Правда-правда
Правда-правда
Красными лакированными каблуками выгарцовывая, с ума сводя неродившихся буратин паркета, Анна Вита собиралась на встречу со старыми приятелями. Ноги ее были гладкими и ровными. Но, не смотря на это, Анна даже в жаркую погоду надевала чулки.
Только телесного цвета, ведь черное уместно лишь на похоронах.
Был июнь. Наполненный нежностью пляжей Москва-реки, окутанный вуалью закатной дымки, розовыми вечерами и лазурными восходами. Анна жила с раскрытыми окнами и таким же раскрытым сердцем. Ветки яблони стучали по стеклам нижних этажей. Дожди, оплакивая свое падение на землю, доживая свои секунды, облизывали подоконник ее квартиры.
Из окон были видны всего лишь Кремль и всего лишь Патриаршие. Если бы Анна была сильна в магии, то она бы обязательно превратила все стены домов всего мира в стекло. Но в магии она была абсолютным профаном. Зато знала толк в изготовлении помады на дому. Немного жира, немного краски, студеная вода и доставшийся по наследству от тетки пустой тюбик помады Герлен плюс немного времени и вот губы Анны приобретают алый цвет.
- ААААААА! - это Анна обожгла щеку щипцами, - Мамочка! Ааааа!
Щипцы брошены в раковину и шипят «шшшшш».
Анна, всхлипывая, находит в себе сил открыть холодильник достать оттуда лед и, обернув полотенцем прижать к раскрасневшейся щеке.
- Аааа...Хнык...
Жалко себя. Очень жалко. Из-за рассеянности Анна регулярно попадает в дурные истории.
На днях ее чуть не задавил автомобиль. Она даже могла умереть! Но об этом даже некому рассказать. Два ее друга (они друг о друге не знают) в отъезде. Студент на раскопках в Старой Ладоге (что копают женщина не в курсе, ей неинтересны копания в земле), а полковник на учениях (чему учит полковник она смутно догадывается) в Петрограде.
Петроград Анна любит. Там прекрасные магазины фурнитуры. Пуговки, пуговички, пуговицы, крючки, боа, вуальки.Анна любит Петроград за низкое небо и за вывеску с надписью «Кондитерская Вольф и Беранже». Но долго ей там бывать совсем не нравится. Слишком книжно и слишком душно.
Ну вот, Анна, кажется, тебе повезло и шрама не будет. Достаточно для ваших лет шрамов: один под коленкой - след детских забав (в Крыму с братом, за два года до его нелепой смерти, пыталась выбраться из моря на пирс и поцарапала колено о вжившуюся в камень ракушку), второй на запястье - Анна до некоторых пор любила в одиночку сидеть у камина и подкладывать дрова, створку дверцы подпирая кочергой. Кочерга однажды упала и, крючком за который бывала подвешена в нерабочие часы на гвоздь, оставила на руке Вита след в виде буквы «Р». Студент, «такой дурак!», думал, что это она имя полковника выжгла. Анна на такие слова очень обиделась и не общалась со студентом две недели. Потом правда помирилась. Наглец принес ей шампанского и слив. За сливы она была готова простить многое.
- Так!
Анна стоит в туфлях и чулках перед зеркалом. Зеркало - овальный портал в зазеркалье. Вита в тайне мечтала, что Алиса - это она. Зеркальный портал вставлен в деревянную раму с искусно вырезанными гусями-лебедями. На Аннасмотрит отражение Анна: девушка ростом метр шестьдесят четыре, с глазами цвета охры («не охры! А золота!»), тонкими, тонюсенькими бровями (папа, когда Анна родилась взял пятачок и провел по лбу дочери две изящных линии, которых никогда в дальнейшем не приходилось щипать. «Спасибо, папа!»). Рот Вита красивый и упрямый. Когда Анна улыбается, даже совсем «плохим» старикам не хочется умирать. Когда ее рот недоволен (такое бывает в магазинах, когда ее долго не замечает продавец) люди ходят провалиться сквозь землю. Иногда Вита кладет на нижнюю губу указательный палец и стучит ноготком по верхним зубкам. Это означает большую сосредоточенность. Тело ее стройное и сильное. Когда она («С кем не бывает!») застревает в брусчатке каблуком своих туфель («Туфли? О! Я люблю туфли!») Вита не падает и не охает. Словно попугай возмущенный поведением детей она крутит головкой (кудри при этом красивыми колечками начинают сильнее вдыхать воздух Москвы) и старается, не подав вида выдернуть застрявшую между булыжниками ногу.
Вид у Вита при этом крайне растерянный и, конечно же, все замечают, что - вот женщина, она застряла, но вместо того, чтобы вытащить из туфли ногу и, нагнувшись аккуратно извлечь каблук, зачем-то делает вид, что она вовсе не застревала. («Я? Застряла? Какая чушь!»)
- Так!
Анна стоит у зеркала и крайне сосредоточена. Она не знает, что одеть. Во что одеть свое прекрасное тело с которым бывал и студент и полковник (мы уже знаем, что они не знают о существовании друг друга). Она резко отворачивается от зеркальной Анна и идет в столовую. Где быстро ставит пластинку с Арти Шав. Наливает себе стакан морса из графина и, виляя бедрами в черных трусах и поясом в такт музыке, ласково берется за нос буфетной ручки. Буфет говорит «скриииипппп», Вита фыркает («Сколько можно тебя смазывать! Прожорливые дверные петли!»), но тут же стыдясь за свои слова, Анна высовывает кончик языка и старательно стаскивает с верхней полочки буфета огромное блюдо с печеньем.
Печенье пекла сама Вита. С изюмом, корицей, обсыпанное сахарной пудрой и какао. Это двухцветное печенье. Одна половинка его светло-золотая, вторая - коричневая. Анна, продолжая пританцовывать, доносит блюдо до стола с вязанной белой скатертью и торжественно его ставит. «Тыц ш» говорит блюдо с печеньем, приветствуя стол.
Но Анна не обращает на это внимание и уже водружает на плиту турку, чтобы с ее помощью сварить кофе по-венски.
- Так! - говорит Вита, глядя как начинают забег пузырьки кофе.
И когда лидеры этой кофейной гонки уже готовы вырваться за пределы турки («Ангелы мои! Что за словечко!») резко снимает ее с плиты. Огонь последний раз машет сине-желтой ладошкой турке и исчезает.
Анна достает чашку. По привычке она оглядывается по сторонам. Ведь чашка большая («Это папина чашка! Ты девушка! Девушки должны пить из кофейных чашечек») и пить из нее не следует.
«Кллл» - сначала кофе выпивает чашка. Анна довольно смотрит как покачивается пенка на ее поверхности.
- Так, - снова повторяет она, выискивая единственный в своей квартире подарок студента.
- Ага! - Анна обнаружила свою цель.
Деревянная пепельница из дерева, которое не горит («Так вы говорите, что это дерево совсем не горит? То есть совсем?!») поблескивает своим животом. Это кружок серебра на котором выгравирован слон.
Подцепив пепельницу двумя пальцами, Анна ставит ее на подоконник. Мельком, но не без удовольствия смотрит на улицу - Кремль, звезды алые, но матовые, и берет мундштук в который аккуратно по-мужски вворачивает папироску. «Чк» - касается серой о коробок длинная тонкая спичка и дает Вита прикурить.
Анна курит, ежесекундно стряхивая пепел.
Берет чашку («Это папина чашка! Ме-ме-ме!»), делает глоток и, поставив чашку на подоконник, начинает разглядывать свои ноги.
Чулки, красные туфли, лак!
- Ха! - женщина попадает мундштуком в центр слона и, забыв про печенье, отправляется в спальню, где ждет, не дождется своего триумфа гардероб.
- Прекрасно! Чудесно!
Анна вытащила темно-зеленое платье с бантом на спине.
- Нет! - Вита вспомнила про красные туфли. За двадцать минут она уже к ним привыкла, - Нет! В другой раз.
Зеленое платье снова грустно осела в недра гардероба.
- Да! - Анна достала черное платье с кружевом на рукавах и бантом спереди. Платье переливается атласом.
- Ну-ка!
Спустя минуту она стоит у зеркала. Гуси-лебеди косятся на едва прикрытую грудь. Анна старается натянуть платье повыше («Чтобы не так сильно, это самое»). Удовлетворившись экспериментом с сокрытием выдающегося, женщина берет со столика черный карандаш и рисует на левой груди точку.
- Всё? Нет!
Анна, продолжая шокировать паркет, возвращается в спальню и достает из шкафа черную сумочку на серебряной цепочке. В сумочку Анна по дороге в прихожую складывает мундштук, спички, папиросы, помаду Герлен.
В последний раз взглянув в зеркало, Анна выстреливает над головой из пульвелизатора флакона залпом духов и, кружась под дымкой парфюма («От кончиков волос до самых туфель!»), выходит из квартиры.
Красными лакированными каблуками выгарцовывая, сводя с ума булыжники мостовой, Анна шла на встречу к старым приятелям.
Уже смеркалось. Из окон дома доносился свинг. Завернув с широкой улицы на узкую, Анна посмотрела по сторонам и увидела вывеску кафе «Малоховецъ».
Парадная кафе была ярко освещена.
- Добрый вечер, мадам! - раскрыл перед Вита двери швейцар.
- Добрый, - улыбнулась Анна и на всякий случай посмотрела на швейцара.
- Добрый вечер, мадам! - по мраморной лестнице к женщине спускался администратор кафе, - Вы на встречу?
Анна кивнула головой. Кудри сделали «кваум».
- Позвольте я вас провожу.
Вита позволила себя взять под руку, и теперь она уже сводила с ума мрамор, обтянутый бордовой ковровой дорожкой.
- Как вам погода сегодня, мадам? - вежливо поинтересовался администратор.
Он был во фраке («Лет сорок? Женат?»). Анна пожала плечами:
- Прекрасная?
Администратор остановился и взглянул Вита в глаза.
- Восхитительная?
Администратор улыбнулся.
- Ваши друзья находят погоду неважной. Естественно! В Берлине таких дождей не бывает.
До входа в зал оставался один лестничный пролет и два метра.
- Да... Берлин. Там так не бывает... - задумчиво сказала женщина.
- Вы давно вероятно не виделись?
- Что?
Анна приготовилась к ходьбе по паркету. Вот-вот мрамор, заботливо прикрытый ковром, должен был кончиться.
- Вы давно не виделись со своими друзьями, мадам?
- Не знаю...
Анна было странно, что ее выспрашивает администратор («Собственно, я могла дойти до зала сама!»)
- Извините, за вопросы. Просто это очень интересная история. Я про вас и ваших друзей...
- Да! Очень! Спасибо, что проводили...
Анна уже входила в распахнутые для нее двери.
За большим столом сидело 8 человек. Недалеко от стола играл оркестр.
Оркестр играл Бенни Гудмана.
- Друзья! - Анна помахала собравшимся за столом рукой.
- О! Вита, дорогая!
Мужчины их было пятеро, привстали.
Женщины, улыбнувшись, кивнули.
Перед Вита поставили стул и приборы.
Она села.
- Как вы, друзья? Как дорога? Это все из-за меня?
- За тебя, Анна.
- За тебя, Вита!
Друзья сделали по глотку шампанского
- У меня просто голова кружится! Как я рада тому, что снова вас вижу.
- И мы! Мы рады!
- Это прекрасно!
- Давайте ужинать..
Друзья приступили к трапезе.
- Какое жесткое мясо, - шепотом сказала Анна Вита своей подруге.
- Вероятно твоим зубам не под силу. Здесь прекрасно готовят...
- Моим? Моим зубам? - Вита уставилась на женщину и ее кудряшки недовольно сделали «вжж».
- Но дорогая...
- Так друзья! Давайте выпьем за те полвека, что мы не виделись! - произнес кто-то из мужчин и все подняли бокалы.
- Полвека? Вы издеваетесь? - Анна встала и, качаясь от смеси шампанского и возмущения, окинула взглядом своих сотрапезников.
- Анна. Прошло 60 лет!
- Анна Вита, какая смешная шутка! Садись дорогая...
- Какая чушь! Мы виделись год назад.
- Вита! Господь с тобой, чушь несешь ты!
- Если бы прошло... Если бы действительно прошло 60 лет я бы была старухой, вы бы были стариками. Может быть мы даже уже умерли! Столько не живут!
- Анна Вита! Ты издеваешься?
- Она сошла с ума...
- Но это правда! Что ты? Посмотри на меня, разве я молоденькая девушка?
- Да! А разве я тот веселый сильный юноша? - один из мужчин привстал и постучал по полу тростью.
Анна в ужасе смотрела на своих друзей и не видела их старческих лиц. Для нее прошел всего лишь год.
Голоса «Анна, может быть, она помешалась? Бедная Вита, потерять мужа и сына! Ужасно» - она не могла слушать больше эту ересь. Анна встала и вышла из кафе. Медленно дошла до дома. Скинула в прихожей туфли и чулки. Кинула на пол спальни платье и, не смывая косметики, легла спать. Утром Анна проснулась с ревматизмом. Ныли ноги. На щеке все-таки выступил шрам от щипцов. Еле двигаясь, Анна дошла до кухни, но не смогла съесть ни крошки печенья - болели зубы. Раскрыв окно, Вита поежилась от сырости.
Ветки яблони стучали по стеклам. Капли дождя, оплакивая свое падение на землю, доживая свои секунды, облизывали подоконник ее квартиры. Но Анна Вита этого уже не видела.
Красными лакированными каблуками выгарцовывая, с ума сводя неродившихся буратин паркета, Анна Вита собиралась на встречу со старыми приятелями. Ноги ее были гладкими и ровными. Но, не смотря на это, Анна даже в жаркую погоду надевала чулки.
Только телесного цвета, ведь черное уместно лишь на похоронах.
Был июнь. Наполненный нежностью пляжей Москва-реки, окутанный вуалью закатной дымки, розовыми вечерами и лазурными восходами. Анна жила с раскрытыми окнами и таким же раскрытым сердцем. Ветки яблони стучали по стеклам нижних этажей. Дожди, оплакивая свое падение на землю, доживая свои секунды, облизывали подоконник ее квартиры.
Из окон были видны всего лишь Кремль и всего лишь Патриаршие. Если бы Анна была сильна в магии, то она бы обязательно превратила все стены домов всего мира в стекло. Но в магии она была абсолютным профаном. Зато знала толк в изготовлении помады на дому. Немного жира, немного краски, студеная вода и доставшийся по наследству от тетки пустой тюбик помады Герлен плюс немного времени и вот губы Анны приобретают алый цвет.
- ААААААА! - это Анна обожгла щеку щипцами, - Мамочка! Ааааа!
Щипцы брошены в раковину и шипят «шшшшш».
Анна, всхлипывая, находит в себе сил открыть холодильник достать оттуда лед и, обернув полотенцем прижать к раскрасневшейся щеке.
- Аааа...Хнык...
Жалко себя. Очень жалко. Из-за рассеянности Анна регулярно попадает в дурные истории.
На днях ее чуть не задавил автомобиль. Она даже могла умереть! Но об этом даже некому рассказать. Два ее друга (они друг о друге не знают) в отъезде. Студент на раскопках в Старой Ладоге (что копают женщина не в курсе, ей неинтересны копания в земле), а полковник на учениях (чему учит полковник она смутно догадывается) в Петрограде.
Петроград Анна любит. Там прекрасные магазины фурнитуры. Пуговки, пуговички, пуговицы, крючки, боа, вуальки.Анна любит Петроград за низкое небо и за вывеску с надписью «Кондитерская Вольф и Беранже». Но долго ей там бывать совсем не нравится. Слишком книжно и слишком душно.
Ну вот, Анна, кажется, тебе повезло и шрама не будет. Достаточно для ваших лет шрамов: один под коленкой - след детских забав (в Крыму с братом, за два года до его нелепой смерти, пыталась выбраться из моря на пирс и поцарапала колено о вжившуюся в камень ракушку), второй на запястье - Анна до некоторых пор любила в одиночку сидеть у камина и подкладывать дрова, створку дверцы подпирая кочергой. Кочерга однажды упала и, крючком за который бывала подвешена в нерабочие часы на гвоздь, оставила на руке Вита след в виде буквы «Р». Студент, «такой дурак!», думал, что это она имя полковника выжгла. Анна на такие слова очень обиделась и не общалась со студентом две недели. Потом правда помирилась. Наглец принес ей шампанского и слив. За сливы она была готова простить многое.
- Так!
Анна стоит в туфлях и чулках перед зеркалом. Зеркало - овальный портал в зазеркалье. Вита в тайне мечтала, что Алиса - это она. Зеркальный портал вставлен в деревянную раму с искусно вырезанными гусями-лебедями. На Аннасмотрит отражение Анна: девушка ростом метр шестьдесят четыре, с глазами цвета охры («не охры! А золота!»), тонкими, тонюсенькими бровями (папа, когда Анна родилась взял пятачок и провел по лбу дочери две изящных линии, которых никогда в дальнейшем не приходилось щипать. «Спасибо, папа!»). Рот Вита красивый и упрямый. Когда Анна улыбается, даже совсем «плохим» старикам не хочется умирать. Когда ее рот недоволен (такое бывает в магазинах, когда ее долго не замечает продавец) люди ходят провалиться сквозь землю. Иногда Вита кладет на нижнюю губу указательный палец и стучит ноготком по верхним зубкам. Это означает большую сосредоточенность. Тело ее стройное и сильное. Когда она («С кем не бывает!») застревает в брусчатке каблуком своих туфель («Туфли? О! Я люблю туфли!») Вита не падает и не охает. Словно попугай возмущенный поведением детей она крутит головкой (кудри при этом красивыми колечками начинают сильнее вдыхать воздух Москвы) и старается, не подав вида выдернуть застрявшую между булыжниками ногу.
Вид у Вита при этом крайне растерянный и, конечно же, все замечают, что - вот женщина, она застряла, но вместо того, чтобы вытащить из туфли ногу и, нагнувшись аккуратно извлечь каблук, зачем-то делает вид, что она вовсе не застревала. («Я? Застряла? Какая чушь!»)
- Так!
Анна стоит у зеркала и крайне сосредоточена. Она не знает, что одеть. Во что одеть свое прекрасное тело с которым бывал и студент и полковник (мы уже знаем, что они не знают о существовании друг друга). Она резко отворачивается от зеркальной Анна и идет в столовую. Где быстро ставит пластинку с Арти Шав. Наливает себе стакан морса из графина и, виляя бедрами в черных трусах и поясом в такт музыке, ласково берется за нос буфетной ручки. Буфет говорит «скриииипппп», Вита фыркает («Сколько можно тебя смазывать! Прожорливые дверные петли!»), но тут же стыдясь за свои слова, Анна высовывает кончик языка и старательно стаскивает с верхней полочки буфета огромное блюдо с печеньем.
Печенье пекла сама Вита. С изюмом, корицей, обсыпанное сахарной пудрой и какао. Это двухцветное печенье. Одна половинка его светло-золотая, вторая - коричневая. Анна, продолжая пританцовывать, доносит блюдо до стола с вязанной белой скатертью и торжественно его ставит. «Тыц ш» говорит блюдо с печеньем, приветствуя стол.
Но Анна не обращает на это внимание и уже водружает на плиту турку, чтобы с ее помощью сварить кофе по-венски.
- Так! - говорит Вита, глядя как начинают забег пузырьки кофе.
И когда лидеры этой кофейной гонки уже готовы вырваться за пределы турки («Ангелы мои! Что за словечко!») резко снимает ее с плиты. Огонь последний раз машет сине-желтой ладошкой турке и исчезает.
Анна достает чашку. По привычке она оглядывается по сторонам. Ведь чашка большая («Это папина чашка! Ты девушка! Девушки должны пить из кофейных чашечек») и пить из нее не следует.
«Кллл» - сначала кофе выпивает чашка. Анна довольно смотрит как покачивается пенка на ее поверхности.
- Так, - снова повторяет она, выискивая единственный в своей квартире подарок студента.
- Ага! - Анна обнаружила свою цель.
Деревянная пепельница из дерева, которое не горит («Так вы говорите, что это дерево совсем не горит? То есть совсем?!») поблескивает своим животом. Это кружок серебра на котором выгравирован слон.
Подцепив пепельницу двумя пальцами, Анна ставит ее на подоконник. Мельком, но не без удовольствия смотрит на улицу - Кремль, звезды алые, но матовые, и берет мундштук в который аккуратно по-мужски вворачивает папироску. «Чк» - касается серой о коробок длинная тонкая спичка и дает Вита прикурить.
Анна курит, ежесекундно стряхивая пепел.
Берет чашку («Это папина чашка! Ме-ме-ме!»), делает глоток и, поставив чашку на подоконник, начинает разглядывать свои ноги.
Чулки, красные туфли, лак!
- Ха! - женщина попадает мундштуком в центр слона и, забыв про печенье, отправляется в спальню, где ждет, не дождется своего триумфа гардероб.
- Прекрасно! Чудесно!
Анна вытащила темно-зеленое платье с бантом на спине.
- Нет! - Вита вспомнила про красные туфли. За двадцать минут она уже к ним привыкла, - Нет! В другой раз.
Зеленое платье снова грустно осела в недра гардероба.
- Да! - Анна достала черное платье с кружевом на рукавах и бантом спереди. Платье переливается атласом.
- Ну-ка!
Спустя минуту она стоит у зеркала. Гуси-лебеди косятся на едва прикрытую грудь. Анна старается натянуть платье повыше («Чтобы не так сильно, это самое»). Удовлетворившись экспериментом с сокрытием выдающегося, женщина берет со столика черный карандаш и рисует на левой груди точку.
- Всё? Нет!
Анна, продолжая шокировать паркет, возвращается в спальню и достает из шкафа черную сумочку на серебряной цепочке. В сумочку Анна по дороге в прихожую складывает мундштук, спички, папиросы, помаду Герлен.
В последний раз взглянув в зеркало, Анна выстреливает над головой из пульвелизатора флакона залпом духов и, кружась под дымкой парфюма («От кончиков волос до самых туфель!»), выходит из квартиры.
Красными лакированными каблуками выгарцовывая, сводя с ума булыжники мостовой, Анна шла на встречу к старым приятелям.
Уже смеркалось. Из окон дома доносился свинг. Завернув с широкой улицы на узкую, Анна посмотрела по сторонам и увидела вывеску кафе «Малоховецъ».
Парадная кафе была ярко освещена.
- Добрый вечер, мадам! - раскрыл перед Вита двери швейцар.
- Добрый, - улыбнулась Анна и на всякий случай посмотрела на швейцара.
- Добрый вечер, мадам! - по мраморной лестнице к женщине спускался администратор кафе, - Вы на встречу?
Анна кивнула головой. Кудри сделали «кваум».
- Позвольте я вас провожу.
Вита позволила себя взять под руку, и теперь она уже сводила с ума мрамор, обтянутый бордовой ковровой дорожкой.
- Как вам погода сегодня, мадам? - вежливо поинтересовался администратор.
Он был во фраке («Лет сорок? Женат?»). Анна пожала плечами:
- Прекрасная?
Администратор остановился и взглянул Вита в глаза.
- Восхитительная?
Администратор улыбнулся.
- Ваши друзья находят погоду неважной. Естественно! В Берлине таких дождей не бывает.
До входа в зал оставался один лестничный пролет и два метра.
- Да... Берлин. Там так не бывает... - задумчиво сказала женщина.
- Вы давно вероятно не виделись?
- Что?
Анна приготовилась к ходьбе по паркету. Вот-вот мрамор, заботливо прикрытый ковром, должен был кончиться.
- Вы давно не виделись со своими друзьями, мадам?
- Не знаю...
Анна было странно, что ее выспрашивает администратор («Собственно, я могла дойти до зала сама!»)
- Извините, за вопросы. Просто это очень интересная история. Я про вас и ваших друзей...
- Да! Очень! Спасибо, что проводили...
Анна уже входила в распахнутые для нее двери.
За большим столом сидело 8 человек. Недалеко от стола играл оркестр.
Оркестр играл Бенни Гудмана.
- Друзья! - Анна помахала собравшимся за столом рукой.
- О! Вита, дорогая!
Мужчины их было пятеро, привстали.
Женщины, улыбнувшись, кивнули.
Перед Вита поставили стул и приборы.
Она села.
- Как вы, друзья? Как дорога? Это все из-за меня?
- За тебя, Анна.
- За тебя, Вита!
Друзья сделали по глотку шампанского
- У меня просто голова кружится! Как я рада тому, что снова вас вижу.
- И мы! Мы рады!
- Это прекрасно!
- Давайте ужинать..
Друзья приступили к трапезе.
- Какое жесткое мясо, - шепотом сказала Анна Вита своей подруге.
- Вероятно твоим зубам не под силу. Здесь прекрасно готовят...
- Моим? Моим зубам? - Вита уставилась на женщину и ее кудряшки недовольно сделали «вжж».
- Но дорогая...
- Так друзья! Давайте выпьем за те полвека, что мы не виделись! - произнес кто-то из мужчин и все подняли бокалы.
- Полвека? Вы издеваетесь? - Анна встала и, качаясь от смеси шампанского и возмущения, окинула взглядом своих сотрапезников.
- Анна. Прошло 60 лет!
- Анна Вита, какая смешная шутка! Садись дорогая...
- Какая чушь! Мы виделись год назад.
- Вита! Господь с тобой, чушь несешь ты!
- Если бы прошло... Если бы действительно прошло 60 лет я бы была старухой, вы бы были стариками. Может быть мы даже уже умерли! Столько не живут!
- Анна Вита! Ты издеваешься?
- Она сошла с ума...
- Но это правда! Что ты? Посмотри на меня, разве я молоденькая девушка?
- Да! А разве я тот веселый сильный юноша? - один из мужчин привстал и постучал по полу тростью.
Анна в ужасе смотрела на своих друзей и не видела их старческих лиц. Для нее прошел всего лишь год.
Голоса «Анна, может быть, она помешалась? Бедная Вита, потерять мужа и сына! Ужасно» - она не могла слушать больше эту ересь. Анна встала и вышла из кафе. Медленно дошла до дома. Скинула в прихожей туфли и чулки. Кинула на пол спальни платье и, не смывая косметики, легла спать. Утром Анна проснулась с ревматизмом. Ныли ноги. На щеке все-таки выступил шрам от щипцов. Еле двигаясь, Анна дошла до кухни, но не смогла съесть ни крошки печенья - болели зубы. Раскрыв окно, Вита поежилась от сырости.
Ветки яблони стучали по стеклам. Капли дождя, оплакивая свое падение на землю, доживая свои секунды, облизывали подоконник ее квартиры. Но Анна Вита этого уже не видела.