(no subject)
Волны тихо ударялись о борты нашей с тобой лодки. Ее дряхлый нос прорезал плотные куски темноты, похожий на почерневший сыр, забытый на столе брошенного дома. Грести еще не приходилось - спокойное течение реки вот вот вынесет нас в открытый океан. Иногда ветки, как будто когти огромного неведомого зверя чуть слышно царапали покрытый размокшей древесиной верх. Наконец-то кончился дождь, но ты еще спала. Сырость вонзалась в одежду и прошивала ее насквозь своим мерзким холодом. Мы наловили с тобой рыбы и еще оставался ром, три бутылки которого нам подарили наши внезапные друзья из того мрачного портового городишки.
Смешно, вот уже две с половиной недели, как мы наконец построили эту лодку, плывем в ней черт знает куда.. Ты сказала что тебя там, вниз по этой бесконечной реке, у моря кто-то ждет, а мне было в общем наплевать, один я буду или нет. И эта река - одна дорога. Остальные давно заросли баньяном, мангровыми деревьями и потерялись во тьме жестокой игры света. У меня даже и мысли не возникло узнать как тебя зовут. Да и вообще мало мыслей застревало в голове. Было совершенно не о чем думать. Я давно все для себя решил, и нет ну ни какого желания кому-либо что-то доказывать. Мне нравилось просто плыть, смотреть на нос лодки, жить его резко пахнущей древесиной, провонявший рыбой и тихим, едва уловимым запахом какой-то доброй печали. Мне нравилось делать глоток рома, задерживать его где-то буквально на том уровне, где оно гладко сползает вниз и, почесав искусанные москитами ноги, забить обратно пробку.
Ветерок принес запах утра. Да и темнота стала немножко холоднее и чище, а это значит скоро рассвет. Еще час, может быть полтора, ты проснешься и встанешь за руль. Я закрою глаза и почувствую тот уносящий далеко далеко запах твоего утреннего кофе. Странно, но от него мне еще больще хочется спать. Так он уютен и тепл.
Клюя носом, я стал напевать тот прилипчивый мотивчик, которому меня научил мой старый знакомый шляпник. Его старый каменный домик распологался в одном из этих узловатых переулков Бристоля. Казалось выйдешь из него, а на улице так же неспешно едут кареты, стуча колесами по камню, мальчик газетчик выкрикнет последний указ королевы и слухи о мистере Джефферсоне, а в лужах снова забегают стройные кружки. Руки шляпника были узловатые и покрыты сотнями историй, как та песенка, что он напевал в любое время дня и ночи. Ложился ли он спать, отпивал горячий чай из высокого стакана, либо вновь вонзал свою длинную иглу в твердую материю - его песенка и его руки всегда были при нем.
Послышался шорох, и я кинул взгляд на тебя. Ты свернулась в три кольца и хитро улыбалась одним глазом.
- Чего не спишь?
- Поспишь тут. Холодно. И песни еще под ухом горланят.
- Ничего я не горланю. Я даже сам себя не слышу.
- Я зато слышу.
Через десять минут мы уже грели руки о горячие стенки жестяных кружек с кофе. Солнце восходило как раз в том месте, где наша мокрая дорога впадала в синюю пустыню. Желтые пятнышки первых улыбающихся лучей плясали на наших щеках, как язычок бездомного щенка.
Laos. Luang Nam Tha
я уже скоро
Смешно, вот уже две с половиной недели, как мы наконец построили эту лодку, плывем в ней черт знает куда.. Ты сказала что тебя там, вниз по этой бесконечной реке, у моря кто-то ждет, а мне было в общем наплевать, один я буду или нет. И эта река - одна дорога. Остальные давно заросли баньяном, мангровыми деревьями и потерялись во тьме жестокой игры света. У меня даже и мысли не возникло узнать как тебя зовут. Да и вообще мало мыслей застревало в голове. Было совершенно не о чем думать. Я давно все для себя решил, и нет ну ни какого желания кому-либо что-то доказывать. Мне нравилось просто плыть, смотреть на нос лодки, жить его резко пахнущей древесиной, провонявший рыбой и тихим, едва уловимым запахом какой-то доброй печали. Мне нравилось делать глоток рома, задерживать его где-то буквально на том уровне, где оно гладко сползает вниз и, почесав искусанные москитами ноги, забить обратно пробку.
Ветерок принес запах утра. Да и темнота стала немножко холоднее и чище, а это значит скоро рассвет. Еще час, может быть полтора, ты проснешься и встанешь за руль. Я закрою глаза и почувствую тот уносящий далеко далеко запах твоего утреннего кофе. Странно, но от него мне еще больще хочется спать. Так он уютен и тепл.
Клюя носом, я стал напевать тот прилипчивый мотивчик, которому меня научил мой старый знакомый шляпник. Его старый каменный домик распологался в одном из этих узловатых переулков Бристоля. Казалось выйдешь из него, а на улице так же неспешно едут кареты, стуча колесами по камню, мальчик газетчик выкрикнет последний указ королевы и слухи о мистере Джефферсоне, а в лужах снова забегают стройные кружки. Руки шляпника были узловатые и покрыты сотнями историй, как та песенка, что он напевал в любое время дня и ночи. Ложился ли он спать, отпивал горячий чай из высокого стакана, либо вновь вонзал свою длинную иглу в твердую материю - его песенка и его руки всегда были при нем.
Послышался шорох, и я кинул взгляд на тебя. Ты свернулась в три кольца и хитро улыбалась одним глазом.
- Чего не спишь?
- Поспишь тут. Холодно. И песни еще под ухом горланят.
- Ничего я не горланю. Я даже сам себя не слышу.
- Я зато слышу.
Через десять минут мы уже грели руки о горячие стенки жестяных кружек с кофе. Солнце восходило как раз в том месте, где наша мокрая дорога впадала в синюю пустыню. Желтые пятнышки первых улыбающихся лучей плясали на наших щеках, как язычок бездомного щенка.
Laos. Luang Nam Tha
я уже скоро