Е.А. Баратынский. Уверение

Feb 18, 2008 14:17


Нет, обманула вас молва,

По прежнему дышу я вами,

И надо мной свои права

Вы не утратили с годами.

Другим курил я фимиам,

Но вас носил в святыне сердца;

Молился новым образам,

Но с беспокойством староверца.

Напечатано в 1829 г. с авторской датой «1824 г.».

М.Л. Гофман, подготовивший двухтомное издание Боратынского 1914-15 гг., усомнился в подлинности даты 1824. По его мнению, «Уверение» было обращено к графине Закревской, с которой Баратынский познакомился в 1824 г., а значит написано по крайней мере несколькими годами позже («вы не утратили с годами…»). Поскольку никаких аргументов, свидетельствующих об адресации стихотворения Закревской, он не нашел, ему пришлось выстраивать сложную доказательную конструкцию. Авторская дата 1824 г. стоит также под стихотворением «Фея», напечатанным в 1830 г. Сохранилось письмо Баратынского, в котором он просит издателя проследить, чтобы «Фея» была обязательно напечатана с датой. «Фея» также обращена к Закревской (аргументов для доказательства этой адресации Гофман опять-таки не привел) и напечатана с вымышленной датой, а значит и про «Уверение» можно утверждать то же самое. (Впрочем оба этих текста Гофман все-таки напечатал под 1824 г.).

Аргументация была довольно уязвимой и П. Филиппович (автор разгромной рецензии на издание Гофмана) оспорил ее в своей биографии Баратынского  (Киев, 1917), где безоговорочно отнес «Уверение» и «Фею» к 1824 г. и отверг адресацию Закревской.

Е.Н. Купреянова и И.Н. Медведева в издании «Библиотеки поэта» 1936 г. полностью поддержали Филипповича. Во втором издании БП 1957 г., на обложке которого значится только Е.Н. Купреянова, «Уверение» осталось под 1824 г. и без комментариев, а «Фея» была перенесена в 1829 г. с повторением аргументов Гофмана про намеренно неточную датировку и с одним очень женским добавлением - комментатор прямо пишет, что Баратынский заменил дату, чтобы не бросать тень на свою семейную жизнь. Однако об адресации обоих текстов Закревской здесь по-прежнему ни слова.

В литпамятниковском издании Л.Г. Фризман, как обычно, устроился между двух стульев: в комментариях к обоим стихотворениям он повторил наблюдение Гофмана о датировке, опустил гипотезу об адресации Закревской, зато воспроизвел формулировку Купреяновой о семейной жизни.

В новом издании, выходящем под руководством А.М. Пескова, в комментариях к «Фее» было, наконец, отмечено, что Баратынский в письмах называл Закревскую «феей», да и княгиня Нина, прототипом которой была все та же графиня, в «Бале» сравнивается с феей. В песковской «Летописи» есть рассказ о том, как Закревская подписалась Феей в книге для проезжающих. Чудесным образом все эти недвусмысленные аргументы заканчиваются характернейшим для АМП утверждением: «Впрочем, это вовсе не означает, что в стихотворении речь идет именно о Закревской». В комментариях к «Уверению» предложение Гофмана считать дату 1824 г. вымышленной поддержано, а адресация Закревской - нет. Адресат, по мнению комментаторов, неизвестен.

Между тем любопытный свет на это стихотворение проливают некоторые обстоятельства биографии графини Закревской. Бабка ее, Аграфена Ивановна Дурасова, была одной из четырех дочерей богатейшего уральского заводчика Мясникова, и унаследовала, как и сестры, два завода и 19 000 душ. Все девицы Мясниковы составили великолепные партии, поддержав своим состоянием блеск лучших родов Империи. Несмотря на переезд в столицы и необходимость вести светскую жизнь, три сестры, включая Аграфену Ивановну, продолжали втайне принадлежать к старообрядчеству. Аграфена Федоровна Закревская была названа по бабке и воспитывалась под ее влиянием. По некоторым свидетельствам, графиня иногда крестилась двоеперстным знамением. «Беспокойство староверца», вынужденного прилюдно молиться новым образам, было знакомо ей если и не лично, то из душевного опыта близкого человека.

Похоже, Гофман был прав и в адресации и в датировке. Надо сказать, что гипотеза эта сильно осложняет распространенную картину духовного единства четы Баратынских и полной посвященности жены в творческие помыслы мужа.

А Баратынский все-таки замечательно тонкий человек. Сумел и девушке приятное сказать, и жену не обидеть.

Previous post Next post
Up