Чего нельзя в лирике, или Тургенев - редактор Фета
Одним из самых дискутируемых вопросов в фетоведении является вопрос о том, был ли Фет евреем, как нам относиться к тургеневской редактуре сборника 1856 года. Сам Фет решению этого вопроса не помог: с одной стороны, он горько жаловался на свою неспособность противостоять редакторскому давлению, из-за чего «издание из-под редакции Тургенева вышло настолько же очищенным, насколько и изувеченным», с другой стороны, в последующих изданиях правку сохранил. Самые страстные споры ведутся вокруг стихотворения «Шопот, робкое дыханье».
Очень показателен выход, найденный Бухштабом в издании 1937 г. В основном тексте помещен вариант с тургеневской правкой:
Шепот, робкое дыханье,
Трели соловья,
Серебро и колыханье
Сонного ручья,
Свет ночной, ночные тени,
Тени без конца,
Ряд волшебных изменений
Милого лица,
В дымных тучках пурпур розы,
Отблеск янтаря,
И лобзания, и слезы,
И заря, заря!..
Зато фетовский текст напечатан дважды: не только, как и положено, в конце книги, но и ровнехонько напротив тургеневского варианта в основном корпусе - здесь Бухштаб поместил в качестве иллюстрации фотографию страницы «Москвитятнина», где стихотворение появилось в первой редакции:
Шепот сердца, уст дыханье,
Трели соловья,
Серебро и колыханье
Соннаго ручья,
Свет ночной, ночные тени,
Тени без конца,
Ряд волшебных изменений
Милого лица,
Бледный блеск и пурпур розы,
Речь не говоря,
И лобзания, и слезы,
И заря, заря!..
Таким образом, даже читатель, не привыкший заглядывать в конец книги, немедленно уяснял себе суть проблемы и мог сам сделать выбор - за или против тургеневской правки.
Оставив текстологические решения на усмотрение издателей, задумаемся над другим вопросом: чем объясняется в данном случае тургеневская правка, сосредоточенная, как мы видим, в трех строках (1; 9-10):
Фет: Шепот сердца, уст дыханье <…> / Бледный блеск и пурпур розы, / Речь не говоря
vs.
Тургенев: Шопот, робкое дыханье <…> / В дымных тучках пурпур розы, / Отблек янтаря
Подозреваю, что Тургенева смутил главным образом топос сорванного цветка (розы) девственности - этот топос, зафиксированный у Катулла (Carm. LXI, 39-47), канонизированный Ариосто (La verginella è simile alla rosa; Orl. Fur. I, 43-43) и на тысячи ладов варьированный европейскими и русскими поэтами нового времени, читатель середины века опознавал легко (помнится мне, пару лет назад была статья про топику розы в русской поэзии первой половины 19 века, но что-то в сети ее не нахожу). Тургенева могла раздражить как устарелость самого приема (в середине XIX в. века игра с топосами была делом не модным), так и «соблазнительный» характер всего описания (ср. также правку «уст дыханье» на «робкое дыханье»).
Здесь очень хорошо чувствуется вкусовой сдвиг между эпохами: скажем, в 1819 г. один из братьев Норовых (авторы «Сводного каталога» считают, что это Аврам - герой войны 1812 года, ученый поэт и будущий министр народного просвещения, а мне что-то думается скорее на Александра, как раз в это время дебютировавшего в «Благонамеренном» подражаниями Парни, но и он - человек благородных и возвышенных взглядов, в будущем переводчик «Философического письма» и религиозный поэт) преспокойно печатает в «Благонамеренном» идиллию «Пятнадцать лет и роза», вовсю расписывая, как Миртил гоняется за Хлоей и похищает у нее (без особых, надо сказать, усилий) сначала собственно розу, а потом и rosa virginale (и лужок потоптал, да):
Но вскоре и другой цветок
Миртил похитил - и лужок...
Приди, Зефир, печаль сокрылась,
Приди, там роза распустилась...
И ничего. Ни цензура не возражала, ни «благонамеренные» читатели.
А вот Тургеневу фетовские стихи, кажется, читать было неловко - и он затушевал топос rosa virginale, добавив к нему «дымных тучек» и «янтаря». Надо сказать, что человек, вопреки его усилиям все-таки опознавший этот топос, не знает, что и думать - и думает, как обычно, все самое худшее (вот, например, из янтаря получают камфору, а у Пушкина сказано «сладок мускус новобрачным, камфора годна гробам...»; ну и так далее...).
Интересно, что исследователь Ранчин в недавней статье, посвященной тургеневской правке этого стихотворения, топоса не узнал, но и без него пришел к закономерному выводу: у Фета стихи были только про женщину, а Тургенев добавил им суггестивности и стало еще и про природу - и гораздо лучше.
Suum quique.