История показательных расстрелов.
Жан-Луи Бокарно (Jean-Louis Beaucarnot)
Во время всего конфликта моральный дух войск и мирного населения нередко давал слабину. Некоторые отказывались воевать, что вело к дезертирству и мятежам. Армии же нужно было пресечь такие поползновения, чтобы не допустить утечку сил и сохранить дисциплину и подчинение. Причем наказание должно было быть быстрым и жестким.
В начале войны армия добилась от правительства рассмотрения дел в военных судах без предварительного следствия, а также исключила любые возможности для помилования и пересмотра решений.
Более того, Жоффр добился формирования военно-полевых судов под названием "особые военные советы", которые состояли из трех человек (командир полка и два офицера) и выносили решение в кратчайшие сроки (без показаний свидетелей).
Большинство из них были предельно жесткими (так как должны были стать показательными), а постановления о смертной казни исполнялись в течение 24 часов.
Самые крупные бунты произошли весной 1917 года, после трех лет кровавой, затяжной, изнурительной войны, в ужасающих условиях жизни на фронте (холод, грязь, обстрелы, редкие увольнительные).
Наступление Нивеля обошлось армии в 200 тысяч погибших и вызвало вспышки разочарования и гнева. Когда в начале мая войска получили приказ продолжить бои в тех же условиях, многие солдаты, в том числе даже самые отважные из них, отказались идти на передовую.
Бунты шли все лето (их апогей пришелся на период с 20 мая по 10 июня) и охватили более полусотни полков. Назначенному вместо Нивеля Петену удалось хоть немного успокоить солдат только улучшив их продовольственное снабжение и расширив число увольнительных.
Точные цифры нам до сих пор неизвестны, однако считается, что военные советы вынесли по меньшей мере 3,5 тысячи решений: 1381 человека приговорили к каторжным работам, а 554 - к расстрелу (49 приговоров приведены в исполнение).
Несмотря на пессимистические прогнозы, при мобилизации уклонистов было всего около 1,5%. Тогда еще никто не принимал во внимание их соображения (религиозные, этические и т.д.), и у них не было никакого статуса, который мог бы как-то их защитить: первое движение за его признание началось лишь в 1923 году. Таким образом, любого, кто отказывался встать на защиту родины, отправляли на каторгу.
Иначе обстояли дела со случаями дезертирства во время конфликта, которые были особенно часты в период бунтов в 1917 году. За этот год насчитали более 21 тысячи дезертиров. Чаще всего их расстреливали.
Французская армия расстреляла около 600 человек, итальянская - 750, а английская - 300. Кроме того, сюда также стоит добавить 60 расстрелянных канадцев и 5 новозеландцев. При этом в немецкой армии, по официальным данным, было приведено в исполнение лишь 23 смертных приговора.
Всего военные суды вынесли 140 тысяч решений, в том числе 2,4 тысячи смертных приговоров: трем четвертям осужденных впоследствии сменили наказание на каторжные работы, а четверть (вот они, наши 600 человек) действительно расстреляли.
Эти цифры, разумеется, не включают в себя поспешные экзекуции, которые устраивали офицеры прямо на поле боя, иногда даже с помощью штатного револьвера.
Солдаты могли заработать такой приговор за дезертирство, бунт, отказ идти в бой или подчиняться приказам, уход с поста или халатность. А иногда и за умышленное членовредительство.
Все эти ситуации, безусловно, рассматривались второпях, что приводило к спорным решениям, главной целью которых было лишь удержать войска в подчинении и не допустить паники.
Пресса и ассоциации выступили с критикой таких злоупотреблений и в конечном итоге вынудили парламент реформировать систему: в 1917 году особые военные советы были упразднены. И не зря: почти две трети смертных приговоров, которые уже были озвучены к тому моменту, нанесли серьезный удар по образу армии как вопиющие проявления несправедливости.
В числе безвинно пострадавших нужно упомянуть бретонца Франсуа Лорана, которого обвинили в умышленно членовредительстве после поспешного осмотра врача, или простодушного корсиканского пастуха Жозефа Габриэлли, которого в 1915 году приговорили к смерти за то, что он потерялся после атаки и спрятался в подвале.
Некоторых из приговоренных к показательным расстрелам выбирали совершенно произвольно.
"Дорогая Люси, когда это письмо дойдет до тебя, меня уже расстреляют. И вот почему. 27 ноября в пять часов вечера после двухчасового обстрела мы доедали суп в траншее. В этот момент на нас с двумя товарищами набросились пробравшиеся сюда немцы и захватили нас в плен.
Мне удалось воспользоваться неразберихой и вырваться от немцев. Я последовал за сослуживцами, и потом меня обвинили в том, что я оставил пост в присутствии врага.
Вчера вечером в военном совете нас было 24 человека. Шестерых, в том числе и меня, приговорили к расстрелу. Я виновен не больше, чем все остальные, но им ведь нужен пример...
До тебя дойдет мой портфель и все, что в нем лежит. Я прощаюсь с тобой со слезами на глазах и болью в душе. Смиренно прошу у тебя прощения за всю ту боль, что тебе причиню, трудности, которые тебя поджидают... Думаю о тебе, до самого конца".
Это письмо Анри Флоха, одного из тех, кого впоследствии прозвали "мучениками из Венгре".
Похожая судьба постигла и "четырех капралов из Суэна". В марте 1915 года целая рота солдат отказалась выходить из траншей (потому что там их ждала неизбежная и бесцельная смерть).
Тогда ее капитан получил приказ выбрать из самых молодых бойцов шесть капралов и 18 солдат (по два на отделение). В результате четверых капралов приговорили к смертной казни и расстреляли на следующий день всего за два часа до прибытия распоряжения об их помиловании и замене наказания на каторжные работы...
Еще большую известность приобрел трагический случай Люсьена Берсо. При зачислении в армию этому кузнецу из Безансона на смогли подобрать положенные по уставу красные штаны (на его размер просто уже ничего не осталось), в связи с чем ему пришлось довольствоваться белыми.
В феврале 1915 года, когда в траншеях стоял жуткий холод, он попросил шерстяные панталоны, и сержант-каптенармус выдал ему испачканные в крови лохмотья, которые сняли с трупа другого солдата. Берсо отказался от них, за что получил неделю гауптвахты.
Тем не менее, полковник Ору посчитал наказание недостаточным и отправил его в особый военный совет, чтобы сделать из него пример для всех новых рекрутов. Этого мужа и отца шестилетней дочери приговорили к расстрелу, а двух выступивших в его защиту сослуживцев отправили на 10-летние каторжные работы в Северную Африку...
Семьям расстрелянных для показательного примера солдат было тем тяжелее, что на их скорбь накладывался стыд за то, что сына, мужа, отца или брата осудили за малодушие.
"Мы жили в ужасной атмосфере необоснованных подозрений и стыда", - скажет впоследствии брат Анри Флоха. Сын одного из мучеников Венгре расскажет, что его выгнали из школы, а мать всегда брала с собой пистолет из-за постоянных оскорблений и угроз.
Это не говоря уже о том, что семьи осужденных лишались любой помощи и пособий. Поэтому после войны многие стали бороться за реабилитацию родственников.
То была долгая (иногда все занимало больше 10 лет) и изнурительная борьба при поддержке ветеранских ассоциаций и Французской лиги защиты прав человека и гражданина. Кроме того, победы в ней были редки: реабилитировать удалось лишь около 40 из 600 расстрелянных.
Во время всего конфликта моральный дух войск и мирного населения нередко давал слабину. Некоторые отказывались воевать, что вело к дезертирству и мятежам. Армии же нужно было пресечь такие поползновения, чтобы не допустить утечку сил и сохранить дисциплину и подчинение. Причем наказание должно было быть быстрым и жестким.
В начале войны армия добилась от правительства рассмотрения дел в военных судах без предварительного следствия, а также исключила любые возможности для помилования и пересмотра решений.
Более того, Жоффр добился формирования военно-полевых судов под названием "особые военные советы", которые состояли из трех человек (командир полка и два офицера) и выносили решение в кратчайшие сроки (без показаний свидетелей).
Большинство из них были предельно жесткими (так как должны были стать показательными), а постановления о смертной казни исполнялись в течение 24 часов.
Самые крупные бунты произошли весной 1917 года, после трех лет кровавой, затяжной, изнурительной войны, в ужасающих условиях жизни на фронте (холод, грязь, обстрелы, редкие увольнительные).
Наступление Нивеля обошлось армии в 200 тысяч погибших и вызвало вспышки разочарования и гнева. Когда в начале мая войска получили приказ продолжить бои в тех же условиях, многие солдаты, в том числе даже самые отважные из них, отказались идти на передовую.
Бунты шли все лето (их апогей пришелся на период с 20 мая по 10 июня) и охватили более полусотни полков. Назначенному вместо Нивеля Петену удалось хоть немного успокоить солдат только улучшив их продовольственное снабжение и расширив число увольнительных.
Точные цифры нам до сих пор неизвестны, однако считается, что военные советы вынесли по меньшей мере 3,5 тысячи решений: 1381 человека приговорили к каторжным работам, а 554 - к расстрелу (49 приговоров приведены в исполнение).
Несмотря на пессимистические прогнозы, при мобилизации уклонистов было всего около 1,5%. Тогда еще никто не принимал во внимание их соображения (религиозные, этические и т.д.), и у них не было никакого статуса, который мог бы как-то их защитить: первое движение за его признание началось лишь в 1923 году. Таким образом, любого, кто отказывался встать на защиту родины, отправляли на каторгу.
Иначе обстояли дела со случаями дезертирства во время конфликта, которые были особенно часты в период бунтов в 1917 году. За этот год насчитали более 21 тысячи дезертиров. Чаще всего их расстреливали.
Французская армия расстреляла около 600 человек, итальянская - 750, а английская - 300. Кроме того, сюда также стоит добавить 60 расстрелянных канадцев и 5 новозеландцев. При этом в немецкой армии, по официальным данным, было приведено в исполнение лишь 23 смертных приговора.
Всего военные суды вынесли 140 тысяч решений, в том числе 2,4 тысячи смертных приговоров: трем четвертям осужденных впоследствии сменили наказание на каторжные работы, а четверть (вот они, наши 600 человек) действительно расстреляли.
Эти цифры, разумеется, не включают в себя поспешные экзекуции, которые устраивали офицеры прямо на поле боя, иногда даже с помощью штатного револьвера.
Солдаты могли заработать такой приговор за дезертирство, бунт, отказ идти в бой или подчиняться приказам, уход с поста или халатность. А иногда и за умышленное членовредительство.
Все эти ситуации, безусловно, рассматривались второпях, что приводило к спорным решениям, главной целью которых было лишь удержать войска в подчинении и не допустить паники.
Пресса и ассоциации выступили с критикой таких злоупотреблений и в конечном итоге вынудили парламент реформировать систему: в 1917 году особые военные советы были упразднены. И не зря: почти две трети смертных приговоров, которые уже были озвучены к тому моменту, нанесли серьезный удар по образу армии как вопиющие проявления несправедливости.
В числе безвинно пострадавших нужно упомянуть бретонца Франсуа Лорана, которого обвинили в умышленно членовредительстве после поспешного осмотра врача, или простодушного корсиканского пастуха Жозефа Габриэлли, которого в 1915 году приговорили к смерти за то, что он потерялся после атаки и спрятался в подвале.
Некоторых из приговоренных к показательным расстрелам выбирали совершенно произвольно.
"Дорогая Люси, когда это письмо дойдет до тебя, меня уже расстреляют. И вот почему. 27 ноября в пять часов вечера после двухчасового обстрела мы доедали суп в траншее. В этот момент на нас с двумя товарищами набросились пробравшиеся сюда немцы и захватили нас в плен.
Мне удалось воспользоваться неразберихой и вырваться от немцев. Я последовал за сослуживцами, и потом меня обвинили в том, что я оставил пост в присутствии врага.
Вчера вечером в военном совете нас было 24 человека. Шестерых, в том числе и меня, приговорили к расстрелу. Я виновен не больше, чем все остальные, но им ведь нужен пример...
До тебя дойдет мой портфель и все, что в нем лежит. Я прощаюсь с тобой со слезами на глазах и болью в душе. Смиренно прошу у тебя прощения за всю ту боль, что тебе причиню, трудности, которые тебя поджидают... Думаю о тебе, до самого конца".
Это письмо Анри Флоха, одного из тех, кого впоследствии прозвали "мучениками из Венгре".
Похожая судьба постигла и "четырех капралов из Суэна". В марте 1915 года целая рота солдат отказалась выходить из траншей (потому что там их ждала неизбежная и бесцельная смерть).
Тогда ее капитан получил приказ выбрать из самых молодых бойцов шесть капралов и 18 солдат (по два на отделение). В результате четверых капралов приговорили к смертной казни и расстреляли на следующий день всего за два часа до прибытия распоряжения об их помиловании и замене наказания на каторжные работы...
Еще большую известность приобрел трагический случай Люсьена Берсо. При зачислении в армию этому кузнецу из Безансона на смогли подобрать положенные по уставу красные штаны (на его размер просто уже ничего не осталось), в связи с чем ему пришлось довольствоваться белыми.
В феврале 1915 года, когда в траншеях стоял жуткий холод, он попросил шерстяные панталоны, и сержант-каптенармус выдал ему испачканные в крови лохмотья, которые сняли с трупа другого солдата. Берсо отказался от них, за что получил неделю гауптвахты.
Тем не менее, полковник Ору посчитал наказание недостаточным и отправил его в особый военный совет, чтобы сделать из него пример для всех новых рекрутов. Этого мужа и отца шестилетней дочери приговорили к расстрелу, а двух выступивших в его защиту сослуживцев отправили на 10-летние каторжные работы в Северную Африку...
Семьям расстрелянных для показательного примера солдат было тем тяжелее, что на их скорбь накладывался стыд за то, что сына, мужа, отца или брата осудили за малодушие.
"Мы жили в ужасной атмосфере необоснованных подозрений и стыда", - скажет впоследствии брат Анри Флоха. Сын одного из мучеников Венгре расскажет, что его выгнали из школы, а мать всегда брала с собой пистолет из-за постоянных оскорблений и угроз.
Это не говоря уже о том, что семьи осужденных лишались любой помощи и пособий. Поэтому после войны многие стали бороться за реабилитацию родственников.
То была долгая (иногда все занимало больше 10 лет) и изнурительная борьба при поддержке ветеранских ассоциаций и Французской лиги защиты прав человека и гражданина. Кроме того, победы в ней были редки: реабилитировать удалось лишь около 40 из 600 расстрелянных.