображаемым, - центральное место занимают понятия симуляции и симулякра. Симулякр - репрезентация несуществующего, знак без означаемого (референта), «копия без оригинала» - в эстетике П. играет роль, аналогичную понятию худож. образа в классич. эстетике.
Таким образом постмодернизм отрицает реальность, подменяя ее симулякрами.
В творчестве Пелвина мы видим, что Реальность присутствует в потоке сознания всегда, изначально. Нужно лишь ее отмыть от омрачений, и освободить радугу из пещеры , где сидит главный пидорас - наше фундаментальное неведение об Истине, о природе Абсолюта, природе Реальности и нашего ума.
Деструкции были подвергнуты такие основополагающие понятия европейской философии, как «бытие», «смысл» (критика «идеологии истины» с её разграничением истины и знания у Р. Рорти) и т. п. «Субъект» перестаёт быть центром (идея смерти «автора» у Р. Барта и М. Фуко), и его место занимают безличные структуры, принципу «тождества» («идентичности») противопоставляется категория «различия».
В философии Пелевина вопрос стоит иначе. Необходимо не убрать субъект из центра, а осознать на опыте, что наша привязанность к двойственому восприятию и делению все и вся на субъект и объект и есть коренная причина наших страданий.
Для лит-ры П., принципиально противопоставившей себя всем худож.-идеологич. языкам, претендовавшим на реалистическое отображение жизни, характерно представление о тексте как единственной модели реальности, а также рефлексия по поводу способов его создания, призванная продемонстрировать условность природы повествования и потенциальное множество равнозначных сюжетных решений (романы Дж. Фаулза, А. Роб-Грийе, Ф. Соллерса, Дж. Барта и др.). Центр. приём литературыры П. - ирония: произведение задумывается (в соответствии с принципом интертекстуальности) как игра с читателем, который должен распознать скрытые или явные аллюзии, цитаты и реминисценции, а также разработать собственную, часто нелинейную, стратегию чтения, иллюстрирующую принцип бесконечности интерпретаций и пародирующую поиски объективно отсутствующего смысла («Хазарский словарь» и «Внутренняя сторона ветра» М. Павича; «62. Модель для сборки» Х. Кортасара, и др.). Пристрастие к парадоксальным сюжетным ситуациям, алогизму и гротеску, стремление к фрагментарности и хаотичности повествования, к смешению стилей и жанров, реального и фантастического, серьёзного и комического, к размыванию границ между высоким искусством и массовой литературой, присущие писателям-постмодернистам, нередко сочетаются с обращением к мифу с целью обнажения глубинных основ культуры (Г. Гарсия Маркес и лат.-амер. магический реализм), а также критики примитивности человеческого мышления в постиндустриальном обществе (Ж. Перек, М. Уэльбек, Ф. Бегбедер и др.). Характерные особенности лит-ры П. нашли яркое воплощение в произведениях Т. Пинчона, У. Берроуза, Д. Бартелма, К. Воннегута, И. Кальвино, У. Эко и др.
В. Пелевин утверждает, что вовсе не тест произведения - единственная реальность, как считают постмодернисты.
Реальность -это познание высшей Истины, которая доступна при развитии и трансформации ума, тела и речи человека в высшее совершенство. То, что называют Просветлением. Или Пробужддением от сна неведения.