Последние резервы Германии: полицейские, партийцы, дети и венгры. 1945
"Мы размешались в бывших пехотных казармах на Линзингштрассе, в самом центре города,и там обучались методам уничтожения танков с близкого расстояния и пользованию панцерфаустом и панцершреком. Кадровый состав состоял из "старых вояк" из сухопутных войск.
Нижние чины почти все были из числа рекрутов Штеттинской резервной части и войск СС. Это была сплоченная кучка, где все взаимно сдерживали друг друга и за счет этого успешно действовали между собой.
Когда русские вплотную подошли к Альтдамму, город уже был пуст. Все, что не годилось для строительства укреплений, было вывезено. На всех выходах из города стояли посты полевой жандармерии; они помогали разместить всех гражданских по автомашинам, где еще оставалось место. Люди спокойно несли свой жребий, паники не было.
С тех пор как русские обосновались на Гросс-Регнице, одном из притоков Одера, Штеттин считался прифронтовой зоной. С Подеюхских высот русские могли видеть весь город. Этим воспользовались корректировщики артиллерийского огня, и на нашу казарму несколько раз падали осколки 17.2-миллиметровых снарядов (наверное 15.2 мм), оставляя в крыше широкие дыры.
Поскольку нашу казарму все равно должно было занять другое подразделение, мы переехали со всем скарбом в казармы 5-го стрелкового полка на западной окраине Штеттина.
Здесь уже находилось много народу, последние резервы Германии: полицейские, вооруженные тяжелым пехотным оружием, люди в униформе партии и противовоздушной обороны с легким стрелковым оружием и средствами ближнего боя.
В гаражах размещался обоз какого-то венгерского подразделения. Боевого духа уже не оставалось, зато были целые тюки табака, которым этот боевой дух и подкрепляли.
Прямо позади казарм рабочие бригады копали противотанковые рвы, которые тянулись от учебного плаца между казармами и деревней Креков через чистое поле в направлении Штеттин-Шёйне. Эти противотанковые рвы составляли западный участок обороны и тыл крепости.
Еще дальше на запад, в Браунсфельде, на перекрестках и развилках дорог были вкопаны в землю тяжелые противотанковые орудия. У развилки шоссе на Креков и Вамлитц располагался небольшой бетонированный бункер с таким противотанковым орудием. Русским танкам не удалось бы беспрепятственно подойти к городу с тыла.
Обучение новобранцев продолжалось на Крековском плацу - большом полигоне, принадлежавшем гарнизону города. В качестве мишени для учебной стрельбы из панцерфауста и панцершрека нам служил уже сильно потрепанный танк "Т-34".
Однажды комендант крепости имел случай лично ознакомиться с уровнем нашей подготовки. Явно довольный, он дал нам понять, что мы являемся его "домашним войском". В последующие дни солдат нашего подразделения часто привлекали для выполнения особых задач, в том числе для несения дозоров.
Во время одного из таких заданий мне пришлось впервые за долгое время вновь пройти через центр города. Как здесь все изменилось! Парадная площадь - сердце города и гордость штеттинцев - была сплошь усыпана кусками черепицы с крыш и осколками стекла.
Почти все улицы были разворочены. Траншеи тянулись от самой Парадной площади до Королевских ворот мимо Дома концертов и далее через парки и скверы.
На все это безучастно взирал бронзовый памятник кайзеру Вильгельму верхом на коне. С ним соседствовало "Кафе Вилли", знакомое любому солдату, служившему в Штеттине, но уже без стекол и лишенное прежнего блеска.
Дальше вдоль Одера среди шеренг разрушенных в ходе английских бомбардировок домов тянулась разветвленная система позиций, еще не занятая войсками, так как главная линия боев все еще проходила вдоль Гросс-Регница. На мосту через Одер уже заложены заряды, чтобы в случае необходимости подорвать его.
На улицах не видно ни души. Эта пустота угнетает меня, так как я помню эти места, когда еще в них пульсировала жизнь. В центре вообще некому и незачем появляться: за этим следят полевая жандармерия - и Иван, который время от времени забрасывает нас минами.
В большом здании зернового склада, оставшемся от портовых построек, сидит наш корректировщик артиллерийского огня: через его стереотрубу мы как-то осматривали местность перед очередным заданием. Даже в гавани пусто. Даже полицейский катер не нарушает тишины и спокойствия водной глади.
Вечером 22 апреля наша танкоистребительная команда расположилась на сахарном заводе Штеттин-Шёйне. Две группы тут же отправились в район боев. Вернувшись на следующий день, они доложили, что им удалось подбить один танк из "офенрора".
Теперь настал черед остальных команд отправиться на передовую, чтобы в случае необходимости быть там, где есть опасность прорыва танков. Туда же вскоре отправилась и вся наша танкоистребительная команда.
Открытая местность между Гюстровом и Куровом была изрезана траншеями. Здесь был заданный район, в который мы вышли утром 23 апреля.
Вскоре после этого начали стрелять танки, которых мы не могли видеть из-за ограды. Судя по звуку выстрела, это были танки "Сталин". Передовые отряды русских проводили разведку боем. Их атака была отбита. В этот же день русские танки вторглись намного дальше на юг.
После полудня 25 апреля в городе, у нас за спиной, раздались мощные взрывы. Наша артиллерия палила как никогда прежде. Снаряды с воем проносились у нас над головами. Мы предполагали, что русские начали новое большое наступление. Однако ничего не было видно.
Я поинтересовался у передового наблюдателя, который занимал позицию на насыпи стрельбища, что вообще происходит. От него я узнал, что был дан приказ расстрелять все или почти все оставшиеся боеприпасы. Старые фронтовики смогли быстро разобраться в этом.
К вечеру пришло подтверждение: в 23.30 снимаемся! Все, что нельзя было взять с собой, подлежало уничтожению. Штеттин был оставлен. В указанное время мы вернулись к сахарному заводу.
С одной стороны, мы были рады, что избежали неминуемого окружения, с другой стороны, нам было ясно, что с оставлением Одерского фронта исчезла последняя надежда на то, что западные державы успеют продвинуться до Одера.
Устроенная нами канонада заставила русских занервничать, их артиллерия тут же принялась обстреливать Штеттин. Многие дома загорелись.
На месте сбора все "панцерфаусты", оружие и боеприпасы были погружены на ручную тележку. Так для нас начался долгий ночной марш. Конечной целью был Лёкнитц. Позади, на фоне кроваво-красного неба, оставался Штеттин.
Дороги были переполнены всевозможным автотранспортом. Внезапно над нами возник "ночной ворон" - русский ночной бомбардировщик устаревшего типа, - и на дороге возникла паника.
Все бросились в придорожную канаву. С неба попадали бомбы. Одна попала прямо в ручную тележку, и все "панцерфаусты" взорвались. Двенадцать наших товарищей мы наспех похоронили на соседнем поле.
Самому младшему из них, по имени Вольф, сыну учителя из Восточной Пруссии, было 14 лет. Он вместе со своим другом присоединился к нашей команде в Штеттине. Сначала мы не хотели принимать их, но они все же добились того, чтобы стать солдатами. В утренние часы 26 апреля мы наконец добрались до Лёкнитца.
После утомительного марша из Штеттина, танкоистребительная команда Клозе собралась под Лёкнитцем. "Иваны" появились после полудня. К вечеру наша команда вместе с какой-то маршевой частью изготовилась вдоль железнодорожной линии Муна контратаковать вокзал Лёкнитца.
Противник был сильнее. Лейтенант Клозе и часть команды попали в плен во время боя за вокзал. Наша команда прекратила свое существование.
Командира нет. Воодушевление прошло. Товарищи рассеялись. В непроглядном лесу справа и слева - крики и звуки боя. С наступлением темноты жалкие остатки команды снова вышли к шоссе и присоединились к колоннам, двигавшимся на запад. Мы вдвоем с одним товарищем продолжили отступление к Пазевальку.
Перед городом мы проскользнули в какой-то сарай, чтобы наконец выспаться. Но суматоха вокруг вновь подняла нас на ноги. Верные присяге, мы явились на один из сборных пунктов, откуда нас направили дальше в Штрасбург.
В Штрасбурге, уже не было никакого сборного пункта. А там, где нет сборных пунктов, самое время исчезнуть и присоединиться к общему потоку. На улицах снова все больше машин с беженцами.
Часть пути мы проделали на армейском грузовике, который нас подобрал. Но потом движение застопорилось. Движению мешали противотанковые заграждения.
Так мы достигли Вольдека. Там мы явились на сборный пункт, так как это лучше, чем попасть в лапы "цепных собак" (полевой жандармерии). Меня вместе с несколькими другими солдатами, отставшими от своих частей, отправили оборонять противотанковые укрепления на восточной окраине Вольдека. Наши солдатские книжки отобрали на сборном пункте.
Вольдек постоянно подвергался налетам вражеской штурмовой авиации. Кругом падали бомбы, все дребезжало и разлеталось осколками. Местных жителей не было видно.
Единственными, кого можно было встретить между стенами домов, были отставшие солдаты. Один из них, так же как и я, оказался из танко-истребительной команды Клозе. Но даже радость от этой встречи не могла заставить его защищать остатки отечества.
К вечеру 27 апреля на холме впереди нашей позиции появилось дуло противотанкового орудия - это была первая тяжелая техника, которую я встретил за время отступления.
Ночь прошла спокойно. "Иваны" лишь изредка постреливали. Утром 28 апреля нас сменили. Сборный пункт перебазировался. Наши солдатские книжки, слава богу, остались. С этого момента мы решили считать себя в увольнении и продолжили свой путь на запад." - из воспоминаний обер-ефрейтора Ф.Каписке из танкоистребительной команды гарнизона Штеттина.
Нижние чины почти все были из числа рекрутов Штеттинской резервной части и войск СС. Это была сплоченная кучка, где все взаимно сдерживали друг друга и за счет этого успешно действовали между собой.
Когда русские вплотную подошли к Альтдамму, город уже был пуст. Все, что не годилось для строительства укреплений, было вывезено. На всех выходах из города стояли посты полевой жандармерии; они помогали разместить всех гражданских по автомашинам, где еще оставалось место. Люди спокойно несли свой жребий, паники не было.
С тех пор как русские обосновались на Гросс-Регнице, одном из притоков Одера, Штеттин считался прифронтовой зоной. С Подеюхских высот русские могли видеть весь город. Этим воспользовались корректировщики артиллерийского огня, и на нашу казарму несколько раз падали осколки 17.2-миллиметровых снарядов (наверное 15.2 мм), оставляя в крыше широкие дыры.
Поскольку нашу казарму все равно должно было занять другое подразделение, мы переехали со всем скарбом в казармы 5-го стрелкового полка на западной окраине Штеттина.
Здесь уже находилось много народу, последние резервы Германии: полицейские, вооруженные тяжелым пехотным оружием, люди в униформе партии и противовоздушной обороны с легким стрелковым оружием и средствами ближнего боя.
В гаражах размещался обоз какого-то венгерского подразделения. Боевого духа уже не оставалось, зато были целые тюки табака, которым этот боевой дух и подкрепляли.
Прямо позади казарм рабочие бригады копали противотанковые рвы, которые тянулись от учебного плаца между казармами и деревней Креков через чистое поле в направлении Штеттин-Шёйне. Эти противотанковые рвы составляли западный участок обороны и тыл крепости.
Еще дальше на запад, в Браунсфельде, на перекрестках и развилках дорог были вкопаны в землю тяжелые противотанковые орудия. У развилки шоссе на Креков и Вамлитц располагался небольшой бетонированный бункер с таким противотанковым орудием. Русским танкам не удалось бы беспрепятственно подойти к городу с тыла.
Обучение новобранцев продолжалось на Крековском плацу - большом полигоне, принадлежавшем гарнизону города. В качестве мишени для учебной стрельбы из панцерфауста и панцершрека нам служил уже сильно потрепанный танк "Т-34".
Однажды комендант крепости имел случай лично ознакомиться с уровнем нашей подготовки. Явно довольный, он дал нам понять, что мы являемся его "домашним войском". В последующие дни солдат нашего подразделения часто привлекали для выполнения особых задач, в том числе для несения дозоров.
Во время одного из таких заданий мне пришлось впервые за долгое время вновь пройти через центр города. Как здесь все изменилось! Парадная площадь - сердце города и гордость штеттинцев - была сплошь усыпана кусками черепицы с крыш и осколками стекла.
Почти все улицы были разворочены. Траншеи тянулись от самой Парадной площади до Королевских ворот мимо Дома концертов и далее через парки и скверы.
На все это безучастно взирал бронзовый памятник кайзеру Вильгельму верхом на коне. С ним соседствовало "Кафе Вилли", знакомое любому солдату, служившему в Штеттине, но уже без стекол и лишенное прежнего блеска.
Дальше вдоль Одера среди шеренг разрушенных в ходе английских бомбардировок домов тянулась разветвленная система позиций, еще не занятая войсками, так как главная линия боев все еще проходила вдоль Гросс-Регница. На мосту через Одер уже заложены заряды, чтобы в случае необходимости подорвать его.
На улицах не видно ни души. Эта пустота угнетает меня, так как я помню эти места, когда еще в них пульсировала жизнь. В центре вообще некому и незачем появляться: за этим следят полевая жандармерия - и Иван, который время от времени забрасывает нас минами.
В большом здании зернового склада, оставшемся от портовых построек, сидит наш корректировщик артиллерийского огня: через его стереотрубу мы как-то осматривали местность перед очередным заданием. Даже в гавани пусто. Даже полицейский катер не нарушает тишины и спокойствия водной глади.
Вечером 22 апреля наша танкоистребительная команда расположилась на сахарном заводе Штеттин-Шёйне. Две группы тут же отправились в район боев. Вернувшись на следующий день, они доложили, что им удалось подбить один танк из "офенрора".
Теперь настал черед остальных команд отправиться на передовую, чтобы в случае необходимости быть там, где есть опасность прорыва танков. Туда же вскоре отправилась и вся наша танкоистребительная команда.
Открытая местность между Гюстровом и Куровом была изрезана траншеями. Здесь был заданный район, в который мы вышли утром 23 апреля.
Вскоре после этого начали стрелять танки, которых мы не могли видеть из-за ограды. Судя по звуку выстрела, это были танки "Сталин". Передовые отряды русских проводили разведку боем. Их атака была отбита. В этот же день русские танки вторглись намного дальше на юг.
После полудня 25 апреля в городе, у нас за спиной, раздались мощные взрывы. Наша артиллерия палила как никогда прежде. Снаряды с воем проносились у нас над головами. Мы предполагали, что русские начали новое большое наступление. Однако ничего не было видно.
Я поинтересовался у передового наблюдателя, который занимал позицию на насыпи стрельбища, что вообще происходит. От него я узнал, что был дан приказ расстрелять все или почти все оставшиеся боеприпасы. Старые фронтовики смогли быстро разобраться в этом.
К вечеру пришло подтверждение: в 23.30 снимаемся! Все, что нельзя было взять с собой, подлежало уничтожению. Штеттин был оставлен. В указанное время мы вернулись к сахарному заводу.
С одной стороны, мы были рады, что избежали неминуемого окружения, с другой стороны, нам было ясно, что с оставлением Одерского фронта исчезла последняя надежда на то, что западные державы успеют продвинуться до Одера.
Устроенная нами канонада заставила русских занервничать, их артиллерия тут же принялась обстреливать Штеттин. Многие дома загорелись.
На месте сбора все "панцерфаусты", оружие и боеприпасы были погружены на ручную тележку. Так для нас начался долгий ночной марш. Конечной целью был Лёкнитц. Позади, на фоне кроваво-красного неба, оставался Штеттин.
Дороги были переполнены всевозможным автотранспортом. Внезапно над нами возник "ночной ворон" - русский ночной бомбардировщик устаревшего типа, - и на дороге возникла паника.
Все бросились в придорожную канаву. С неба попадали бомбы. Одна попала прямо в ручную тележку, и все "панцерфаусты" взорвались. Двенадцать наших товарищей мы наспех похоронили на соседнем поле.
Самому младшему из них, по имени Вольф, сыну учителя из Восточной Пруссии, было 14 лет. Он вместе со своим другом присоединился к нашей команде в Штеттине. Сначала мы не хотели принимать их, но они все же добились того, чтобы стать солдатами. В утренние часы 26 апреля мы наконец добрались до Лёкнитца.
После утомительного марша из Штеттина, танкоистребительная команда Клозе собралась под Лёкнитцем. "Иваны" появились после полудня. К вечеру наша команда вместе с какой-то маршевой частью изготовилась вдоль железнодорожной линии Муна контратаковать вокзал Лёкнитца.
Противник был сильнее. Лейтенант Клозе и часть команды попали в плен во время боя за вокзал. Наша команда прекратила свое существование.
Командира нет. Воодушевление прошло. Товарищи рассеялись. В непроглядном лесу справа и слева - крики и звуки боя. С наступлением темноты жалкие остатки команды снова вышли к шоссе и присоединились к колоннам, двигавшимся на запад. Мы вдвоем с одним товарищем продолжили отступление к Пазевальку.
Перед городом мы проскользнули в какой-то сарай, чтобы наконец выспаться. Но суматоха вокруг вновь подняла нас на ноги. Верные присяге, мы явились на один из сборных пунктов, откуда нас направили дальше в Штрасбург.
В Штрасбурге, уже не было никакого сборного пункта. А там, где нет сборных пунктов, самое время исчезнуть и присоединиться к общему потоку. На улицах снова все больше машин с беженцами.
Часть пути мы проделали на армейском грузовике, который нас подобрал. Но потом движение застопорилось. Движению мешали противотанковые заграждения.
Так мы достигли Вольдека. Там мы явились на сборный пункт, так как это лучше, чем попасть в лапы "цепных собак" (полевой жандармерии). Меня вместе с несколькими другими солдатами, отставшими от своих частей, отправили оборонять противотанковые укрепления на восточной окраине Вольдека. Наши солдатские книжки отобрали на сборном пункте.
Вольдек постоянно подвергался налетам вражеской штурмовой авиации. Кругом падали бомбы, все дребезжало и разлеталось осколками. Местных жителей не было видно.
Единственными, кого можно было встретить между стенами домов, были отставшие солдаты. Один из них, так же как и я, оказался из танко-истребительной команды Клозе. Но даже радость от этой встречи не могла заставить его защищать остатки отечества.
К вечеру 27 апреля на холме впереди нашей позиции появилось дуло противотанкового орудия - это была первая тяжелая техника, которую я встретил за время отступления.
Ночь прошла спокойно. "Иваны" лишь изредка постреливали. Утром 28 апреля нас сменили. Сборный пункт перебазировался. Наши солдатские книжки, слава богу, остались. С этого момента мы решили считать себя в увольнении и продолжили свой путь на запад." - из воспоминаний обер-ефрейтора Ф.Каписке из танкоистребительной команды гарнизона Штеттина.