...
- Я люблю тебя, - сказала Арина Максиму, когда они выходили из торгового центра. Мысль сказать это появилась у неё в отделе с зеркалами: вот надо же, большие какие, люди любят себя, а я, а я, я люблю не себя, а Максима, и какое тогда зеркало выбрать?
Максим не ответил. Он строчил смс брату. Ну ладно, подумала Арина, взяла его под руку, и он, оставшейся рукой сжимая телефон, рассеянно поплёлся за ней.
- Я люблю тебя, - диктовал сам себе юный Марат, выводя на куске картона неровные, но очень большие буквы. Им не хватало места, и Марат начинал это понимать, но не знал, что делать. На второй "эль" картонка закончилась. Тогда Марат взял ножницы и отрезал другую, побольше, и, стараясь отступать как можно меньше места, написал большими, но убористыми буквами: "Ю ТЕБЯ". Закрыв фломастер, чтоб не сох почём зря, он смотрел на то, что получилось. Места на картонке оставалось так много, что Марат не знал, что с ним делать. Нужны были ещё слова, и их отчаянно, невыносимо не хватало. Бросив фломастер, Марат смял картон и заплакал.
- Я люблю тебя, - пожала плечами Анна и спрыгнула на рельсы. Поезд тоже любил Анну, поэтому деликатно шагнул чуть левее. Анна шла рядом с поездом, а поезд шёл рядом с Анной, и они самозабвенно разговаривали о прозе девятнадцатого века, махнув рукой на расписания, графики, неустойки, нестыковки, неявки и прочую ерунду. Проводники носили чай, а чемоданы на багажных полках лениво подскакивали в такт часам в кармашке платья Анны.
- Я люблю тебя, - прошептал Олег Сергеевич, глядя на свою маленькую, белую, как снег, Лильку. Лилька ничего не услышала, потому что уже давно растеряла остатки слуха, но это и не требовалось. Лилька и так обо всём давно знала. Просто нужно было скорее сказать это, потому что случай сказать такое выпадает нечасто. Хотя какой такой случай? Что вообще сегодня за день? Олег Сергеевич пожал плечами и вышел из комнаты. Лилька улыбнулась ему вслед, легла на кровать и умерла, свернувшись калачиком, как тогда, пятьдесят с лишним лет назад.
- Я люблю тебя, - второй час бубнил Огнеслав перед зеркалом, репетируя такую примитивную, такую вторичную роль в спектакле своего брата. Брат, сидя на продавленной тахте, смотрел на Огнеслава и смеялся: он хотел выкрикнуть в шутку коронную фразу Станиславского, но не мог, потому что на самом деле верил.
Вошла мама. Сказала Огнеславу, чтобы любил потише, за стенкой люди спят. Огнеслав не стал возражать: за стенкой спали действительно самые настоящие люди. Эти люди любили друг друга без слов, пользуясь одними лишь нечленораздельными звуками, и это было куда убедительнее; Огнеслав собирался сказать об этом брату, но не решался.
- Я люблю тебя, - пробормотала во сне Инна. При свете никогда не выключающегося торшера она казалась ещё более нежной, невесомой, недосягаемой. Ей не хватало разве что крыльев, но можно было представить, что их просто не видно под пледом.
Сиамские близнецы Жора и Гоша с тоской посмотрели на неё и вздохнули, одной парой лёгких на двоих.
- Я люблю тебя, - сипела тень Рината, волочившаяся за ним по брусчатке. Ринат бежал всё быстрее, но тень не отставала. Наконец, добравшись до подъезда, юноша забился в тёмный угол. Здесь тень не могла достать его. Но он не учёл одного: тень просто слилась с окружающим пространством, став всем, всем вокруг несчастного Рината. Осознав это, он закричал от ужаса - и проснулся.
Ринат лежал на кушетке в залитой светом палате. Приподняв голову, он понял, что с ним сейчас нет даже тени.
- Я люблю тебя, - с порога заявила Женька. Мама усмехнулась и, не поворачивая головы, протянула ей две хрустящие купюры. Женька схватила их и побежала обратно на улицу, забыв закрыть за собой дверь.
Скоро придёт и Витя. Но он пусть сначала помоет посуду и скажет какой-нибудь очень наивный и трогательный комплимент.
- Я люблю тебя, - промолвил Венедикт. Произведённый эффект радовал его самого, он стоял, довольный собой, смотрел в мокрые от слёз глаза и радовался, как же здорово он сэкономил на подарке. Кто только придумал столько праздников подряд, и угораздило же эту златокудрую дурочку так не вовремя родиться. Но ничего, выход нашёлся, да какой роскошный выход!.. В тот момент Венедикт действительно думал, что сэкономил.
- Я люблю тебя, - бормотала во сне маленькая Снежка, прижимая к груди уже прилично потрёпанного игрушечного тигрёнка. Тигра не спал: навострив своё единственное ухо (второе тигра героически потерял в схватке с соседским щенком), он ждал, что Снежка скажет эти волшебные слова ещё раз. Время шло, Снежка тихо сопела, а тигрёнок вслушивался и просил ночь, чтобы она подольше не заканчивалась.
- Я люблю тебя, - катал Яков на языке эти плавные, мягкие слова. Им не сиделось, их нужно было выпустить, но Яков не знал, кому же доверить их, такие красивые, такие простые - и в то же время совершенные, обкатанные десятками поколений наших предков, словно стёклышко на берегу моря.
В конце концов, он не выдержал. Загадал случайное число, потом открыл телефонную книгу и отсчитал ровно двенадцать контактов. После чего, удовлетворённо цокнув языком, начал почти по памяти набирать знакомый номер.
- Я люблю тебя, - передразнила Дарья, скорчив нелепую гримасу. - Эй, Свет, ты слышала? Тут Пашка...
Она побежала рассказывать новость подруге. Из-за стены был слышен смех, звонкий, яркий, переливающийся, обжигающе прекрасный. Раскрасневшийся Паша, затаив дыхание, слушал этот смех и чувствовал себя самым счастливым человеком по крайней мере в Ялте.
- Я люблю тебя, - написал было Максим в эсэмэске Арине. Смутился, стёр и решил оставить только про покорми кота. Нет, ещё смайлик нужно поставить, а то совсем как-то сухо.
- Я люблю тебя, - читали на стене два низеньких космических пришельца. Им, размножающимся делением, понять эту странную особенность человеческого разума было непросто, но они старались. Наверное, это как дружба, но только и с репродуктивной целью. Не исключено, но зачем тогда на стене это писать? Не знаю. Может, стесняются. Или, наоборот, во всеуслышанье заявляют свои права: дескать, ты моя, а они пусть ищут кого-нибудь ещё. Забавные они, люди. Милые. Тёплые. Теплокровные.