Дмитрий Верхотуров: Шесть ответов ревизионистам
Оригинал взят у nyka в Дмитрий Верхотуров: Шесть ответов ревизионистам
О споре по истории Великой Отечественной войны со сторонниками В. Резуна
В дискуссии с ревизионистами, старающимися перекроить на свой лад историю и итоги Великой Отечественной войны, всегда надо помнить, что среди них есть какое-то количество вполне убежденных, искренних приверженцев своих взглядов. У того же, например, Виктора Суворова (Владимира Резуна) сторонников было предостаточно, и далеко не все из них изменили свои взгляды. О них обычно говорится несколько в пренебрежительном тоне: мол, с ними-то все ясно... Но среди них есть думающие люди, которых не обвинишь ни в упрямстве, ни в невежестве, ни даже в каком-то политическом умысле.
Не так давно встретил такого сторонника Виктора Суворова. Им оказался историк-медиевист Олег Губарев. Тема истории войны в разговоре с ним всплыла совершенно случайно. По ходу совсем другого обсуждения Губарев изложил свою позицию так, что показалось необходимым ответить по существу. На форуме под своей статьей в «Троицком варианте» - «Рождение эрзац-науки: современная отечественная медиевистика и общество» он в ответ на выпад одного из оппонентов, что автор-де сторонник Резуна, сформулировал вопросы, в поисках ответа на которые и пришел к «теории» Виктора Суворова. Итак:
«Я в 1970 гг. сам пришел к тем же выводам независимо ни от кого, просто не мог все так четко и ясно сформулировать. Требуется объяснить:
1) Как страна, затянувшая пояс, и день, и ночь работавшая только на войну, оказалась безоружной на момент немецкого нападения?
2) Каким образом, имея против 3 тысяч немецких танков, включавших танки Т-1 (танкетки), 1,5 тысячи новейших Т-34 и КВ, броню которых не брали немецкие пушки, и бог знает сколько тысяч «устаревших и легких» (до 20 тысяч) мы умудрились все это потерять в первые дни войны? То же самое с авиацией.
3) Почему Сталин не обращал внимания ни какие предупреждения о подготовке немецкого нападения (Не боялся? Не ждал? Не верил?) и одновременно начал еще до всяких «предупреждений» переброску войск на Запад и создание управлений фронтов, дублирующих военные округа? (Боялся и готовился?)
4) Почему Сталин подписал с Гитлером пакт 1939 года? Боялся? Стремился оттянуть нападение? Тогда как это совместить с тем, что он в нападение не верил?
5) Почему ни по каким изданным в период 1945-1990 гг. книгам и сборникам, справочникам и энциклопедиям о войне невозможно представить картину начала войны? (Сам лично пробовал, когда был маленьким, это понять - не получилось.) Почему все они говорят об отдельных подвигах, об экономике, о решениях партии и правительства, но из них невозможно установить, где были расположены войска на начало войны, какие части и где находились, сколько и какой техники где стояло?
6) Почему до сих пор вся информация о начале войны засекречена, и архивы закрыты?
Когда мне предложат любую гипотезу, которая будет четко отвечать на все эти вопросы и снимать противоречия, я с интересом ее изучу».
Это, в общем, довольно редкий случай, когда сторонник «теории» Виктора Суворова излагает позицию столь взвешенно, без истерики и воплей. Ничего, что тезисы изложены в форме вопросов. Они как раз подчеркивают волнующие историка противоречия в истории Великой Отечественной войны. И он предлагает дать ему какую-то теорию, которая бы сняла эти противоречия, но при этом отличную от излагаемой в книгах Виктора Суворова.
Раз так, то надо на эти вопросы ответить. Формат статьи, к сожалению, сделает эти ответы конспективными, без детального обоснования, однако некоторые обоснования высказываемому ниже были изложены в ряде моих книг, посвященных войне и дискуссии с ревизионистами.
Вопрос первый: о безоружной стране
Сама по себе формулировка первого вопроса Олега Губарева некорректна и содержит в себе полемическую подковырку, свалить которую, впрочем, не так трудно.
СССР вовсе не был безоружной страной. На 22 июня 1941 года численность армии составляла 5,3 млн человек, а уже к 31 августа 1941 года ее численность выросла до 6,8 млн человек при потерях в боях 2,5 млн человек.
Итого: за два с небольшим месяца в армию пришло около 4 млн человек, то есть фактически Советский Союз сформировал вторую Красную Армию. Это не считая всевозможных дивизий народного ополчения, истребительных батальонов, партизанских отрядов, войск НКВД (включая пограничников), которые и сами по себе были весьма значительны.
Всю эту массу людей, призванных в армию, смогли обмундировать, вооружить, оснастить и отправить на фронт. При том что сама армия нуждалась в оружии, взамен утраченного (в том числе, 5,5 млн винтовок, 100 тысяч пистолетов-пулеметов, 440 тысяч пистолетов, 134,7 тысяч ручных и 54,7 тысяч станковых пулеметов). В ход пошло не только новое оружие, но также и старые, трофейные винтовки, захваченные во время Гражданской войны, а также из числа польских и прибалтийских трофеев,. Скажем, только в польской кампании 1939 года было захвачено около 300 тысяч винтовок и 10 тысяч пулеметов. Совсем старые винтовки с малым боекомплектом передавались частям ПВО и тыловым подразделениям взамен штатного оружия. В Москве в Осоавиахиме только для ополчения было собрано: 818 боевых и 7050 учебных винтовок, 37 учебных и боевых пулеметов «Максим» и 64 учебных и боевых пулеметов Дегтярева. В разных районах города отыскивались винтовки, пулеметы, пистолеты, патроны, гранаты, нашлось даже зенитное орудие.
«Безоружная страна», ничего не скажешь!
Вопрос второй: про танки и самолеты
Тут нужно сказать, что изучение военной истории требует знания не только толщины брони разных типов танков, но и знания, хотя бы в основных чертах, тактики боя, ну, или, по крайней мере, понимания того, что в бою участвуют вместе танки, пехота, артиллерия и авиация. Эти рода войск взаимно компенсируют недостатки друг друга. Немецкая армия в начале войны была хороша тем, что в ее ударных моторизованных войсках эти компоненты были достаточно сбалансированы, что позволяло им справляться даже с танками, у которых была толстая броня. Плюс у немцев была великолепная радиосвязь.
Пример: 24 июня 1941 года 6-я немецкая танковая дивизия (XLI корпус) сталкивается за Неманом в лоб со 2-й советской танковой дивизией (3-й мехкорпус). У немцев 155 танков 35 (t) - трофейных чешских, 47 - Pz. II и 30 Pz. IV. Советская танковая дивизия имела куда более внушительный парк техники: 32 КВ-1, 19 КВ-2, 27 Т-28, 116 БТ-7 и 19 Т-26, а также 12 ХТ-26 огнеметных. Почти 50 КВ, если верить измерителям брони и калибров, должны были разнести в хлам хлипкие чешские танки и обратить немецкую дивизию в бегство. Однако же, наоборот, это 2-я танковая дивизия была окружена и разбита. Почему? Потому что немцы тактически грамотно использовали артиллерию: 12 50-мм ПАК-38, 23 37-мм ПАК-35/36, 4 105-мм пушки К18 и две приданные дивизии 88-мм зенитные пушки. Корпусные гаубицы и зенитные пушки могли поражать любой советский танк, даже КВ-2. Большинство этих тяжелых танков было уничтожено именно этими орудиями. ПАК-38 также могла поражать тяжелые танки в борт. Вывод: с помощью артиллерии немцы выиграли встречный бой с танками, а потом нашли слабое место, прорвались и окружили танковую дивизию.
Проблема начала войны была не в танках, не в толщине брони, а в тактике. Почти то же самое можно сказать и про самолеты.
Немцы выбивали советскую авиацию бомбовыми ударами по аэродромам, и если эффект от первого, внезапного удара был не столь велик, то последующие добивались своей цели. Положение существенно усугубляло то, что у авиационных частей в Западной Украине, Белоруссии и Прибалтике не было, как правило, запасных аэродромов. Или же на запасном аэродроме строилась бетонная полоса, и взлетать с него было нельзя. Польское правительство до 1939 года вот не озаботилось тем, чтобы построить советской авиации бетонированных аэродромов. Невозможность рассредоточиться помогала немцам бить советскую авиацию. Правда, немецкой авиации за это пришлось заплатить очень высокими потерями в первые дни войны, а также тем, что в других районах советская авиация беспрепятственно атаковала наступающие немецкие войска.
Военная история невозможна без постоянного учета тактики ведения боя разными родами войск. Без знания тактики любые рассуждения по истории войны неизбежно превращаются в запальчивый спор дилетантов.
Вопрос третий: о предупреждениях
Этому изрядно забитому и затертому в литературе вопросу я уделил некоторое внимание в своей книге «Фиаско 1941 года. Трусость или измена?». Если в двух словах, то: Сталину предупреждения были не нужны, потому на них он и внимания не обращал. Как так? А вот так!
Для того, чтобы двинуть в наступление армию в 5,5 млн человек, надо провести большую строительную программу: создать автомобильные и железные дороги, склады, аэродромы, казармы, мастерские, укрепления на случай контрударов противника, завезти огромное количество грузов, техники и материалов. Даже взвод, занимающий позицию в поле, строит себе укрепления и землянки, а у большой армии потребности в строительстве несравненно большие. Немцы перед нападением на СССР почти целый год занимались строительством в Польше, в приграничных районах, сооружали инфраструктуру для ведения боевых действий.
Красная Армия тоже занималась созданием необходимой инфраструктуры, без которой нельзя было ни наступать, ни обороняться, но в силу того, что к СССР в 1939 году отошла наименее развитая часть Польши, строительство запаздывало. Хуже всего было с самым главным - железными дорогами; западные районы СССР были перед самой войной полуотрезаны плохими дорогами. Строительство это должно было окончиться только к зиме 1941 года при самых стахановских темпах.
Между тем Сталин регулярно получал донесения от пограничной разведки НКВД о том, что на сопредельной территории ведется капитальное строительство военных объектов, переброшено оборудование для перешивки советской железнодорожной колеи, пригнан парк паровозов, даже развешаны указатели направления на Львов и Минск. Эти сообщения поступали весной 1941 года. Тут безо всяких предупреждений было ясно, что немцы вот-вот готовятся напасть, в ближайшее время, и что собственные приготовления явно не успевают.
Потому точная дата из «предупреждения» не имела серьезного и определяющего значения. Войска в любом случае встречали войну готовыми далеко не полностью, на плохо оборудованном театре военных действий.
В силу того, что все признаки говорили о скором начале войны, Сталин принимает вынужденное решение воевать тем, что есть в наличии, и за три дня до начала войны начинает развертывание фронтов.
Вообще, удивительно, как легко Олег Губарев, будучи историком, отбросил все факты и сделал ставку на чистую психологию: «верил или не верил». Попробовал бы сложить объективную картину, посмотреть на нее из-за сталинского стола и решить, было ли ему видно приближение войны. Я вот такую попытку сделал, и только часть фактов меня уже убедила: из-за сталинского стола скорое наступление войны было видно совершенно отчетливо.
Вопрос четвертый: о пакте
А, собственно, почему нет? Польша-то ведь до войны другом Советского Союза не была. Она захватила часть территории Белоруссии и Украины, постоянно угрожала войной. Польша считалась главным вероятным противником, и для защиты от нее в начале 1930-х строились долговременные укрепления, более известные как «линия Сталина». Если представилась возможность этого противника сокрушить, а захваченные им ранее территории вернуть, подписав договор с Германией, то почему бы и нет? К тому же, имея перед собой Францию и Великобританию, Гитлер не мог напасть на СССР, не получив удара в спину. Затея с пактом для СССР была совершенно безопасна. Предпосылки для нападения Германии сложились много позднее, летом 1940 года, после неожиданно быстрого поражения и падения Франции, когда у Гитлера оказались совершенно свободными руки для действий в Европе, и вот это действительно было неприятным сюрпризом.
К тому же, пакт не был союзническим договором между СССР и Германией. Во-первых, Гитлер выработал план войны с Польшей вне зависимости от позиции СССР. Это хорошо известно из давно опубликованных документов. Во-вторых, Красная Армия не принимала участие в войне, никак не координировала свои действия с немецкой армией и вообще вошла на территорию Польши только 17 сентября, когда польская армия была уже разбита, а польское правительство сбежало в Румынию.
В общем, это было занятие «бесхозной» территории и разоружение остатков польской армии и полиции. Сталин в этой ситуации ничем не рисковал и ничего не терял, всю грязную работу должен был сделать Гитлер. В том замечательном мире, где договоры не стоили и бумаги, на которой они писались, и все вопросы разрешались грубой вооруженной силой, только так и следовало поступать.
Удивляться надо не тому, что Сталин там кому-то верил или чего-то боялся. Удивительно другое. Пакт был для Германии, по сути дела, договором о «дележе шкуры неубитого медведя». Он был подписан до войны, когда Польша еще не была сокрушена и никто не взялся бы точно сказать, как война пойдет и чем кончится. А Гитлер уже пообещал Сталину, стороне, которая и не планировала помогать ему воевать, половину добычи. Это мы знаем, что война кончилась быстро. А могло бы и не получиться. Тут еще предстоит выяснить, почему это Гитлер решился на столь рискованное дело, подписывая договор о разделе еще незахваченной и неоккупированной страны.
Вопросы пятый и шестой: об истории войны
Их стоит объединить, эти вопросы, поскольку они спрашивают об одном и том же: почему у нас нет научной, толковой и ясно изложенной истории войны, в которой мы победили?
Да, действительно, положение с историей войны и с архивами у нас плохое. Военная документация, до сих пор хранящаяся в Центральном архиве Министерства обороны РФ, хотя уже давно истек 30-летий срок засекречивания, практически недоступна исследователям.
Из этого ревизионисты делают вывод, с которым многие соглашаются: мол, если архивы засекречены, то там содержатся какие-то страшные тайны, которые народу открывать никак нельзя. Об этом особенно много, охотно и многословно писал Виктор Суворов. Хорошо, а какие это могут быть страшные тайны?
Я вот себе не могу ничего такого представить. Самая обычная военная документация: приказы, донесения, оперативные карты, списки потерь, списки награжденных, справки. Ну да, там много документов о том, как отдавали города и поселки врагу, отступали. Так это не новость, даже из официальной версии истории известно, куда дошли немцы, стало быть, все города и населенные пункты западнее этой черты когда-то и как-то были отданы врагу. Драпали? И это тоже бывало и известно из мемуаров и художественной литературы. Даже в романе «Волоколамское шоссе» А. Бека, написанном со слов участника событий Бауржана Момыш-Улы, рассказывается о нескольких случаях «драпака» в его батальоне, случившихся всего за пару недель боев. Были расстрелы, были заградотряды, были командиры умные и не очень, были герои и трусы. Все это не новость, и, вообще-то, все это присутствует на любой войне. Так что какой-то страшной тайны, из-за которой надо архивы держать закрытыми, скорее всего, не существует. А если и найдут чего, так переживем: на большой войне случалось всякое, да и конец войны был в нашу пользу.
Пока архивы войны еще не распахнули все дела, исследователи пользуются другими источниками: мемуарами и трудами участников событий, открытыми публикациями и газетами, данными поисковых работ, ну, и систематизацией всего этого. Для того, чтобы иметь ясное представление о том, как шла война, этого более чем достаточно. Некоторые фрагменты истории войны, вроде обороны Аджимушкайских каменоломен летом 1942 года, составлены почти исключительно по воспоминаниям участников, ибо документы или погибли, или пропали. Могут быть какие-то недостаточно ясные места, пропавшие роты и батальоны, для выяснения чего и, в самом деле, потребовались бы документы. Но они не мешают воспринимать картину во всей ее полноте. Поскольку ревизионисты, и особенно Виктор Суворов, всколыхнули интерес к войне, то каждый год в эту картину добавляются какие-нибудь находки, детали, биографии. Итак, хотя войну явно пытались от нас скрыть, это не удалось.
Так почему же историю войны старались скрыть и заменить ее всякими слезоточивыми стишками и высокопарными речами? Я решусь высказать такую версию: чтобы народ советский не умел и не хотел воевать.
Военная история - это, в том числе, и наука воевать. Она и учит, и воодушевляет. Если в стране, победившей в мировой войне, военная история заменяется подделкой и выспренними декларациями, архивы и детальные работы засекречиваются, это означает, что руководство этой страны не хочет войны. Не хочет любой ценой. Как мы знаем, Л.И. Брежнев был как раз из числа любителей мира во всем мире и даже заявлял, что не допустит новой войны. Его преемники и вовсе затеяли самое большое в истории России разоружение. Если и народ войны не знает, боится ее, то он будет поддерживать все «миролюбивые» инициативы, даже когда они превращаются в форменное предательство и сдачу.
Подойдет такой ответ?
via
О споре по истории Великой Отечественной войны со сторонниками В. Резуна
В дискуссии с ревизионистами, старающимися перекроить на свой лад историю и итоги Великой Отечественной войны, всегда надо помнить, что среди них есть какое-то количество вполне убежденных, искренних приверженцев своих взглядов. У того же, например, Виктора Суворова (Владимира Резуна) сторонников было предостаточно, и далеко не все из них изменили свои взгляды. О них обычно говорится несколько в пренебрежительном тоне: мол, с ними-то все ясно... Но среди них есть думающие люди, которых не обвинишь ни в упрямстве, ни в невежестве, ни даже в каком-то политическом умысле.
Не так давно встретил такого сторонника Виктора Суворова. Им оказался историк-медиевист Олег Губарев. Тема истории войны в разговоре с ним всплыла совершенно случайно. По ходу совсем другого обсуждения Губарев изложил свою позицию так, что показалось необходимым ответить по существу. На форуме под своей статьей в «Троицком варианте» - «Рождение эрзац-науки: современная отечественная медиевистика и общество» он в ответ на выпад одного из оппонентов, что автор-де сторонник Резуна, сформулировал вопросы, в поисках ответа на которые и пришел к «теории» Виктора Суворова. Итак:
«Я в 1970 гг. сам пришел к тем же выводам независимо ни от кого, просто не мог все так четко и ясно сформулировать. Требуется объяснить:
1) Как страна, затянувшая пояс, и день, и ночь работавшая только на войну, оказалась безоружной на момент немецкого нападения?
2) Каким образом, имея против 3 тысяч немецких танков, включавших танки Т-1 (танкетки), 1,5 тысячи новейших Т-34 и КВ, броню которых не брали немецкие пушки, и бог знает сколько тысяч «устаревших и легких» (до 20 тысяч) мы умудрились все это потерять в первые дни войны? То же самое с авиацией.
3) Почему Сталин не обращал внимания ни какие предупреждения о подготовке немецкого нападения (Не боялся? Не ждал? Не верил?) и одновременно начал еще до всяких «предупреждений» переброску войск на Запад и создание управлений фронтов, дублирующих военные округа? (Боялся и готовился?)
4) Почему Сталин подписал с Гитлером пакт 1939 года? Боялся? Стремился оттянуть нападение? Тогда как это совместить с тем, что он в нападение не верил?
5) Почему ни по каким изданным в период 1945-1990 гг. книгам и сборникам, справочникам и энциклопедиям о войне невозможно представить картину начала войны? (Сам лично пробовал, когда был маленьким, это понять - не получилось.) Почему все они говорят об отдельных подвигах, об экономике, о решениях партии и правительства, но из них невозможно установить, где были расположены войска на начало войны, какие части и где находились, сколько и какой техники где стояло?
6) Почему до сих пор вся информация о начале войны засекречена, и архивы закрыты?
Когда мне предложат любую гипотезу, которая будет четко отвечать на все эти вопросы и снимать противоречия, я с интересом ее изучу».
Это, в общем, довольно редкий случай, когда сторонник «теории» Виктора Суворова излагает позицию столь взвешенно, без истерики и воплей. Ничего, что тезисы изложены в форме вопросов. Они как раз подчеркивают волнующие историка противоречия в истории Великой Отечественной войны. И он предлагает дать ему какую-то теорию, которая бы сняла эти противоречия, но при этом отличную от излагаемой в книгах Виктора Суворова.
Раз так, то надо на эти вопросы ответить. Формат статьи, к сожалению, сделает эти ответы конспективными, без детального обоснования, однако некоторые обоснования высказываемому ниже были изложены в ряде моих книг, посвященных войне и дискуссии с ревизионистами.
Вопрос первый: о безоружной стране
Сама по себе формулировка первого вопроса Олега Губарева некорректна и содержит в себе полемическую подковырку, свалить которую, впрочем, не так трудно.
СССР вовсе не был безоружной страной. На 22 июня 1941 года численность армии составляла 5,3 млн человек, а уже к 31 августа 1941 года ее численность выросла до 6,8 млн человек при потерях в боях 2,5 млн человек.
Итого: за два с небольшим месяца в армию пришло около 4 млн человек, то есть фактически Советский Союз сформировал вторую Красную Армию. Это не считая всевозможных дивизий народного ополчения, истребительных батальонов, партизанских отрядов, войск НКВД (включая пограничников), которые и сами по себе были весьма значительны.
Всю эту массу людей, призванных в армию, смогли обмундировать, вооружить, оснастить и отправить на фронт. При том что сама армия нуждалась в оружии, взамен утраченного (в том числе, 5,5 млн винтовок, 100 тысяч пистолетов-пулеметов, 440 тысяч пистолетов, 134,7 тысяч ручных и 54,7 тысяч станковых пулеметов). В ход пошло не только новое оружие, но также и старые, трофейные винтовки, захваченные во время Гражданской войны, а также из числа польских и прибалтийских трофеев,. Скажем, только в польской кампании 1939 года было захвачено около 300 тысяч винтовок и 10 тысяч пулеметов. Совсем старые винтовки с малым боекомплектом передавались частям ПВО и тыловым подразделениям взамен штатного оружия. В Москве в Осоавиахиме только для ополчения было собрано: 818 боевых и 7050 учебных винтовок, 37 учебных и боевых пулеметов «Максим» и 64 учебных и боевых пулеметов Дегтярева. В разных районах города отыскивались винтовки, пулеметы, пистолеты, патроны, гранаты, нашлось даже зенитное орудие.
«Безоружная страна», ничего не скажешь!
Вопрос второй: про танки и самолеты
Тут нужно сказать, что изучение военной истории требует знания не только толщины брони разных типов танков, но и знания, хотя бы в основных чертах, тактики боя, ну, или, по крайней мере, понимания того, что в бою участвуют вместе танки, пехота, артиллерия и авиация. Эти рода войск взаимно компенсируют недостатки друг друга. Немецкая армия в начале войны была хороша тем, что в ее ударных моторизованных войсках эти компоненты были достаточно сбалансированы, что позволяло им справляться даже с танками, у которых была толстая броня. Плюс у немцев была великолепная радиосвязь.
Пример: 24 июня 1941 года 6-я немецкая танковая дивизия (XLI корпус) сталкивается за Неманом в лоб со 2-й советской танковой дивизией (3-й мехкорпус). У немцев 155 танков 35 (t) - трофейных чешских, 47 - Pz. II и 30 Pz. IV. Советская танковая дивизия имела куда более внушительный парк техники: 32 КВ-1, 19 КВ-2, 27 Т-28, 116 БТ-7 и 19 Т-26, а также 12 ХТ-26 огнеметных. Почти 50 КВ, если верить измерителям брони и калибров, должны были разнести в хлам хлипкие чешские танки и обратить немецкую дивизию в бегство. Однако же, наоборот, это 2-я танковая дивизия была окружена и разбита. Почему? Потому что немцы тактически грамотно использовали артиллерию: 12 50-мм ПАК-38, 23 37-мм ПАК-35/36, 4 105-мм пушки К18 и две приданные дивизии 88-мм зенитные пушки. Корпусные гаубицы и зенитные пушки могли поражать любой советский танк, даже КВ-2. Большинство этих тяжелых танков было уничтожено именно этими орудиями. ПАК-38 также могла поражать тяжелые танки в борт. Вывод: с помощью артиллерии немцы выиграли встречный бой с танками, а потом нашли слабое место, прорвались и окружили танковую дивизию.
Проблема начала войны была не в танках, не в толщине брони, а в тактике. Почти то же самое можно сказать и про самолеты.
Немцы выбивали советскую авиацию бомбовыми ударами по аэродромам, и если эффект от первого, внезапного удара был не столь велик, то последующие добивались своей цели. Положение существенно усугубляло то, что у авиационных частей в Западной Украине, Белоруссии и Прибалтике не было, как правило, запасных аэродромов. Или же на запасном аэродроме строилась бетонная полоса, и взлетать с него было нельзя. Польское правительство до 1939 года вот не озаботилось тем, чтобы построить советской авиации бетонированных аэродромов. Невозможность рассредоточиться помогала немцам бить советскую авиацию. Правда, немецкой авиации за это пришлось заплатить очень высокими потерями в первые дни войны, а также тем, что в других районах советская авиация беспрепятственно атаковала наступающие немецкие войска.
Военная история невозможна без постоянного учета тактики ведения боя разными родами войск. Без знания тактики любые рассуждения по истории войны неизбежно превращаются в запальчивый спор дилетантов.
Вопрос третий: о предупреждениях
Этому изрядно забитому и затертому в литературе вопросу я уделил некоторое внимание в своей книге «Фиаско 1941 года. Трусость или измена?». Если в двух словах, то: Сталину предупреждения были не нужны, потому на них он и внимания не обращал. Как так? А вот так!
Для того, чтобы двинуть в наступление армию в 5,5 млн человек, надо провести большую строительную программу: создать автомобильные и железные дороги, склады, аэродромы, казармы, мастерские, укрепления на случай контрударов противника, завезти огромное количество грузов, техники и материалов. Даже взвод, занимающий позицию в поле, строит себе укрепления и землянки, а у большой армии потребности в строительстве несравненно большие. Немцы перед нападением на СССР почти целый год занимались строительством в Польше, в приграничных районах, сооружали инфраструктуру для ведения боевых действий.
Красная Армия тоже занималась созданием необходимой инфраструктуры, без которой нельзя было ни наступать, ни обороняться, но в силу того, что к СССР в 1939 году отошла наименее развитая часть Польши, строительство запаздывало. Хуже всего было с самым главным - железными дорогами; западные районы СССР были перед самой войной полуотрезаны плохими дорогами. Строительство это должно было окончиться только к зиме 1941 года при самых стахановских темпах.
Между тем Сталин регулярно получал донесения от пограничной разведки НКВД о том, что на сопредельной территории ведется капитальное строительство военных объектов, переброшено оборудование для перешивки советской железнодорожной колеи, пригнан парк паровозов, даже развешаны указатели направления на Львов и Минск. Эти сообщения поступали весной 1941 года. Тут безо всяких предупреждений было ясно, что немцы вот-вот готовятся напасть, в ближайшее время, и что собственные приготовления явно не успевают.
Потому точная дата из «предупреждения» не имела серьезного и определяющего значения. Войска в любом случае встречали войну готовыми далеко не полностью, на плохо оборудованном театре военных действий.
В силу того, что все признаки говорили о скором начале войны, Сталин принимает вынужденное решение воевать тем, что есть в наличии, и за три дня до начала войны начинает развертывание фронтов.
Вообще, удивительно, как легко Олег Губарев, будучи историком, отбросил все факты и сделал ставку на чистую психологию: «верил или не верил». Попробовал бы сложить объективную картину, посмотреть на нее из-за сталинского стола и решить, было ли ему видно приближение войны. Я вот такую попытку сделал, и только часть фактов меня уже убедила: из-за сталинского стола скорое наступление войны было видно совершенно отчетливо.
Вопрос четвертый: о пакте
А, собственно, почему нет? Польша-то ведь до войны другом Советского Союза не была. Она захватила часть территории Белоруссии и Украины, постоянно угрожала войной. Польша считалась главным вероятным противником, и для защиты от нее в начале 1930-х строились долговременные укрепления, более известные как «линия Сталина». Если представилась возможность этого противника сокрушить, а захваченные им ранее территории вернуть, подписав договор с Германией, то почему бы и нет? К тому же, имея перед собой Францию и Великобританию, Гитлер не мог напасть на СССР, не получив удара в спину. Затея с пактом для СССР была совершенно безопасна. Предпосылки для нападения Германии сложились много позднее, летом 1940 года, после неожиданно быстрого поражения и падения Франции, когда у Гитлера оказались совершенно свободными руки для действий в Европе, и вот это действительно было неприятным сюрпризом.
К тому же, пакт не был союзническим договором между СССР и Германией. Во-первых, Гитлер выработал план войны с Польшей вне зависимости от позиции СССР. Это хорошо известно из давно опубликованных документов. Во-вторых, Красная Армия не принимала участие в войне, никак не координировала свои действия с немецкой армией и вообще вошла на территорию Польши только 17 сентября, когда польская армия была уже разбита, а польское правительство сбежало в Румынию.
В общем, это было занятие «бесхозной» территории и разоружение остатков польской армии и полиции. Сталин в этой ситуации ничем не рисковал и ничего не терял, всю грязную работу должен был сделать Гитлер. В том замечательном мире, где договоры не стоили и бумаги, на которой они писались, и все вопросы разрешались грубой вооруженной силой, только так и следовало поступать.
Удивляться надо не тому, что Сталин там кому-то верил или чего-то боялся. Удивительно другое. Пакт был для Германии, по сути дела, договором о «дележе шкуры неубитого медведя». Он был подписан до войны, когда Польша еще не была сокрушена и никто не взялся бы точно сказать, как война пойдет и чем кончится. А Гитлер уже пообещал Сталину, стороне, которая и не планировала помогать ему воевать, половину добычи. Это мы знаем, что война кончилась быстро. А могло бы и не получиться. Тут еще предстоит выяснить, почему это Гитлер решился на столь рискованное дело, подписывая договор о разделе еще незахваченной и неоккупированной страны.
Вопросы пятый и шестой: об истории войны
Их стоит объединить, эти вопросы, поскольку они спрашивают об одном и том же: почему у нас нет научной, толковой и ясно изложенной истории войны, в которой мы победили?
Да, действительно, положение с историей войны и с архивами у нас плохое. Военная документация, до сих пор хранящаяся в Центральном архиве Министерства обороны РФ, хотя уже давно истек 30-летий срок засекречивания, практически недоступна исследователям.
Из этого ревизионисты делают вывод, с которым многие соглашаются: мол, если архивы засекречены, то там содержатся какие-то страшные тайны, которые народу открывать никак нельзя. Об этом особенно много, охотно и многословно писал Виктор Суворов. Хорошо, а какие это могут быть страшные тайны?
Я вот себе не могу ничего такого представить. Самая обычная военная документация: приказы, донесения, оперативные карты, списки потерь, списки награжденных, справки. Ну да, там много документов о том, как отдавали города и поселки врагу, отступали. Так это не новость, даже из официальной версии истории известно, куда дошли немцы, стало быть, все города и населенные пункты западнее этой черты когда-то и как-то были отданы врагу. Драпали? И это тоже бывало и известно из мемуаров и художественной литературы. Даже в романе «Волоколамское шоссе» А. Бека, написанном со слов участника событий Бауржана Момыш-Улы, рассказывается о нескольких случаях «драпака» в его батальоне, случившихся всего за пару недель боев. Были расстрелы, были заградотряды, были командиры умные и не очень, были герои и трусы. Все это не новость, и, вообще-то, все это присутствует на любой войне. Так что какой-то страшной тайны, из-за которой надо архивы держать закрытыми, скорее всего, не существует. А если и найдут чего, так переживем: на большой войне случалось всякое, да и конец войны был в нашу пользу.
Пока архивы войны еще не распахнули все дела, исследователи пользуются другими источниками: мемуарами и трудами участников событий, открытыми публикациями и газетами, данными поисковых работ, ну, и систематизацией всего этого. Для того, чтобы иметь ясное представление о том, как шла война, этого более чем достаточно. Некоторые фрагменты истории войны, вроде обороны Аджимушкайских каменоломен летом 1942 года, составлены почти исключительно по воспоминаниям участников, ибо документы или погибли, или пропали. Могут быть какие-то недостаточно ясные места, пропавшие роты и батальоны, для выяснения чего и, в самом деле, потребовались бы документы. Но они не мешают воспринимать картину во всей ее полноте. Поскольку ревизионисты, и особенно Виктор Суворов, всколыхнули интерес к войне, то каждый год в эту картину добавляются какие-нибудь находки, детали, биографии. Итак, хотя войну явно пытались от нас скрыть, это не удалось.
Так почему же историю войны старались скрыть и заменить ее всякими слезоточивыми стишками и высокопарными речами? Я решусь высказать такую версию: чтобы народ советский не умел и не хотел воевать.
Военная история - это, в том числе, и наука воевать. Она и учит, и воодушевляет. Если в стране, победившей в мировой войне, военная история заменяется подделкой и выспренними декларациями, архивы и детальные работы засекречиваются, это означает, что руководство этой страны не хочет войны. Не хочет любой ценой. Как мы знаем, Л.И. Брежнев был как раз из числа любителей мира во всем мире и даже заявлял, что не допустит новой войны. Его преемники и вовсе затеяли самое большое в истории России разоружение. Если и народ войны не знает, боится ее, то он будет поддерживать все «миролюбивые» инициативы, даже когда они превращаются в форменное предательство и сдачу.
Подойдет такой ответ?
via