От звонка до звонка. 1941 - 1945 г.
"В памяти отложилось: раннее утро 26 июня 1941 года, Сенненский район. Первый выстрел по врагу произвел из танка БТ-7 с бортовым номером 16.
Наткнулись мы, как оказалось, на 47-й механизированный корпус. Враг навалился на нас всей мощью огня, брони, авиации. Потеряв в кровавом бою часть лучших воинов и огневых средств, ночью мы начали отходить к Витебску.
Витебск - Орша - Смоленск. Мы движемся на восток. C тяжелыми боями, не зная сна. Очень большой урон наносит авиация противника. Под Оршей мы ремонтировались, когда с высоты на нас, волнами, стали пикировать до полсотни "Юнкерсов". С нарастающим воем неслись к земле бомбы, уничтожая все живое, и я считал их "cвоими", то есть падающими на меня.
Вначале встряхивало вместе с почвой, затем подбрасывало, переворачивало на спину, и я оказывался под градом падающих комьев земли в лицо и грудь. Швыряло и трясло как тряпичную куклу. Небо было в их распоряжении, и они безнаказанно расстреливали нас.
У меня четыре танка. На одном из переходов, на дороге, увидели сломанный "виллис" с раненым генералом. И хотя в таких условиях потеря даже одного танка для нас была равносильна катастрофе мы, не задумываясь, приняли генерала на борт танка и отправили в ближайший полевой госпиталь.
Только после войны я узнал что экипаж доставил его в эвакуирующийся госпиталь, а сам, прикрывая отход, был сожжен.
На подступах к Смоленску, участвовал в бою с моряками Пинской флотилии. Cвою принадлежность к флоту они подчеркивали особой храбростью и бесстрашием, гордясь тельняшкой и бескозыркой.
В арьергардном бою с превосходящими силами противника, я видел, как без поддержки техники, врукопашную сражались с немецкой пехотой отряды Смоленской милиции.
Прикрывая отход, вооруженные пистолетом, редко винтовкой или гранатой, они, понимая свою обреченность, все равно бросались врукопашную. Вряд ли кто из них остался в живых...
В июльскую жару, когда горизонт закрывали клубы пыли и дыма, остатки моей роты заняли оборону на окраине города Смоленска, из которого под постоянной бомбежкой шла эвакуация. Получен приказ: стоять в засаде и не допустить прорыва врага к окраинам города.
Роем капониры. Рядом с моей машиной окапываются танки смуглого капитана. В последнем бою он потерял свою часть. Здесь много таких. Под покровом ночи к нам пришли командир дивизии генерал А.М.Городнянский и полковник Н.В.Мурзин. Они сказали, что город будет сражаться до последних сил, ответственным за оборону назначен генерал-лейтенант М.Ф.Лукин.
Фашисты окружили город с трех сторон. На нашем направлении, как только косые лучи солнца пронзили легкий утренний туман, отчетливо стали видны шлейфы пыли от скоростного движения танков и бронемашин, автомобилей с пехотой. В воздухе до сотни самолетов. На город посыпались бомбы, земля содрогнулась от взрывов. Вокруг каменных скелетов зданий вздыбились столбы дыма.
Стена пыли с немецкими танками приближается - сомнут? Не знаем количества, но догадываемся, что техники врага раза в три больше. Но что это, пять машин капитана вырываются из капониров и, наращивая скорость, уходят вперед. За ним еще группа и еще ...
Делать нечего в окопах, мои экипажи - вперед!.. Сильнейший удар - столкновение. У нас, как и у "PZ" полетела левая гусеница. Стрелять нельзя - разорвет дуло. Мы оказались расторопнее. Григорий Белов вылез через нижний люк и противотанковой гранатой подорвал немца. До конца боя ведем огонь, ворочаясь на одной гусенице... Если бы не маневр капитана, для многих это был бы последний бой.
Массированная психическая атака нескольких немецких полков стала остывать. Нам надо бы еще контратаковать, но нечем, сил мало, а помощи ждать неоткуда - c cевера и юга город обошел враг и вот-вот замкнет путь на восток.
Не имея возможности противостоять превосходящему в огневых средствах и силе врагу, к тому же без боеприпасов и поддержки, вынуждены отойти.
20 июля Смоленск пал. После боя, за невыполнение приказа - капитан был расстрелян.
+++++++++++++++
Август 1944 года. Район города Кросно. Получен приказ: ночью выйти на нейтральную зону, оттуда корректировать огонь артиллерийского полка и обеспечить согласованность действий со стрелковым батальоном. Выстраиваю взвод связистов и обращаюсь к ним: " Кто желает добровольно пойти со мной - шаг вперед!.. Шагнули все 12 человек. Я взял бесстрашного, опытного москвича Бориса Левинсона и двух разведчиков.
День был на исходе. Огромный диск солнца исчез за горизонтом. Серые сумерки опустились на землю. Вдали виднелись зарницы пожаров, черный дым: гитлеровцы жгли польские селения.
Изучив обстановку, мы проползли по проходу минной зоны, а затем, оставив позади проволочное заграждение, оказались на самой высокой точке яйцеобразного холма и начали рыть окоп. Как не старались вчетвером (земля попалась "тяжелая", да и не пошумишь), а окоп получился небольшой.
Установили стереотрубу. Разведчиков отправил к пехотинцам, так как в окопе помещались только мы с Левинсоном - друг против друга. У него на коленях телефонный аппарат, я у трубы. Тесно, но нечего не поделаешь - ждем рассвета.
Забрезжил рассвет. Начали внимательно наблюдать за противником, фиксировать огневые точки и позиции, оперативно передавать их координаты в штаб полка. Получаем указание: " Наблюдение вести весь день до наступления сумерек".
Поднялось солнце. В окопчике сидеть становиться невмоготу: сырая земля отдает влажной духотой, фляжки полупусты. Ага, блеск стереотрубы привлек вражеского снайпера - началась охота. Только пошевелимся, и на бруствере окопа взлетают фонтанчики пыли. Ведем себя крайне осторожно. Худо, если накроют минометным огнем. Время тянется как никогда долго. Понимаю - минометного налета не будет: снайпер либо без связи, либо решил справиться сам.
Матерый - проглядели все глаза, но определить его позиции не удалось. Координаты переданы, ждем спасительную темноту. Тело затекает, мышцы сводит судорога. Господи! Сейчас бы потянуться, пробежаться...
Около часа ни единого выстрела. На исходе дня нервы у Бориса не выдержали. Он решил приподняться ... и снайпер державший нас на прицеле, выстрелил ему прямо в голову. На моих руках он умер.
Левинсон знал, что такие задания не обходятся без жертв. Но он пошел на это, ценой своей жизни доставив сведения для успешного (с малыми потерями) наступления товарищей по оружию...
Почему я остался жив, будучи на фронте с начала и до Победы? Одним из ответов считаю то, что кто-то из соратников, в роковую минуту мог заслонить меня собою, или отвести прицел на себя, или до выстрела направленного в меня, на мгновение опередив, уложить врага...
+++++++++++++++++
Сейчас, спустя десятки лет, когда исполняется песня "На безымянной высоте", ее слова воскрешают в моей памяти бой под Жешувом у высоты 226,6.
Развивая наступление, километрах в десяти от прорыва линии обороны, пришлось вступить в бой с противником, оставшимся в тылу. Группа из двух тяжелых и одного легкого танка в сопровождении свыше 50 солдат ночью, по высохшему руслу речки проникла к важному перекрестку дорог и уничтожала все, что двигалось по ним, наводя страх и создавая пробки в движении войск.
По приказу командира полка мы прибыли в указанный район в конце дня. Разведав расположение врага, служба взвода управления заняла командную высоту. Два орудия разместили на обочине рокадной дороги, чтобы бить прямой наводкой, а два - западнее хутора, у основания высоты, для ведения огня с закрытой позиции. Установили связь. Наблюдаем.
Из укрытий, крадучись, выползают два танка, как бандиты выходят на большую дорогу - к жертве. Подаем команду своим огневым средствам. Оба 122 - миллиметровые орудия открыли беглый огонь.
Фашисты, почувствовав, что артиллерия бьет целенаправленно, быстро спустились в лощинку и укрылись за домами хутора. В них находились жители, поэтому стрельбу пришлось на время прекратить.
Наступила ночь. Оба орудия сняли с прямой наводки у шоссе и установили при въезде на хутор, чтобы закрыть выход танкам к перекрестку. Это был риск, так как наш огневой взвод при активном действии противника не смог бы устоять, поэтому часть разведчиков, связистов и шоферов направились к орудиям.
На высоте оставалось 9 человек, чтобы с рассвета могли корректировать отсюда огонь артиллерии...
Около полуночи по нашей огневой позиции был открыт сильный пулеметный и автоматный огонь, немцы напали с трех сторон. Мы предполагали такой вариант и заранее зарядили орудия снарядами с картечью.
Ими можно стрелять по живой силе на расстоянии от 100 до 400 метров. Наводчики вслепую, по интуиции, произвели наскоро вертикальную наводку и дали залп в сторону врага. Вмиг все ослепило, и аккорд стрельбы закончился громом орудий.
Все стихло. Ночь провели в особом напряжении, а перед рассветом я перебрался на высоту, чтобы к бою подключить орудия с закрытой позиции.
Подходя к самой высоте почувствовал неладное. В предрассветной темноте заметил, как по ее окружности перебегали люди. Это подтвердили и разведчики, находившиеся на высоте. Понятно. Готовятся уничтожить наш КП. Похоже, мы уже окружены. Готовимся к бою.
У нас есть ручной пулемет, автоматы, гранаты, пистолеты. Имеется связь. Звоню своему заместителю старшему лейтенанту Хоменко: " Сними два орудия с дальних огневых позиций и поставь их ближе к хутору, держи под прицелом высоту - наш КП. В случае перестрелки, выручай огнем орудий: бей по высоте и танкам. Доложи командиру полка".
Видимо, еще засветло, группа немцев заметила нас и охотилась, чтобы уничтожить КП и парализовать действия орудий. Минут через 15 связь прервалась, а без нее нельзя направлять действия наших подразделений. Поэтому разведчики Сатов, Григорьев, Грошев с остатком провода подключаются к телефону, пытаются без шума по склонам высоты установить связь с огневой позицией.
Они осторожно скрываются в темноте. Прислушиваемся... Вдруг огненные струи заплясали вокруг высоты. Что с ребятами? На высоту стали падать осветительные ракеты. Слышны гортанные крики немцев. Вихри трассирующих пуль скрестились над нашими головами, неподалеку рвались гранаты.
Нас семь человек. Создали круговую оборону. Основная опасность от гранат. Навесного огня фашистам не создать. Мы дорожим каждой "лимонкой", велика цена и каждому патрону. Плохо, если вершину высоты будут атаковать со всех сторон, так нехотя можно поразить и своих при встречной стрельбе.
Нечем бить по танкам. Показывая нашу огневую мощь, по очереди ведем стрельбу из пулемета и держим врага в зоне поражения. Брошенные в нас гранаты до окопов не достают, но осколки падают. Ревет танк, он ползет по высоте. Наверняка, под прикрытием стального корпуса, лезут и фашисты. Готовимся открыть огонь, чтобы ослепить танк, отсечь от него солдат. Одолеть стальную махину - шансов никаких.
Над головами свист пуль, рвутся ручные гранаты. Танк уже рядом и двигатель ревет на форсированном режиме - чувствуем запах солярки, уже вздыбился корпус - точно остановился перед прыжком, гусеницы медленно прокручиваются и оседают.
Вдруг чувствуем сразу два мощных взрыва, встряхнувшие высоту, ударило разрывной волной и потянуло запахом тротила - это наши орудия бьют по танкам. К нам уже летят и рвутся гранаты с длинными деревянными ручками. Старший сержант Жора Жуль успел схватить одну и бросить обратно.
Чувствуем, рядом враг, спускаем за бруствер автоматы, пистолеты, ведем огонь по вероятным живым целям, создавая сплошную зону огня. Затаскиваем в блиндаж раненых Марева и Розанова. Оказываем друг другу по очереди необходимую помощь.
Батарейцы, чувствуя наше положение, усилили огонь, видимо хотят поразить или отогнать танк. От разрыва 24-килограммовых снарядов вздрагивает высота, жужжат и падают рядом большие осколки. Танк, который подходил и грозил раздавить нас, не одолел крутизны, попятился назад, развернулся, чтобы подойти к нам с более пологой стороны, подставил борт и был подбит, но из орудия продолжал вести огонь.
Раненый Коля Марев нашел в себе силы и что-то кричит ... Подбегаю, а он тычет мне в лицо телефонной трубкой. Есть связь с огневой позицией. (Ее восстановил Григорьев). Прошло минут пять. Над нами упали ракеты, со всех сторон застрочили взахлеб "шмайсеры", на нашем пятачке рвутся гранаты - значит, штурм.
Кричу в трубку: " Хоменко! Нас атакуют, огонь по самой высоте, снарядов не жалей!". Закипел ближний ружейно-автоматный бой. Бросаем последние гранаты, на исходе патроны...
Стонет старший сержант Андреев. Ох, сколько раз он выручал, даже при одном минометном обстреле прикрыл меня собой и спас от ранения, а теперь плохо с этим молодым, могучим парнем-сибиряком.
"Заговорили" беглым огнем батареи, сотрясается от разрывов высотка, оседают края траншей, разворочен взрывом блиндаж. Вижу, Басов тянет из-под погибшего автомат, зря нажимая на спусковой крючок - нет патронов. Ползу к телефону, а он разбит.
Еще есть полдиска к " дегтярю", потом - "амба". Хотя и он уже не нужен. Немцы не подойдут, на высотке кромешный ад от своей батареи. Вжимаемся в землю - оглохшие, обезумевшие... Засыпанные землей не сразу осознаем могучий крик " Ура!" и чьи-то руки поднимают меня...
Нам помогли добить врага пехотинцы 118-ой стрелковой дивизии двигавшиеся по освобожденному и удержанному нами шоссе. Батарейцами было уничтожено три танка, убито 37 фашистов, остальные взяты в плен.
++++++++++++++++
Группировка противника перед фронтом нашей армии насчитывала свыше 300 тысяч немецких и венгерских солдат и офицеров.
В период очень короткой подготовки к прорыву линии фронта, мой артдивизион был откомандирован в распоряжение командующего артиллерией 1-го Чехословацкого армейского корпуса полковника Савицкого.
Прибыв на место, я получил боевую задачу и готовил личный состав и технику к боям в непривычных горных условиях. Сроки предельно сжаты. На подготовку я получил четыре дня.
8 сентября рано утром 1700 орудий и минометов 38-й армии открыли огонь по вражеским позициям. Артподготовка длилась 125 минут. Огневой шквал захватил в глубину до полутора километров.
Сопротивление было чрезвычайно упорным. Мы продвигались очень медленно, ценой значительных потерь. Только исключительная стойкость, самопожертвование, храбрость советских и чехословацких воинов преодолевали железный заслон.
Вспоминается такой эпизод. Западнее села Махнувка немцы превосходящими силами контратаковали второй прапор (батальон), только что занявший высоту 534 (высота открывала путь к Дукле и бои за нее шли уже вторую неделю).
Прапор отступил. Находясь подручным у полковника Савицкого, я видел, как комкор - бригадный генерал Людвиг Свобода ( мы обращались к нему " господин бригадный генерал"), взяв автомат, побежал в сторону отходящего батальона.
В это время батарея "катюш" и три батареи моего дивизиона открыли ураганный огонь по контратакующему противнику, заставив его залечь. А поднятый в атаку генералом Свободой личный состав прапора и резервные подразделения, опрокинув врага, вновь заняли высоту. Вскоре к ним подошли наши танки.
Мне не приходилось видеть раньше, чтобы генералы ходили в атаку. О храбрости, бесстрашии генерала мы знали не только по рассказам личного состава корпуса, а убеждались в этих его качествах сами. За героизм Л.Cвобода удостоен звания Героя Советского Союза.
+++++++++++++++++++
11 сентября в районе села Лысая Гура наш дивизион оказывал огневую помощь Первому кавалерийскому корпусу, который для развития успеха наших войск вводился в разрыв шириной до двух километров, образовавшийся в обороне противника.
Этот смелый, трудный маневр осуществлялся под сильным огнем противника. Мы вели стрельбу на пределе дальности (до 12 километров) ограждая кавалеристов от контратак с флангов. Продвигались ценой значительных потерь.
Бронечасти противника хорошо зная и умело используя складки местности, искусно заходили во фланги наших огневых позиций и расположений стрелковых подразделений. Мы же только учились действовать в гористой местности.
В ночь на 13 сентября старший лейтенант Хоменко - балагур и мечтатель, доложил мне, что по лощине близко к орудиям подошли и укрылись несколько танков; они шли из тыла, и причин к беспокойству не было.
Встревожила его абсолютная тишина, ни одного слова. Послали разведку. Она сообщила, что в 600-800 метрах от орудий - бронемашины противника. Стало ясно, что с наступлением рассвета мы будем атакованы. Решили опередить врага. Развернув орудия, первыми вступили в бой: подожгли танк и два бронетранспортера.
Да, Дуклинский перевал дался нам нелегко. Были кровавые бои, грязь, холод, были потери. В боях за село Теодоровка, в семи с половиной километрах от чешской границы, погиб мой друг командир батареи капитан Михаил Майоров.
Сколько боевых дорог мы прошли вместе! Мне не удалось взглянуть на него в последний раз (в это время руководил боями по отражению контратаки гитлеровских танков на чешские подразделения в районе села Ивля ).
Когда получил сообщение о его гибели, до боли сжал зубы, направил "ТТ" в сторону врага и выпустил всю обойму.
++++++++++++++++++++
Утром 6 октября мы с группой чешских друзей присутствовали при установке на одной из проселочных дорог пограничного столба. За ним начиналась Чехословакия.
На совещании командного состава корпуса Л.Свобода вручил мне медаль "За храбрость" и диплом, которые я храню, как незабвенные знаки нашей боевой дружбы.
Время не изгладило из памяти события и фамилии тех, с кем, как говорится, "из одного котелка хлебали кашу" - штабс-капитан Загора, поручик Билей, штабс-капитан Ярош - люди прекрасной души, в полной мере испытавшие величайшее напряжение военного лихолетья.
++++++++++++++++++++
В разгар боя, на подступах к Берлину, ко мне на огневую позицию прибежал майор И.Ф.Баранов. "Николай, мои бойцы задержали поляка бежавшего из Луккенвальдского лагеря военнопленных. Он утверждает, что в любую минуту лагерь может быть уничтожен фашистской охраной. Что делать?"
В блиндаже истощенный человек, глотая хлеб вперемешку со слезами, рассказывал об ужасах лагеря. Из его слов выходило, что лагерь большой, интернациональный, есть там и женщины...
Иван Федорович тщетно пытался связаться с командиром бригады. Решение созрело мгновенно, выскочил из землянки: "Толя, Горшков, за старшего на позиции!, ординарцу: "Тягачи к орудиям!" Вышедший следом Баранов недовольно крутя головой сказал: "Не дури. Снять орудия с огневой без ведома комбрига, ты соображаешь...". "Иван, ты здесь ни при чем, возьму одну батарею, отвечать мне..."
К паре тягачей уже подцеплены орудия с расчетами, проводником берем поляка. Неутерпевший Баранов запрыгивает на ходу, в глазах веселые чертики: "А, семь бед - один ответ! Я с тобой!"
На большой скорости выскакиваем на дорогу, идущую через сосновый бор к Луккенвальде. Плохо - без разведки, не зная местности... но" бог не выдаст, фашист не съест ".
Через 5-6 километров лес закончился. Перед нами лагерь - множество стоящих рядами бараков. По углам огражденной колючей проволокой зоны, стояли четыре вышки, справа - караульное помещение.
Охрана не дремлет, зло захлебнувшись, ожила пулеметными очередями левая вышка. Но внезапность за нами, мы успеваем, быстро развернувшись в боевой порядок открыть огонь. Первый залп заваливает вышку, следующими накрываем караульное помещение и ... прекращаем огонь.
Так можно зацепить и бараки. Сдаваться гитлеровцы не собираются, выкуривать же их из лагеря и не задеть своих - невозможно. Сил для штурма маловато. Вдруг, с противоположной стороны лагеря доноситься пулеметно-автоматная стрельба.
Кто-то штурмует лагерь с севера. Охрана растерявшись, бросила огневые позиции и, отстреливаясь, небольшими группами стала уходить в лес в западном направлении. Их преследовала рота автоматчиков, так же как и мы пришедшая на помощь военнопленным.
Лагерь оказался разделен на две половины: на одной - наши, на другой - иностранные военнопленные. И если на половине с американцами, англичанами, французами уже слышны восторженные крики, видны радостные обьятия, то большинство русской половины бараков встречает нас молчанием.
Заглядываем в окна: внутри битком набито людей. Показываем жестом, мол, выходите, а люди молчат. Когда наши солдаты открыли одну из дверей - из помещения дохнуло нездоровым и удушливым запахом. Вдруг кто-то застонал, и стало слышно шевеление людей, их хрипы и вздохи. Послышался голос: "Не входите. Мы заразно больные ". Я увидел изможденных, прямо по костям обтянутых кожей людей...
Позже мы узнали, что в этом лагере было свыше десяти тысяч пленных из разных стран. Уже трое суток они не пили и не ели, их даже из бараков не выпускали. Больные и обессиленные люди умирали каждые сутки. Теперь все ужасы для них позади.
++++++++++++++++++++
Весна набирала силы, начинала цвести черемуха, люди радовались оживающей природе и приближающемуся победному финишу. Враг уже схвачен за горло, но еще способен огрызаться.
Город Цоссен укрыт лесным массивом. Там, в подземелье, находится генштаб вермахта. Стало известно, что его взяли гвардейцы армии В.И.Чуйкова.
Но фашисты продолжали оттягиваться к Берлину. Мой дивизион занял огневые позиции на дорогах перекрестках от Ютербога до Луккенвальде с задачей не пропустить окруженные немецкие войска. Я находился рядом с батареей капитана Горшкова, окопавшейся на южной окраине Луккенвальде, готовой открыть огонь в любой момент.
Раздался шум винта, и мы заметили, что со стороны лесного массива к нам приближается самолет связи и неуклюже садится на нашу огневую позицию. Попрыгав по кочкам, он остановился метрах в двадцати от нас. Из кабины выпрыгнул молодой, разгоряченный лейтенант - летчик и заходил вокруг самолета.
Покачал головой, осматривая отверстия на крыльях и фюзеляже, и бесшабашно махнув рукой, направился к нам. Попросив карту, стал быстро излагать: " Здесь и здесь, по лесным дорогам, в 3-5 километрах, в вашем направлении идут колонны пехоты, cамоходки, танки и много другой техники гитлеровцев. Двигаются быстро, так что встречайте гостей артиллеристы".
Действительно, спустя час на нашем направлении, на опушке леса появилось много солдат. Они начали махать белым полотнищем. Затем группа до сотни человек отделилась и с поднятым белым флагом двинулась к нам. Видя, что с нашей стороны нет отзыва (спасибо летчику!), они быстро рассредоточились в цепь и побежали.
Имитация сдачи в плен подтвердилась: не доходя до нас метров 200, фашисты падают на землю и открывают огонь из пулеметов и автоматов. В этот момент грохотом орудий и бронемашин оживает опушка леса. Отвечаем огнем. Так как залегшая пехота не предпринимает активных действий, завязывается артиллерийская дуэль.
Вскоре мы понимаем, что дуэль отвлекает нас от главных сил противника, которые повернули правее и направились к городу Ютербогу. Бой по отражению противника затягивается. Скоро наступят сумерки. Нам нельзя было оставаться на ночь под давлением численно превосходящих сил, так как огневые позиции могут оказаться заблокированными и пропустить основные части к Берлину.
Я переговорил с летчиком о том, чтобы он связался по радио с управлением связи и попросил направить авиацию на скопление немецких сил еще до темноты.
Лейтенант с радистом передавали координаты, когда ко мне подошел командир батареи "катюш", невесть как оказавшихся рядом с моей позицией. "Ну что, помочь чертей жарить?" Он сообщил данные в свой дивизион и проговорил: "Представление начинается!" Смотрим в сторону своих огневых позиций.
Замечаем, как к грохоту наших орудий присоединяется новый звук. Вначале видно как краснохвостые кометы, сопровождаемые заревом и дымом, поднимаются вверх. Их рев и шум, а затем частые и мощные разрывы реактивных снарядов поражают грохотом, ослепительным блеском. Все ревет и трещит. Снопы огня жгут и рвут все вокруг. Лес с живой силой и танками накрыт сплошным огнем.
В это время над лесным массивом Луккенвальде - Ютербог и далее в направлении Цоссена появляется десятка два штурмовиков. "Ильюшины"! Лес застонал от взрывов авиабомб. Стоял кромешный ад. Гонимые смертью и безысходностью положения, оставшиеся в живых в этой "мясорубке", бросали оружие и сдавались.
Уже наступил вечер, а пленные шли и шли огромными толпами. Комендантское подразделение едва успевало давать им направление на юг и юго-восток от Берлина, а раненых оставляли в бараках освобожденного недавно интернационального лагеря.
Ранним утром проезжая мимо того, что еще вчера называлось лесом, увидел страшную картину. Воронки, воронки - большие, маленькие, а потом сплошные черные дымные полосы выжженной земли - работа" катюш ". Двигавшаяся еще вчера военная техника превратилась в кучу оплавленного металлолома, среди которого невозможно было определить, чему он принадлежал. И трупы, трупы... Огромный массив стал могилой отборных войск генерала Буссе.
+++++++++++++++++++++
Весна 1945 года. Войска готовились к Берлинской операции. До фашистского логова оставалось 140 км. 16 апреля 1- Украинский фронт перешел в наступление. На оборону противника - по западному берегу реки Нейсе обрушились удары артиллерии и авиации.
Артподготовка длилась два часа тридцать пять минут. Cила артиллерийского удара была огромной - до 250 орудий обстреливали километр фронта. В конце этого огненного смерча летчики-штурмовики поставили вдоль реки сплошную дымовую завесу. Была тихая погода, и густой дым желтого цвета затянул всю долину Нейсе.
Cломав сопротивление врага, войска 13-ой армии генерала Пухова и части 3-й танковой армии двинулись на север, для атаки Берлина с юга. Для поддержки авангарда в прорыв вошла и наша 17-ая артдивизия.
Очень тяжелые бои пришлось вести с окруженными частями 9-ой и 12-ой немецких армий. Сдерживая огнем эти силы, которые сжимали образовавшийся после ушедшего вперед авангарда коридор, артиллеристы вплоть до 29 апреля отражали атаки обреченных на уничтожение и пленение фашистских войск, пытавшихся деблокировать город и оказать помощь окруженному Берлинскому гарнизону. За эти бои 26 воинов нашего дивизиона были представлены к правительственным наградам.
Я был вызван к командиру бригады с докладом о ходе боев и за получением боевого задания. Комбриг коротко обрисовал положение дел.
В ночь на 30 апреля наше подразделение переброшено за окружную автостраду Берлина, и мы сразу попали под огонь противника, действовавшего в засаде. Атаки врага отражаем огнем орудий прямой наводкой.
Виднеется Берлин. В воздухе все время вихрь огромной массы металла, от падения которого дымится земля. Огонь, дым. В памяти тех дней огромный город остался быстрой сменой острых, резких картин:
Ночь. Вижу, как два танка противника таранным ударом, в сопровождении пехоты, врываются во двор жилого массива. Тут же вдоль улицы начинает хлестать немецкий спаренный пулемет. К нему подключаются несколько орудий.
Ко мне подбегает командир штурмового отряда капитан Грицун - Бог войны, дай огонька, подави огневые точки!
Открываю сосредоточенный огонь - противник несет потери, прячется в подъездах домов. Отряд капитана с двумя СУ-120 устремился к жилому кварталу. Громкоголосое "ура" и ливень огня, сделали свое дело. Двумя орудиями лейтенанта Арутюнова добиваем очаги сопротивления по вспышкам в ночи. В небе, как кометы, летят снаряды "катюш" - по противнику, перешедшему в контратаку в центре города.
Рассвет. Группа гестаповцев (отчаянные солдаты) устремилась в дом, где на третьем этаже наш "КП". Завязался бой в коридорах, на лестничных клетках. Пули долбят стену над моей головой, подняться в рост нельзя - окно на прицеле.
За углом улиц Потсдамштрассе и Палацштрассе, скапливается много автоматчиков. Положение усложняется. По рации сообщаю координаты автоматчиков орудиям на закрытой позиции, а батарее на прямой наводке, даю команду нанести удар по первому этажу нашего дома. Разрывы тяжелых снарядов крушат первый этаж. От пыли, грязи, дыма, дышать тяжело, на зубах песок, в горле першит - противник отошел.
Заскакиваем в подвал дома, в темноте шорохи. Палец на курке. Останавливает детский плачь - женщины с детьми прячутся от боя. Одна, что-то быстро говорит, показывая в окно. На противоположной стороне улицы группа немцев заметив нас в проемах, открывает огонь.
Крикнув женщинам: " Ложись!", бегом на второй этаж и сверху ответный удар. Немецкие очереди хлещут по этажу, а для верности фашисты запускают несколько" фаустов" в подвал. Крики обрываются...
Близкая автоматная очередь заставляет нас укрыться в углу квартиры. Мы считали, что эти дома покинуты немцами, ведь штурмовые отряды далеко впереди. Наблюдаем. Из противоположного дома автоматчик ведет интенсивный огонь в нашу сторону. Борис Ходаков хватается за плечо - ранение.
Вместе с разведчиками заходим сзади, осторожно заглядываем в проем. У окна разложены гранаты, несколько "фаустов". Маленький автоматчик так увлечен стрельбой, что ничего не видит и не слышит вокруг себя. Обезоруживаем. Мальчишка в форме "гитлерюгенд", с воспаленными глазами и потрескавшимися губами, недоуменно и с любопытством озирается.
Из сбивчивой речи кое-как удается понять, что его самый главный командир - ефрейтор Клаус, защищавший этот дом, погиб час назад. Остальные отошли. Затащив тело ефрейтора в подвал, собрал оружие и, назначив себя начальником обороны, вернулся на огневую позицию...
Штурмовые отряды выкуривают эсэсовцев из каждого дома. По улице движутся три "фердинанда" - огромные, хорошо бронированные самоходные артиллерийские установки - гроза танкистов. Движутся они осторожно, всем корпусом наводя свои орудия, затем останавливаются и стреляют в зону перекрестка улиц: от зданий отделяются куски кирпича и облака пыли.
Они как знают, что за углом притаились наши "тридцатьчетверки" и ждут выхода "фердинандов" в сектор обстрела своих орудий. Проницательны.
Командую открыть беглый огонь. Выстрелы батарейцев потонули в шуме боя, и шквал бронебойных 24-килограммовых снарядов заставляет пятиться две самоходки. Первая делает медленный разворот, подставив левый борт, и тут же пламя охватывает ее броню.
Второй "фердинанд" c подбитой гусеницей закрутился на месте, и через несколько секунд загорелся, как и первый, перекрыв отход. Оставшаяся самоходка рванула вперед и оказалась перед орудиями "тридцатьчетверок ". Они и превратили ее в пылающий костер.
Идут по развалинам улиц офицеры, солдаты, генералы. Руки висят как плети, головы поникли, померкли погоны, кокарды на высоких тульях, свастики на рукавах. Горы оружия и колонны солдат...
+++++++++++++++++
Из Чехословакии нашу 17 артиллерийскую дивизию прорыва Верховного командования своим ходом перевели в г. Кремс (Австрия).
Недалеко от него родился Гитлер. Cвою деревню он распорядился перенести, а на ее месте сделать полигон. На нем долгое время тренировал свою дивизию Паулюс, а вот теперь и я провел полевые стрельбы.
Однажды меня вызывает командир 17-ой арт. дивизии - генерал-лейтенант артиллерии, Герой Советского Союза Волкенштейн Сергей Сергеевич. Бывший офицер царской армии, добровольно перешедший в Красную Армию, несколько лет был военным атташе в США.
Как говорили, он владел оставшимися от родственников - 4 миллионами долларов, которые перевел в бюджет Родины. Грамотный, интеллигентный, владеющий несколькими иностранными языками генерал, был кумиром и объектом подражания всеми офицерами дивизии.
Командование дивизии рекомендует Вас на учебу в ВШШКА, что скажете? Вскоре сдав дивизион заместителю, после прощального ужина, выехал в Коломну, где предстояло учиться." - из воспоминаний Н.В. Васильева. Прошел всю войну. Награжден орденами : А.Невского , Красной Звезды , Отечественной войны 1 и 2 степеней , медалями : За освобождение Праги , За взятие Берлина , чешской медалью из рук Людвига Свободы - За храбрость. Начинал войну командиром танковой роты на Западном фронте , закончил зам. начальника штаба артиллерийской бригады в Берлине.
[ + 3 фото ]
Наткнулись мы, как оказалось, на 47-й механизированный корпус. Враг навалился на нас всей мощью огня, брони, авиации. Потеряв в кровавом бою часть лучших воинов и огневых средств, ночью мы начали отходить к Витебску.
Витебск - Орша - Смоленск. Мы движемся на восток. C тяжелыми боями, не зная сна. Очень большой урон наносит авиация противника. Под Оршей мы ремонтировались, когда с высоты на нас, волнами, стали пикировать до полсотни "Юнкерсов". С нарастающим воем неслись к земле бомбы, уничтожая все живое, и я считал их "cвоими", то есть падающими на меня.
Вначале встряхивало вместе с почвой, затем подбрасывало, переворачивало на спину, и я оказывался под градом падающих комьев земли в лицо и грудь. Швыряло и трясло как тряпичную куклу. Небо было в их распоряжении, и они безнаказанно расстреливали нас.
У меня четыре танка. На одном из переходов, на дороге, увидели сломанный "виллис" с раненым генералом. И хотя в таких условиях потеря даже одного танка для нас была равносильна катастрофе мы, не задумываясь, приняли генерала на борт танка и отправили в ближайший полевой госпиталь.
Только после войны я узнал что экипаж доставил его в эвакуирующийся госпиталь, а сам, прикрывая отход, был сожжен.
На подступах к Смоленску, участвовал в бою с моряками Пинской флотилии. Cвою принадлежность к флоту они подчеркивали особой храбростью и бесстрашием, гордясь тельняшкой и бескозыркой.
В арьергардном бою с превосходящими силами противника, я видел, как без поддержки техники, врукопашную сражались с немецкой пехотой отряды Смоленской милиции.
Прикрывая отход, вооруженные пистолетом, редко винтовкой или гранатой, они, понимая свою обреченность, все равно бросались врукопашную. Вряд ли кто из них остался в живых...
В июльскую жару, когда горизонт закрывали клубы пыли и дыма, остатки моей роты заняли оборону на окраине города Смоленска, из которого под постоянной бомбежкой шла эвакуация. Получен приказ: стоять в засаде и не допустить прорыва врага к окраинам города.
Роем капониры. Рядом с моей машиной окапываются танки смуглого капитана. В последнем бою он потерял свою часть. Здесь много таких. Под покровом ночи к нам пришли командир дивизии генерал А.М.Городнянский и полковник Н.В.Мурзин. Они сказали, что город будет сражаться до последних сил, ответственным за оборону назначен генерал-лейтенант М.Ф.Лукин.
Фашисты окружили город с трех сторон. На нашем направлении, как только косые лучи солнца пронзили легкий утренний туман, отчетливо стали видны шлейфы пыли от скоростного движения танков и бронемашин, автомобилей с пехотой. В воздухе до сотни самолетов. На город посыпались бомбы, земля содрогнулась от взрывов. Вокруг каменных скелетов зданий вздыбились столбы дыма.
Стена пыли с немецкими танками приближается - сомнут? Не знаем количества, но догадываемся, что техники врага раза в три больше. Но что это, пять машин капитана вырываются из капониров и, наращивая скорость, уходят вперед. За ним еще группа и еще ...
Делать нечего в окопах, мои экипажи - вперед!.. Сильнейший удар - столкновение. У нас, как и у "PZ" полетела левая гусеница. Стрелять нельзя - разорвет дуло. Мы оказались расторопнее. Григорий Белов вылез через нижний люк и противотанковой гранатой подорвал немца. До конца боя ведем огонь, ворочаясь на одной гусенице... Если бы не маневр капитана, для многих это был бы последний бой.
Массированная психическая атака нескольких немецких полков стала остывать. Нам надо бы еще контратаковать, но нечем, сил мало, а помощи ждать неоткуда - c cевера и юга город обошел враг и вот-вот замкнет путь на восток.
Не имея возможности противостоять превосходящему в огневых средствах и силе врагу, к тому же без боеприпасов и поддержки, вынуждены отойти.
20 июля Смоленск пал. После боя, за невыполнение приказа - капитан был расстрелян.
+++++++++++++++
Август 1944 года. Район города Кросно. Получен приказ: ночью выйти на нейтральную зону, оттуда корректировать огонь артиллерийского полка и обеспечить согласованность действий со стрелковым батальоном. Выстраиваю взвод связистов и обращаюсь к ним: " Кто желает добровольно пойти со мной - шаг вперед!.. Шагнули все 12 человек. Я взял бесстрашного, опытного москвича Бориса Левинсона и двух разведчиков.
День был на исходе. Огромный диск солнца исчез за горизонтом. Серые сумерки опустились на землю. Вдали виднелись зарницы пожаров, черный дым: гитлеровцы жгли польские селения.
Изучив обстановку, мы проползли по проходу минной зоны, а затем, оставив позади проволочное заграждение, оказались на самой высокой точке яйцеобразного холма и начали рыть окоп. Как не старались вчетвером (земля попалась "тяжелая", да и не пошумишь), а окоп получился небольшой.
Установили стереотрубу. Разведчиков отправил к пехотинцам, так как в окопе помещались только мы с Левинсоном - друг против друга. У него на коленях телефонный аппарат, я у трубы. Тесно, но нечего не поделаешь - ждем рассвета.
Забрезжил рассвет. Начали внимательно наблюдать за противником, фиксировать огневые точки и позиции, оперативно передавать их координаты в штаб полка. Получаем указание: " Наблюдение вести весь день до наступления сумерек".
Поднялось солнце. В окопчике сидеть становиться невмоготу: сырая земля отдает влажной духотой, фляжки полупусты. Ага, блеск стереотрубы привлек вражеского снайпера - началась охота. Только пошевелимся, и на бруствере окопа взлетают фонтанчики пыли. Ведем себя крайне осторожно. Худо, если накроют минометным огнем. Время тянется как никогда долго. Понимаю - минометного налета не будет: снайпер либо без связи, либо решил справиться сам.
Матерый - проглядели все глаза, но определить его позиции не удалось. Координаты переданы, ждем спасительную темноту. Тело затекает, мышцы сводит судорога. Господи! Сейчас бы потянуться, пробежаться...
Около часа ни единого выстрела. На исходе дня нервы у Бориса не выдержали. Он решил приподняться ... и снайпер державший нас на прицеле, выстрелил ему прямо в голову. На моих руках он умер.
Левинсон знал, что такие задания не обходятся без жертв. Но он пошел на это, ценой своей жизни доставив сведения для успешного (с малыми потерями) наступления товарищей по оружию...
Почему я остался жив, будучи на фронте с начала и до Победы? Одним из ответов считаю то, что кто-то из соратников, в роковую минуту мог заслонить меня собою, или отвести прицел на себя, или до выстрела направленного в меня, на мгновение опередив, уложить врага...
+++++++++++++++++
Сейчас, спустя десятки лет, когда исполняется песня "На безымянной высоте", ее слова воскрешают в моей памяти бой под Жешувом у высоты 226,6.
Развивая наступление, километрах в десяти от прорыва линии обороны, пришлось вступить в бой с противником, оставшимся в тылу. Группа из двух тяжелых и одного легкого танка в сопровождении свыше 50 солдат ночью, по высохшему руслу речки проникла к важному перекрестку дорог и уничтожала все, что двигалось по ним, наводя страх и создавая пробки в движении войск.
По приказу командира полка мы прибыли в указанный район в конце дня. Разведав расположение врага, служба взвода управления заняла командную высоту. Два орудия разместили на обочине рокадной дороги, чтобы бить прямой наводкой, а два - западнее хутора, у основания высоты, для ведения огня с закрытой позиции. Установили связь. Наблюдаем.
Из укрытий, крадучись, выползают два танка, как бандиты выходят на большую дорогу - к жертве. Подаем команду своим огневым средствам. Оба 122 - миллиметровые орудия открыли беглый огонь.
Фашисты, почувствовав, что артиллерия бьет целенаправленно, быстро спустились в лощинку и укрылись за домами хутора. В них находились жители, поэтому стрельбу пришлось на время прекратить.
Наступила ночь. Оба орудия сняли с прямой наводки у шоссе и установили при въезде на хутор, чтобы закрыть выход танкам к перекрестку. Это был риск, так как наш огневой взвод при активном действии противника не смог бы устоять, поэтому часть разведчиков, связистов и шоферов направились к орудиям.
На высоте оставалось 9 человек, чтобы с рассвета могли корректировать отсюда огонь артиллерии...
Около полуночи по нашей огневой позиции был открыт сильный пулеметный и автоматный огонь, немцы напали с трех сторон. Мы предполагали такой вариант и заранее зарядили орудия снарядами с картечью.
Ими можно стрелять по живой силе на расстоянии от 100 до 400 метров. Наводчики вслепую, по интуиции, произвели наскоро вертикальную наводку и дали залп в сторону врага. Вмиг все ослепило, и аккорд стрельбы закончился громом орудий.
Все стихло. Ночь провели в особом напряжении, а перед рассветом я перебрался на высоту, чтобы к бою подключить орудия с закрытой позиции.
Подходя к самой высоте почувствовал неладное. В предрассветной темноте заметил, как по ее окружности перебегали люди. Это подтвердили и разведчики, находившиеся на высоте. Понятно. Готовятся уничтожить наш КП. Похоже, мы уже окружены. Готовимся к бою.
У нас есть ручной пулемет, автоматы, гранаты, пистолеты. Имеется связь. Звоню своему заместителю старшему лейтенанту Хоменко: " Сними два орудия с дальних огневых позиций и поставь их ближе к хутору, держи под прицелом высоту - наш КП. В случае перестрелки, выручай огнем орудий: бей по высоте и танкам. Доложи командиру полка".
Видимо, еще засветло, группа немцев заметила нас и охотилась, чтобы уничтожить КП и парализовать действия орудий. Минут через 15 связь прервалась, а без нее нельзя направлять действия наших подразделений. Поэтому разведчики Сатов, Григорьев, Грошев с остатком провода подключаются к телефону, пытаются без шума по склонам высоты установить связь с огневой позицией.
Они осторожно скрываются в темноте. Прислушиваемся... Вдруг огненные струи заплясали вокруг высоты. Что с ребятами? На высоту стали падать осветительные ракеты. Слышны гортанные крики немцев. Вихри трассирующих пуль скрестились над нашими головами, неподалеку рвались гранаты.
Нас семь человек. Создали круговую оборону. Основная опасность от гранат. Навесного огня фашистам не создать. Мы дорожим каждой "лимонкой", велика цена и каждому патрону. Плохо, если вершину высоты будут атаковать со всех сторон, так нехотя можно поразить и своих при встречной стрельбе.
Нечем бить по танкам. Показывая нашу огневую мощь, по очереди ведем стрельбу из пулемета и держим врага в зоне поражения. Брошенные в нас гранаты до окопов не достают, но осколки падают. Ревет танк, он ползет по высоте. Наверняка, под прикрытием стального корпуса, лезут и фашисты. Готовимся открыть огонь, чтобы ослепить танк, отсечь от него солдат. Одолеть стальную махину - шансов никаких.
Над головами свист пуль, рвутся ручные гранаты. Танк уже рядом и двигатель ревет на форсированном режиме - чувствуем запах солярки, уже вздыбился корпус - точно остановился перед прыжком, гусеницы медленно прокручиваются и оседают.
Вдруг чувствуем сразу два мощных взрыва, встряхнувшие высоту, ударило разрывной волной и потянуло запахом тротила - это наши орудия бьют по танкам. К нам уже летят и рвутся гранаты с длинными деревянными ручками. Старший сержант Жора Жуль успел схватить одну и бросить обратно.
Чувствуем, рядом враг, спускаем за бруствер автоматы, пистолеты, ведем огонь по вероятным живым целям, создавая сплошную зону огня. Затаскиваем в блиндаж раненых Марева и Розанова. Оказываем друг другу по очереди необходимую помощь.
Батарейцы, чувствуя наше положение, усилили огонь, видимо хотят поразить или отогнать танк. От разрыва 24-килограммовых снарядов вздрагивает высота, жужжат и падают рядом большие осколки. Танк, который подходил и грозил раздавить нас, не одолел крутизны, попятился назад, развернулся, чтобы подойти к нам с более пологой стороны, подставил борт и был подбит, но из орудия продолжал вести огонь.
Раненый Коля Марев нашел в себе силы и что-то кричит ... Подбегаю, а он тычет мне в лицо телефонной трубкой. Есть связь с огневой позицией. (Ее восстановил Григорьев). Прошло минут пять. Над нами упали ракеты, со всех сторон застрочили взахлеб "шмайсеры", на нашем пятачке рвутся гранаты - значит, штурм.
Кричу в трубку: " Хоменко! Нас атакуют, огонь по самой высоте, снарядов не жалей!". Закипел ближний ружейно-автоматный бой. Бросаем последние гранаты, на исходе патроны...
Стонет старший сержант Андреев. Ох, сколько раз он выручал, даже при одном минометном обстреле прикрыл меня собой и спас от ранения, а теперь плохо с этим молодым, могучим парнем-сибиряком.
"Заговорили" беглым огнем батареи, сотрясается от разрывов высотка, оседают края траншей, разворочен взрывом блиндаж. Вижу, Басов тянет из-под погибшего автомат, зря нажимая на спусковой крючок - нет патронов. Ползу к телефону, а он разбит.
Еще есть полдиска к " дегтярю", потом - "амба". Хотя и он уже не нужен. Немцы не подойдут, на высотке кромешный ад от своей батареи. Вжимаемся в землю - оглохшие, обезумевшие... Засыпанные землей не сразу осознаем могучий крик " Ура!" и чьи-то руки поднимают меня...
Нам помогли добить врага пехотинцы 118-ой стрелковой дивизии двигавшиеся по освобожденному и удержанному нами шоссе. Батарейцами было уничтожено три танка, убито 37 фашистов, остальные взяты в плен.
++++++++++++++++
Группировка противника перед фронтом нашей армии насчитывала свыше 300 тысяч немецких и венгерских солдат и офицеров.
В период очень короткой подготовки к прорыву линии фронта, мой артдивизион был откомандирован в распоряжение командующего артиллерией 1-го Чехословацкого армейского корпуса полковника Савицкого.
Прибыв на место, я получил боевую задачу и готовил личный состав и технику к боям в непривычных горных условиях. Сроки предельно сжаты. На подготовку я получил четыре дня.
8 сентября рано утром 1700 орудий и минометов 38-й армии открыли огонь по вражеским позициям. Артподготовка длилась 125 минут. Огневой шквал захватил в глубину до полутора километров.
Сопротивление было чрезвычайно упорным. Мы продвигались очень медленно, ценой значительных потерь. Только исключительная стойкость, самопожертвование, храбрость советских и чехословацких воинов преодолевали железный заслон.
Вспоминается такой эпизод. Западнее села Махнувка немцы превосходящими силами контратаковали второй прапор (батальон), только что занявший высоту 534 (высота открывала путь к Дукле и бои за нее шли уже вторую неделю).
Прапор отступил. Находясь подручным у полковника Савицкого, я видел, как комкор - бригадный генерал Людвиг Свобода ( мы обращались к нему " господин бригадный генерал"), взяв автомат, побежал в сторону отходящего батальона.
В это время батарея "катюш" и три батареи моего дивизиона открыли ураганный огонь по контратакующему противнику, заставив его залечь. А поднятый в атаку генералом Свободой личный состав прапора и резервные подразделения, опрокинув врага, вновь заняли высоту. Вскоре к ним подошли наши танки.
Мне не приходилось видеть раньше, чтобы генералы ходили в атаку. О храбрости, бесстрашии генерала мы знали не только по рассказам личного состава корпуса, а убеждались в этих его качествах сами. За героизм Л.Cвобода удостоен звания Героя Советского Союза.
+++++++++++++++++++
11 сентября в районе села Лысая Гура наш дивизион оказывал огневую помощь Первому кавалерийскому корпусу, который для развития успеха наших войск вводился в разрыв шириной до двух километров, образовавшийся в обороне противника.
Этот смелый, трудный маневр осуществлялся под сильным огнем противника. Мы вели стрельбу на пределе дальности (до 12 километров) ограждая кавалеристов от контратак с флангов. Продвигались ценой значительных потерь.
Бронечасти противника хорошо зная и умело используя складки местности, искусно заходили во фланги наших огневых позиций и расположений стрелковых подразделений. Мы же только учились действовать в гористой местности.
В ночь на 13 сентября старший лейтенант Хоменко - балагур и мечтатель, доложил мне, что по лощине близко к орудиям подошли и укрылись несколько танков; они шли из тыла, и причин к беспокойству не было.
Встревожила его абсолютная тишина, ни одного слова. Послали разведку. Она сообщила, что в 600-800 метрах от орудий - бронемашины противника. Стало ясно, что с наступлением рассвета мы будем атакованы. Решили опередить врага. Развернув орудия, первыми вступили в бой: подожгли танк и два бронетранспортера.
Да, Дуклинский перевал дался нам нелегко. Были кровавые бои, грязь, холод, были потери. В боях за село Теодоровка, в семи с половиной километрах от чешской границы, погиб мой друг командир батареи капитан Михаил Майоров.
Сколько боевых дорог мы прошли вместе! Мне не удалось взглянуть на него в последний раз (в это время руководил боями по отражению контратаки гитлеровских танков на чешские подразделения в районе села Ивля ).
Когда получил сообщение о его гибели, до боли сжал зубы, направил "ТТ" в сторону врага и выпустил всю обойму.
++++++++++++++++++++
Утром 6 октября мы с группой чешских друзей присутствовали при установке на одной из проселочных дорог пограничного столба. За ним начиналась Чехословакия.
На совещании командного состава корпуса Л.Свобода вручил мне медаль "За храбрость" и диплом, которые я храню, как незабвенные знаки нашей боевой дружбы.
Время не изгладило из памяти события и фамилии тех, с кем, как говорится, "из одного котелка хлебали кашу" - штабс-капитан Загора, поручик Билей, штабс-капитан Ярош - люди прекрасной души, в полной мере испытавшие величайшее напряжение военного лихолетья.
++++++++++++++++++++
В разгар боя, на подступах к Берлину, ко мне на огневую позицию прибежал майор И.Ф.Баранов. "Николай, мои бойцы задержали поляка бежавшего из Луккенвальдского лагеря военнопленных. Он утверждает, что в любую минуту лагерь может быть уничтожен фашистской охраной. Что делать?"
В блиндаже истощенный человек, глотая хлеб вперемешку со слезами, рассказывал об ужасах лагеря. Из его слов выходило, что лагерь большой, интернациональный, есть там и женщины...
Иван Федорович тщетно пытался связаться с командиром бригады. Решение созрело мгновенно, выскочил из землянки: "Толя, Горшков, за старшего на позиции!, ординарцу: "Тягачи к орудиям!" Вышедший следом Баранов недовольно крутя головой сказал: "Не дури. Снять орудия с огневой без ведома комбрига, ты соображаешь...". "Иван, ты здесь ни при чем, возьму одну батарею, отвечать мне..."
К паре тягачей уже подцеплены орудия с расчетами, проводником берем поляка. Неутерпевший Баранов запрыгивает на ходу, в глазах веселые чертики: "А, семь бед - один ответ! Я с тобой!"
На большой скорости выскакиваем на дорогу, идущую через сосновый бор к Луккенвальде. Плохо - без разведки, не зная местности... но" бог не выдаст, фашист не съест ".
Через 5-6 километров лес закончился. Перед нами лагерь - множество стоящих рядами бараков. По углам огражденной колючей проволокой зоны, стояли четыре вышки, справа - караульное помещение.
Охрана не дремлет, зло захлебнувшись, ожила пулеметными очередями левая вышка. Но внезапность за нами, мы успеваем, быстро развернувшись в боевой порядок открыть огонь. Первый залп заваливает вышку, следующими накрываем караульное помещение и ... прекращаем огонь.
Так можно зацепить и бараки. Сдаваться гитлеровцы не собираются, выкуривать же их из лагеря и не задеть своих - невозможно. Сил для штурма маловато. Вдруг, с противоположной стороны лагеря доноситься пулеметно-автоматная стрельба.
Кто-то штурмует лагерь с севера. Охрана растерявшись, бросила огневые позиции и, отстреливаясь, небольшими группами стала уходить в лес в западном направлении. Их преследовала рота автоматчиков, так же как и мы пришедшая на помощь военнопленным.
Лагерь оказался разделен на две половины: на одной - наши, на другой - иностранные военнопленные. И если на половине с американцами, англичанами, французами уже слышны восторженные крики, видны радостные обьятия, то большинство русской половины бараков встречает нас молчанием.
Заглядываем в окна: внутри битком набито людей. Показываем жестом, мол, выходите, а люди молчат. Когда наши солдаты открыли одну из дверей - из помещения дохнуло нездоровым и удушливым запахом. Вдруг кто-то застонал, и стало слышно шевеление людей, их хрипы и вздохи. Послышался голос: "Не входите. Мы заразно больные ". Я увидел изможденных, прямо по костям обтянутых кожей людей...
Позже мы узнали, что в этом лагере было свыше десяти тысяч пленных из разных стран. Уже трое суток они не пили и не ели, их даже из бараков не выпускали. Больные и обессиленные люди умирали каждые сутки. Теперь все ужасы для них позади.
++++++++++++++++++++
Весна набирала силы, начинала цвести черемуха, люди радовались оживающей природе и приближающемуся победному финишу. Враг уже схвачен за горло, но еще способен огрызаться.
Город Цоссен укрыт лесным массивом. Там, в подземелье, находится генштаб вермахта. Стало известно, что его взяли гвардейцы армии В.И.Чуйкова.
Но фашисты продолжали оттягиваться к Берлину. Мой дивизион занял огневые позиции на дорогах перекрестках от Ютербога до Луккенвальде с задачей не пропустить окруженные немецкие войска. Я находился рядом с батареей капитана Горшкова, окопавшейся на южной окраине Луккенвальде, готовой открыть огонь в любой момент.
Раздался шум винта, и мы заметили, что со стороны лесного массива к нам приближается самолет связи и неуклюже садится на нашу огневую позицию. Попрыгав по кочкам, он остановился метрах в двадцати от нас. Из кабины выпрыгнул молодой, разгоряченный лейтенант - летчик и заходил вокруг самолета.
Покачал головой, осматривая отверстия на крыльях и фюзеляже, и бесшабашно махнув рукой, направился к нам. Попросив карту, стал быстро излагать: " Здесь и здесь, по лесным дорогам, в 3-5 километрах, в вашем направлении идут колонны пехоты, cамоходки, танки и много другой техники гитлеровцев. Двигаются быстро, так что встречайте гостей артиллеристы".
Действительно, спустя час на нашем направлении, на опушке леса появилось много солдат. Они начали махать белым полотнищем. Затем группа до сотни человек отделилась и с поднятым белым флагом двинулась к нам. Видя, что с нашей стороны нет отзыва (спасибо летчику!), они быстро рассредоточились в цепь и побежали.
Имитация сдачи в плен подтвердилась: не доходя до нас метров 200, фашисты падают на землю и открывают огонь из пулеметов и автоматов. В этот момент грохотом орудий и бронемашин оживает опушка леса. Отвечаем огнем. Так как залегшая пехота не предпринимает активных действий, завязывается артиллерийская дуэль.
Вскоре мы понимаем, что дуэль отвлекает нас от главных сил противника, которые повернули правее и направились к городу Ютербогу. Бой по отражению противника затягивается. Скоро наступят сумерки. Нам нельзя было оставаться на ночь под давлением численно превосходящих сил, так как огневые позиции могут оказаться заблокированными и пропустить основные части к Берлину.
Я переговорил с летчиком о том, чтобы он связался по радио с управлением связи и попросил направить авиацию на скопление немецких сил еще до темноты.
Лейтенант с радистом передавали координаты, когда ко мне подошел командир батареи "катюш", невесть как оказавшихся рядом с моей позицией. "Ну что, помочь чертей жарить?" Он сообщил данные в свой дивизион и проговорил: "Представление начинается!" Смотрим в сторону своих огневых позиций.
Замечаем, как к грохоту наших орудий присоединяется новый звук. Вначале видно как краснохвостые кометы, сопровождаемые заревом и дымом, поднимаются вверх. Их рев и шум, а затем частые и мощные разрывы реактивных снарядов поражают грохотом, ослепительным блеском. Все ревет и трещит. Снопы огня жгут и рвут все вокруг. Лес с живой силой и танками накрыт сплошным огнем.
В это время над лесным массивом Луккенвальде - Ютербог и далее в направлении Цоссена появляется десятка два штурмовиков. "Ильюшины"! Лес застонал от взрывов авиабомб. Стоял кромешный ад. Гонимые смертью и безысходностью положения, оставшиеся в живых в этой "мясорубке", бросали оружие и сдавались.
Уже наступил вечер, а пленные шли и шли огромными толпами. Комендантское подразделение едва успевало давать им направление на юг и юго-восток от Берлина, а раненых оставляли в бараках освобожденного недавно интернационального лагеря.
Ранним утром проезжая мимо того, что еще вчера называлось лесом, увидел страшную картину. Воронки, воронки - большие, маленькие, а потом сплошные черные дымные полосы выжженной земли - работа" катюш ". Двигавшаяся еще вчера военная техника превратилась в кучу оплавленного металлолома, среди которого невозможно было определить, чему он принадлежал. И трупы, трупы... Огромный массив стал могилой отборных войск генерала Буссе.
+++++++++++++++++++++
Весна 1945 года. Войска готовились к Берлинской операции. До фашистского логова оставалось 140 км. 16 апреля 1- Украинский фронт перешел в наступление. На оборону противника - по западному берегу реки Нейсе обрушились удары артиллерии и авиации.
Артподготовка длилась два часа тридцать пять минут. Cила артиллерийского удара была огромной - до 250 орудий обстреливали километр фронта. В конце этого огненного смерча летчики-штурмовики поставили вдоль реки сплошную дымовую завесу. Была тихая погода, и густой дым желтого цвета затянул всю долину Нейсе.
Cломав сопротивление врага, войска 13-ой армии генерала Пухова и части 3-й танковой армии двинулись на север, для атаки Берлина с юга. Для поддержки авангарда в прорыв вошла и наша 17-ая артдивизия.
Очень тяжелые бои пришлось вести с окруженными частями 9-ой и 12-ой немецких армий. Сдерживая огнем эти силы, которые сжимали образовавшийся после ушедшего вперед авангарда коридор, артиллеристы вплоть до 29 апреля отражали атаки обреченных на уничтожение и пленение фашистских войск, пытавшихся деблокировать город и оказать помощь окруженному Берлинскому гарнизону. За эти бои 26 воинов нашего дивизиона были представлены к правительственным наградам.
Я был вызван к командиру бригады с докладом о ходе боев и за получением боевого задания. Комбриг коротко обрисовал положение дел.
В ночь на 30 апреля наше подразделение переброшено за окружную автостраду Берлина, и мы сразу попали под огонь противника, действовавшего в засаде. Атаки врага отражаем огнем орудий прямой наводкой.
Виднеется Берлин. В воздухе все время вихрь огромной массы металла, от падения которого дымится земля. Огонь, дым. В памяти тех дней огромный город остался быстрой сменой острых, резких картин:
Ночь. Вижу, как два танка противника таранным ударом, в сопровождении пехоты, врываются во двор жилого массива. Тут же вдоль улицы начинает хлестать немецкий спаренный пулемет. К нему подключаются несколько орудий.
Ко мне подбегает командир штурмового отряда капитан Грицун - Бог войны, дай огонька, подави огневые точки!
Открываю сосредоточенный огонь - противник несет потери, прячется в подъездах домов. Отряд капитана с двумя СУ-120 устремился к жилому кварталу. Громкоголосое "ура" и ливень огня, сделали свое дело. Двумя орудиями лейтенанта Арутюнова добиваем очаги сопротивления по вспышкам в ночи. В небе, как кометы, летят снаряды "катюш" - по противнику, перешедшему в контратаку в центре города.
Рассвет. Группа гестаповцев (отчаянные солдаты) устремилась в дом, где на третьем этаже наш "КП". Завязался бой в коридорах, на лестничных клетках. Пули долбят стену над моей головой, подняться в рост нельзя - окно на прицеле.
За углом улиц Потсдамштрассе и Палацштрассе, скапливается много автоматчиков. Положение усложняется. По рации сообщаю координаты автоматчиков орудиям на закрытой позиции, а батарее на прямой наводке, даю команду нанести удар по первому этажу нашего дома. Разрывы тяжелых снарядов крушат первый этаж. От пыли, грязи, дыма, дышать тяжело, на зубах песок, в горле першит - противник отошел.
Заскакиваем в подвал дома, в темноте шорохи. Палец на курке. Останавливает детский плачь - женщины с детьми прячутся от боя. Одна, что-то быстро говорит, показывая в окно. На противоположной стороне улицы группа немцев заметив нас в проемах, открывает огонь.
Крикнув женщинам: " Ложись!", бегом на второй этаж и сверху ответный удар. Немецкие очереди хлещут по этажу, а для верности фашисты запускают несколько" фаустов" в подвал. Крики обрываются...
Близкая автоматная очередь заставляет нас укрыться в углу квартиры. Мы считали, что эти дома покинуты немцами, ведь штурмовые отряды далеко впереди. Наблюдаем. Из противоположного дома автоматчик ведет интенсивный огонь в нашу сторону. Борис Ходаков хватается за плечо - ранение.
Вместе с разведчиками заходим сзади, осторожно заглядываем в проем. У окна разложены гранаты, несколько "фаустов". Маленький автоматчик так увлечен стрельбой, что ничего не видит и не слышит вокруг себя. Обезоруживаем. Мальчишка в форме "гитлерюгенд", с воспаленными глазами и потрескавшимися губами, недоуменно и с любопытством озирается.
Из сбивчивой речи кое-как удается понять, что его самый главный командир - ефрейтор Клаус, защищавший этот дом, погиб час назад. Остальные отошли. Затащив тело ефрейтора в подвал, собрал оружие и, назначив себя начальником обороны, вернулся на огневую позицию...
Штурмовые отряды выкуривают эсэсовцев из каждого дома. По улице движутся три "фердинанда" - огромные, хорошо бронированные самоходные артиллерийские установки - гроза танкистов. Движутся они осторожно, всем корпусом наводя свои орудия, затем останавливаются и стреляют в зону перекрестка улиц: от зданий отделяются куски кирпича и облака пыли.
Они как знают, что за углом притаились наши "тридцатьчетверки" и ждут выхода "фердинандов" в сектор обстрела своих орудий. Проницательны.
Командую открыть беглый огонь. Выстрелы батарейцев потонули в шуме боя, и шквал бронебойных 24-килограммовых снарядов заставляет пятиться две самоходки. Первая делает медленный разворот, подставив левый борт, и тут же пламя охватывает ее броню.
Второй "фердинанд" c подбитой гусеницей закрутился на месте, и через несколько секунд загорелся, как и первый, перекрыв отход. Оставшаяся самоходка рванула вперед и оказалась перед орудиями "тридцатьчетверок ". Они и превратили ее в пылающий костер.
Идут по развалинам улиц офицеры, солдаты, генералы. Руки висят как плети, головы поникли, померкли погоны, кокарды на высоких тульях, свастики на рукавах. Горы оружия и колонны солдат...
+++++++++++++++++
Из Чехословакии нашу 17 артиллерийскую дивизию прорыва Верховного командования своим ходом перевели в г. Кремс (Австрия).
Недалеко от него родился Гитлер. Cвою деревню он распорядился перенести, а на ее месте сделать полигон. На нем долгое время тренировал свою дивизию Паулюс, а вот теперь и я провел полевые стрельбы.
Однажды меня вызывает командир 17-ой арт. дивизии - генерал-лейтенант артиллерии, Герой Советского Союза Волкенштейн Сергей Сергеевич. Бывший офицер царской армии, добровольно перешедший в Красную Армию, несколько лет был военным атташе в США.
Как говорили, он владел оставшимися от родственников - 4 миллионами долларов, которые перевел в бюджет Родины. Грамотный, интеллигентный, владеющий несколькими иностранными языками генерал, был кумиром и объектом подражания всеми офицерами дивизии.
Командование дивизии рекомендует Вас на учебу в ВШШКА, что скажете? Вскоре сдав дивизион заместителю, после прощального ужина, выехал в Коломну, где предстояло учиться." - из воспоминаний Н.В. Васильева. Прошел всю войну. Награжден орденами : А.Невского , Красной Звезды , Отечественной войны 1 и 2 степеней , медалями : За освобождение Праги , За взятие Берлина , чешской медалью из рук Людвига Свободы - За храбрость. Начинал войну командиром танковой роты на Западном фронте , закончил зам. начальника штаба артиллерийской бригады в Берлине.
[ + 3 фото ]