Это "Ташкентский Фронт" ? :-) 1941-1945г.
"Июнь 41-го, почти середина лета. Каждый из нас, старослужащих, мысленно готовился к демобилизации, подсчитывая, сколько дней (недель) осталось, сколько надо съесть каши, селёдки (так нелюбимой в жаркую погоду в условиях Средней Азии, особенно на учениях). Думали с тревогой о том, в какой одежде нас будут отправлять. В своих планах на будущее я мечтал о продолжении учёбы после демобилизации. Обменивались мнениями между собой, говорили о поддержании связи.
И вдруг 22-е июня, воскресенье, выходной (так называемый). День начался без особенностей. После завтрака отправились на сооружение Комсомольского озера - вожделенная мечта о водоёме. Радио в то время в нашем на отшибе лагере не работало.
Часам к 11-и - 12-и (8 ч. московского), а может быть и позже из Ташкента (наши зимние квартиры) подъехали несколько женщин комсостава. Они-то и привезли весть о начале войны. Разумеется, все мы были ошарашены, поражены этим необыкновенным печальным известием.
+++++++++++
Среди нас появились такие, чья местность была уже занята противником. Моя местность - Белоцерковщина - была занята противником в середине июля.
Немцы разрешали военнопленным уходить по своим домам. Это отрицательно сказывалось на соблюдении дисциплины в Кр. Армии. Так в селе оказалось несколько таких человек, оставивших свои части. Разрешалось и русским находить себе пристанище. Некоторые сельские молодые женщины воспользовались этим, принимали примаков, выходили замуж “за пленного”.
Население постепенно входило в обстановку на оккупированной территории. Колхозы остались. Население в них работало без трудового подъёма, без энтузиазма. Оплаты почти не было. Жили тем, что могли унести с поля, с фермы.
Были и такие, кто приветствовал приход немцев, одобрял утверждение нового порядка.
Утверждалась новая власть в основном из ранее обиженных. Был назначен староста. Молодых мужчин привлекали для службы в полицаях и жандармерии.
Партизанское движение в наших краях не получило распространения. Однако немногочисленный отряд “Сокол” существовал. Активных боевых действий он не предпринимал. В его составе был наш односельчанин Шелест Зосим. Обычно они приезжали в колхоз, набирали продуктов, оставив расписку, и удалялись. Семья Шелеста (кажется, 3 чел.) была расстреляна немцами, как семья партизана. Сам же Зосим с приходом наших был поднят на значительную высоту, хотя заслуг не имел. Всё это изложено мною по рассказам. Мой отец при немцах был арестован, как бывший активист, доставлен в Белую Церковь, однако вскоре отпущен. Занимался домашним хозяйством, работал в том же колхозе, как и все.
++++++++++++
В это время наши войска вошли в Иран, т.к. немцы намеревались воспользоваться “пятой колонной”, т.е. начать военные действия с юга. Передовые подразделения нашего полка своим ходом дошли до перевала Гаудан, однако, возвратились вскоре, и весь наш полк сосредоточился в пригороде Ашхабада Карши. Основная часть иранской армии капитулировала. Боевых действий не было.
Разместили нас в старых казармах (ещё царских), откуда совершенно недавно на фронт ушёл артполк. В помещениях грязно, кругом мусор, беспорядок, тьма клопов (я и многие другие убегали спать во двор). Одним словом, кошмар. Мы взялись за наведение порядка: помещения очистили, клопов выкурили жжёной серой, благо её было навалом рядом, в пустыне. Замечу, что в этот пригород был эвакуирован Белоцерковский с/х институт.
Первоначально нас привлекали для сортировки трофейного оружия, мы его чистили, тщательно смазывали, укладывали в ящики и отправляли на фронт. Попадались и современное (английские дальномеры, карабины), и допотопное. Особенно любопытно было заниматься разборкой вещевого имущества, экипировки иранской армии.
Весною я был назначен командиром отделения, и мне было присвоено звание “сержант”. В это же время меня завербовали в осведомители (“стукачи”). Приглашал ст. лейтенант из особого отдела (носил артиллерийскую форму одежды, чтобы не выделяться), давал задания, но ничего я ему сообщить не мог, т.к. никаких проявлений враждебности не было. Мне становилось даже неловко перед ним, что я не могу разоблачить даже пособника врага.
++++++++++++
Шёл второй год войны. Положение на фронте было тяжёлое. А мы отсиживались в глубоком тылу. Надоело. Даже было неловко перед народом. В середине августа (кажется, 18-ого) нас, около 20 человек старослужащих, имеющих среднее образование, построили с пожитками в вещмешках и вручили предписание. Мы направлялись в Рязанское артиллерийское училище, эвакуированное в район Алма-Аты. Разумеется, никто рапорта об этом не подавал, но каждый рад был оставить опостылевшее пребывание в полку, который нам был дорог.
Вскоре полк выехал на фронт под Сталинград. Переписка оборвалась.
+++++++++++++
Приём в училище носил чисто формальный характер. Проходил он примерно так: начальник училища полковник Усов на мандатной комиссии (экзаменов никаких не было) задавал вопрос:
- Хотите учиться в училище?
Большинство (и я в том числе) отвечали примерно так:
- Не желаю!
Задавался другой вопрос:
- Вы не любите свою Родину?
Ответ:
- Люблю, но желаю на фронт.
Объявлялось решение:
- Записать его в такой-то дивизион.
+++++++++++++
Силами курсантов оказывалась помощь спиртзаводу, кожзаводу, табачному совхозу. На спритзаводе бывал и я. Там можно было попить хмельной браги. Неприятная она на вкус. Отдельные курсанты после “оказания” такой помощи возвращались в подразделение навеселе.
Состав курсантов по социальному происхождению, развитию и интересам был разношерстным. В соседнем взводе учился сын академика Цицына - директора Всесоюзной сельскохозяйственной выставки (впоследствии - ВДНХ). В нашем взводе Фаворский - сын известного художника, Могилевский - сын большого администратора Большого театра, Иванов (страдал энурезом) - сын высокопоставленных родителей. Разумеется, были и простые рабочие, мало из семей колхозников. Хорошим курсантом был Резник. Самый пожилой - Ратнер (из киевлян). Самой одиозной личностью был Хасин. Он родом из Харькова, родители же жили в Гарме (Таджикистан).
+++++++++++++
Заканчивался февраль. Замечу, что в феврале 43-го года была введена новая форма одежды, погоны.
Нас одевали в новую форму. Однако гимнастёрки выдали старого покроя - с отложным воротником, а настоящим должен был быть стоячий воротник. Многие стали перешивать. Местные портнихи (немногочисленные) были завалены заказами. Погоны были мягкие. Звёздочки выдавали, а эмблем артиллерийских не было. Мы наладили их изготовление своими силами из консервных банок. Форму для штамповки изготовил в мастерских спиртзавода Резников.
Замечу, что мне достал настоящие парадные позолоченные погоны Могилевский. Его родители имели доступ к театральным реквизитам, где хранились аксессуары офицерской формы старой русской армии. Погоны были идентичными (!). Их у меня вскоре, ещё до выпуска, украли.
Выпуск состоялся по трём разрядам: 1-й - лейтенант с правом выхода в гвардию; 2-й - лейтенант; 3-й - младший лейтенант. Я окончил по первому.
Выпускной вечер был организован на принципах самообслуживания, т.е. за средства выпускников (оклад 550 р.). Было и спиртное, частично из местного спиртзавода, заработанное или купленное у местных жителей (литр спирта стоил 135 р.).
Экипировка выпускника: сапоги кирзовые, шинель, гимнастёрка, брюки, пилотка, 2 пары нательного белья, 2 пары портянок, полотенце, котелок, вещмешок.
И ещё об одном событии: на время моего пребывания в училище (осень 1942 года - зима 1943 года) приходится Сталинградская битва.
++++++++++++++
Приехали в Сталинград. Город весь в руинах, абсолютно всё разрушено. Прошло 3 месяца со дня разгрома группировки немцев. Редких жителей можно было встретить на улицах. Железная дорога уже действовала. Вокзал разрушен.
Временный штаб составлял расписание, и мы должны были заниматься учёбой. Занятия проводил товарищ из нашего состава, обычно командир взвода. Помещением служил кустарник (лето ведь!). Вокруг нас никаких строений не было. Кругом поле, овраги, балки, изрытые сплошными окопами, траншеями, воронками и разбитой немецкой техникой. Масса техники. Были среди них и наши орудия, машины и даже танки КВ (Клим Ворошилов). В оврагах - тьма-тьмущая листовок наших и немецких.
Мы просто уходили с глаз начальства в кусты, что-либо мастерили (наборную ручку ножа, наборный мундштук и прочее) или играли в карты. Об этом знало немногочисленное штабное начальство. Поэтому генерал Резников однажды на построении сказал: “Разрешаю играть по копейке”. Там я впервые познал азы преферанса. Чаще играли в очко (21), реже в подкидного (дурака) и другие менее распространённые игры.
Знакомились с девушками (чего скрывать), благо дело население летом стало прибывать и восстанавливать разрушенное.
Примерно в конце сентября (начале октября) меня в составе команды отправили в Полтавскую область на заготовку картошки. Местность была освобождена летом. Небольшие города и сёла целы, в основном без разрушений. Сёла большие, полные сельхозпродукции, урожай богатый.
Жил я у одной семьи в частном доме - пожилая интеллигентная женщина и двое детей. Её муж был осуждён, так как служил писарем при немцах. Помню населённые пункты: Вел. Павловка, Котельва, Опошня, Чупаковка, Грунь.
К новому, т.е. 44-му году мы возвратились в Волчанск. Часто выезжали на проверку формировавшихся арт. частей в Шебекино. Это были весьма желательные выезды, т.к. пополнявшиеся части были выведены из передовой, имели значительные трофеи. Бывал я в Харькове, Купянске и других городах.
+++++++++++++
Шёл восьмой (8-й!) месяц моего пребывания в резерве. Причина - моя специальность не требовалась. Однажды наметили даже адъютантом генерала. Но вскоре отставили.
Часто зарождалась мысль: вот скоро кончится война, как я буду себя чувствовать, просидев в тылу, в резерве. Стыдно будет посмотреть людям в лицо, особенно фронтовикам, инвалидам, искалеченным.
Наконец-то (кажется, 26-го февраля 1944-го) я получил предписание явиться в распоряжение кадров 1-го Украинского фронта.
++++++++++++++
Гостил (по-настоящему!) дома два дня. Навестил свою симпатию Таню Соловьёву. Она в это время работала учительницей. Оказалось, что она выходила замуж за бывшего пленного русского, очень хорошего человека, была у них девочка. С приходом наших его опять мобилизовали, и вскоре он погиб на фронте.
К месту назначения добирался я различными видами транспорта: железной дорогой, попутными машинами через Фастов, Казатин, Шепетовку, Новоград Волынский. Появились у меня и новые попутчики. Путешествие всегда весёлое, в том числе и на фронт.
В городе Ямполе был сосредоточен на весьма короткое время 924-й артполк. Меня приняли хорошо и назначили командиром топографического взвода полка.
На следующий день после моего прибытия, а именно 9 марта, полк двинулся на юго-запад, а к вечеру мы достигли передовой. Заняли боевой порядок. Противник вёл обстрел глубины нашего расположения. Я оказался на наблюдательном пункте командира полка. Через наши головы летели снаряды, мины. Огонь был методическим, то есть не слишком интенсивным. Для меня всё было необычно. Ночью многие в окопах дремали, я бодрствовал.
Утром пошла в наступление наша пехота, противник стал отступать, и мы его преследовали. Крупных боёв не было. Однако работы хватало. Мой взвод был при штабе полка (начальник штаба - майор Борзов И.А.) в качестве обслуживающего подразделения, привлекался для поддержания связи с НП командира полка, дивизионами и тыловыми подразделениями, для несения службы охраны штаба и знамени полка.
+++++++++++++++
Восточнее Козова наши подразделения встретили ожесточённое сопротивление противника. На этом участке прорвались его танки и пехота, вырвавшиеся из окружённой Бучагской группировки (4 дивизии). Положение осложнилось тем, что несколько дней валил обильный снегопад. Всё было занесено. Продвижение замедлилось. Дивизионы остались без связи, а штаб без управления.
Ещё 1-2 дня мы топтались на месте, а затем отступили назад за реку Стрипа, оставив пушки у противника. Несколько штук были раздавлены танками, частично мы не могли вытащить из-за глубоких снежных заносов. Это были старые образцы.Лошадей мы увели. Были и людские потери.
Долго мы стояли здесь в обороне, вели разведку наблюдением.
Однажды мы, три командира взвода, ночью сходили в м. Теребовля, разумеется, к девушкам. Но оказалось, что всё население с прифронтовой зоны было эвакуировано далеко в тыл. Сходили впустую. Почти три месяца мы стояли в обороне на одном месте. Надоело!
+++++++++++++++
В первый и последующие дни наступление было успешным, хотя противник ожесточённо сопротивлялся. Вскоре была окружена большая группировка противника под Бродами (8 дивизий), в ликвидации которой принимали участие и мы. Трофеи были громадные. Каждый солдат мог добыть себе лошадь. В память об этом у меня осталась трофейные безопасная бритва и помазок.
Бои стали настоящим адом: горы, лес, бездорожье, дождь, слякоть, грязь, бескормица для лошадей. Потери пехоты были громадные. Здесь мы находились по соседству с чехами, поддерживали с ними взаимодействие. Часто на передовой позиции рядом с нами бывал командующий фронтом маршал Конев И.С. Приезжал он на “Виллисе” в сопровождении старшего сержанта, автоматчика, а к передней траншее добирался перебежками.
За подготовку позиций к ведению огня в сложных условиях я был награждён орденом Красной Звезды. Участвовал в штурме Дукельского перевала, за что впоследствии был награждён медалью Чехословацкого правительства. В октябре я был принят в члены ВКП(б).
Новый, 1945-ый год я встретил на наблюдательном пункте. Морозно, всё тихо, спокойно, редкие ракеты освещали нейтральную полосу.
++++++++++++++++
Продвигались успешно, форсировали Одер, захватили плацдарм. На несколько дней остановились, подтянули силы.
8-го февраля возобновилось наступление. К вечеру мы достигли населённого пункта (не помню названия), где оказалось гражданское население - пожилые и дети. Впервые! Взаимной вражды мы не испытывали. Я, как мог, беседовал с пожилым немцем, с женщинами.
Продолжали движение ночью, нас внезапно обстреляли из засады. Мы поплатились за беспечность и понесли громадные потери. Я был ранен, много было раненых. После перевязки утром нас доставили в армейский госпиталь города Емс, а затем перевезли во фронтовой госпиталь (город Ченстохов, Польша).
В конце первой половины марта закончился курс лечения, и я вновь направился в действующую армию.
+++++++++++++++++
Добирался на попутных транспортных средствах. На сей раз назначен на должность в 17-ю атрдивизию прорыва Верховного Главнокомандования, а именно в 39-ю пушечную артиллерийскую бригаду. Артиллерия на мехтяге. Приняли меня здесь хорошо, дружелюбно (начальник штаба подполковник Молодец Михаил Семёнович).
Через пару дней мы снялись с боевых порядков и с левого фланга 1-го УФ переместились на правый (примерно 150-250 км). Передвижение осуществлялось главным образом по автостраде Берлин - Бреслау. Такой дороги никто из нас не видел. У нас и сейчас таких нет. Сосредоточились мы вдали от передовой южнее города Загач.
Мой взвод проводил топогеодезические работы. Нас проверяли армейские геодезисты. Замечаний не было, точность в пределах норм.
В ночь на 16 апреля батареи заняли ОП, а утром началась большая массированная артподготовка. Началась Берлинская операция. К полудню мы вслед за пехотой и танками переправились через реку Нейсе и продолжали наступление. Продвигались вначале с боями (район Шпрелеберг), а затем вошли в образованный танками прорыв и двигались в основном по дорогам без боя. В населённых пунктах Дребкау, Люккау, Даме, Кронштадт из окон и чердаков свисали белые полотнища - флаги капитуляции. Никто не сопротивлялся. В районе Тройенбритцен вошли в соприкосновение с окружённой Берлинской группировкой.
Медленно продвигались на север, т.е. на Берлин. Праздник 1 Мая я встретил на НП. И хотя 2.05 гарнизон Берлина капитулировал, отдельные группы солдат выходили из лесов и вели бои даже 3 и 4 мая.
+++++++++++++++++
6-го мая из передач английского радио услышали, что война окончена. Утром 8-го, на рассвете, было объявлено об окончании войны.
Германия капитулировала. Ликованию не было предела. Кругом стреляли из всех видов оружия, пускали ракеты. Все ликовали. Гремели самосалюты.
В полдень двинулись на юг. Преодолев горный хребет (Судеты), вступили на территорию Чехословакии. На территории Чехословакии я оказался третий раз.
Наша бригада захватила большие трофеи - склады с автомобильными моторами, большими, то есть вместительными палатками, сотни, а может быть и тысячи различных ковров и дорожек. (Позже нашу бригаду прозвали “ковровой”.)
Эти изделия наше начальство раздавало вышестоящему в больших количествах. У меня оказались: большой ковёр (он и сейчас на полу), длинная ковровая дорожка (износилась) и 4 маленьких коврика.
В одном местечке мы оказались на пивзаводе, нам нагрузили (от чистого сердца) целую машину пильзеньского. Двигались мы на Прагу. Достигли мы её 10-го мая. 11.05 принимали военнопленных из большой группировки генерала Шернера, находившейся юго-западнее Праги.
12 мая 1945 года была поставлена последняя точка в ходе войны. Орудия зачехлены." - из воспоминаний ст.лейтенанта 924-й артполка 359-й стрелковой Ярцевской дивизии(потом 39-й пушечной артбригады 17-й атрдивизии) А.А.Балана.
[+15 фото]
И вдруг 22-е июня, воскресенье, выходной (так называемый). День начался без особенностей. После завтрака отправились на сооружение Комсомольского озера - вожделенная мечта о водоёме. Радио в то время в нашем на отшибе лагере не работало.
Часам к 11-и - 12-и (8 ч. московского), а может быть и позже из Ташкента (наши зимние квартиры) подъехали несколько женщин комсостава. Они-то и привезли весть о начале войны. Разумеется, все мы были ошарашены, поражены этим необыкновенным печальным известием.
+++++++++++
Среди нас появились такие, чья местность была уже занята противником. Моя местность - Белоцерковщина - была занята противником в середине июля.
Немцы разрешали военнопленным уходить по своим домам. Это отрицательно сказывалось на соблюдении дисциплины в Кр. Армии. Так в селе оказалось несколько таких человек, оставивших свои части. Разрешалось и русским находить себе пристанище. Некоторые сельские молодые женщины воспользовались этим, принимали примаков, выходили замуж “за пленного”.
Население постепенно входило в обстановку на оккупированной территории. Колхозы остались. Население в них работало без трудового подъёма, без энтузиазма. Оплаты почти не было. Жили тем, что могли унести с поля, с фермы.
Были и такие, кто приветствовал приход немцев, одобрял утверждение нового порядка.
Утверждалась новая власть в основном из ранее обиженных. Был назначен староста. Молодых мужчин привлекали для службы в полицаях и жандармерии.
Партизанское движение в наших краях не получило распространения. Однако немногочисленный отряд “Сокол” существовал. Активных боевых действий он не предпринимал. В его составе был наш односельчанин Шелест Зосим. Обычно они приезжали в колхоз, набирали продуктов, оставив расписку, и удалялись. Семья Шелеста (кажется, 3 чел.) была расстреляна немцами, как семья партизана. Сам же Зосим с приходом наших был поднят на значительную высоту, хотя заслуг не имел. Всё это изложено мною по рассказам. Мой отец при немцах был арестован, как бывший активист, доставлен в Белую Церковь, однако вскоре отпущен. Занимался домашним хозяйством, работал в том же колхозе, как и все.
++++++++++++
В это время наши войска вошли в Иран, т.к. немцы намеревались воспользоваться “пятой колонной”, т.е. начать военные действия с юга. Передовые подразделения нашего полка своим ходом дошли до перевала Гаудан, однако, возвратились вскоре, и весь наш полк сосредоточился в пригороде Ашхабада Карши. Основная часть иранской армии капитулировала. Боевых действий не было.
Разместили нас в старых казармах (ещё царских), откуда совершенно недавно на фронт ушёл артполк. В помещениях грязно, кругом мусор, беспорядок, тьма клопов (я и многие другие убегали спать во двор). Одним словом, кошмар. Мы взялись за наведение порядка: помещения очистили, клопов выкурили жжёной серой, благо её было навалом рядом, в пустыне. Замечу, что в этот пригород был эвакуирован Белоцерковский с/х институт.
Первоначально нас привлекали для сортировки трофейного оружия, мы его чистили, тщательно смазывали, укладывали в ящики и отправляли на фронт. Попадались и современное (английские дальномеры, карабины), и допотопное. Особенно любопытно было заниматься разборкой вещевого имущества, экипировки иранской армии.
Весною я был назначен командиром отделения, и мне было присвоено звание “сержант”. В это же время меня завербовали в осведомители (“стукачи”). Приглашал ст. лейтенант из особого отдела (носил артиллерийскую форму одежды, чтобы не выделяться), давал задания, но ничего я ему сообщить не мог, т.к. никаких проявлений враждебности не было. Мне становилось даже неловко перед ним, что я не могу разоблачить даже пособника врага.
++++++++++++
Шёл второй год войны. Положение на фронте было тяжёлое. А мы отсиживались в глубоком тылу. Надоело. Даже было неловко перед народом. В середине августа (кажется, 18-ого) нас, около 20 человек старослужащих, имеющих среднее образование, построили с пожитками в вещмешках и вручили предписание. Мы направлялись в Рязанское артиллерийское училище, эвакуированное в район Алма-Аты. Разумеется, никто рапорта об этом не подавал, но каждый рад был оставить опостылевшее пребывание в полку, который нам был дорог.
Вскоре полк выехал на фронт под Сталинград. Переписка оборвалась.
+++++++++++++
Приём в училище носил чисто формальный характер. Проходил он примерно так: начальник училища полковник Усов на мандатной комиссии (экзаменов никаких не было) задавал вопрос:
- Хотите учиться в училище?
Большинство (и я в том числе) отвечали примерно так:
- Не желаю!
Задавался другой вопрос:
- Вы не любите свою Родину?
Ответ:
- Люблю, но желаю на фронт.
Объявлялось решение:
- Записать его в такой-то дивизион.
+++++++++++++
Силами курсантов оказывалась помощь спиртзаводу, кожзаводу, табачному совхозу. На спритзаводе бывал и я. Там можно было попить хмельной браги. Неприятная она на вкус. Отдельные курсанты после “оказания” такой помощи возвращались в подразделение навеселе.
Состав курсантов по социальному происхождению, развитию и интересам был разношерстным. В соседнем взводе учился сын академика Цицына - директора Всесоюзной сельскохозяйственной выставки (впоследствии - ВДНХ). В нашем взводе Фаворский - сын известного художника, Могилевский - сын большого администратора Большого театра, Иванов (страдал энурезом) - сын высокопоставленных родителей. Разумеется, были и простые рабочие, мало из семей колхозников. Хорошим курсантом был Резник. Самый пожилой - Ратнер (из киевлян). Самой одиозной личностью был Хасин. Он родом из Харькова, родители же жили в Гарме (Таджикистан).
+++++++++++++
Заканчивался февраль. Замечу, что в феврале 43-го года была введена новая форма одежды, погоны.
Нас одевали в новую форму. Однако гимнастёрки выдали старого покроя - с отложным воротником, а настоящим должен был быть стоячий воротник. Многие стали перешивать. Местные портнихи (немногочисленные) были завалены заказами. Погоны были мягкие. Звёздочки выдавали, а эмблем артиллерийских не было. Мы наладили их изготовление своими силами из консервных банок. Форму для штамповки изготовил в мастерских спиртзавода Резников.
Замечу, что мне достал настоящие парадные позолоченные погоны Могилевский. Его родители имели доступ к театральным реквизитам, где хранились аксессуары офицерской формы старой русской армии. Погоны были идентичными (!). Их у меня вскоре, ещё до выпуска, украли.
Выпуск состоялся по трём разрядам: 1-й - лейтенант с правом выхода в гвардию; 2-й - лейтенант; 3-й - младший лейтенант. Я окончил по первому.
Выпускной вечер был организован на принципах самообслуживания, т.е. за средства выпускников (оклад 550 р.). Было и спиртное, частично из местного спиртзавода, заработанное или купленное у местных жителей (литр спирта стоил 135 р.).
Экипировка выпускника: сапоги кирзовые, шинель, гимнастёрка, брюки, пилотка, 2 пары нательного белья, 2 пары портянок, полотенце, котелок, вещмешок.
И ещё об одном событии: на время моего пребывания в училище (осень 1942 года - зима 1943 года) приходится Сталинградская битва.
++++++++++++++
Приехали в Сталинград. Город весь в руинах, абсолютно всё разрушено. Прошло 3 месяца со дня разгрома группировки немцев. Редких жителей можно было встретить на улицах. Железная дорога уже действовала. Вокзал разрушен.
Временный штаб составлял расписание, и мы должны были заниматься учёбой. Занятия проводил товарищ из нашего состава, обычно командир взвода. Помещением служил кустарник (лето ведь!). Вокруг нас никаких строений не было. Кругом поле, овраги, балки, изрытые сплошными окопами, траншеями, воронками и разбитой немецкой техникой. Масса техники. Были среди них и наши орудия, машины и даже танки КВ (Клим Ворошилов). В оврагах - тьма-тьмущая листовок наших и немецких.
Мы просто уходили с глаз начальства в кусты, что-либо мастерили (наборную ручку ножа, наборный мундштук и прочее) или играли в карты. Об этом знало немногочисленное штабное начальство. Поэтому генерал Резников однажды на построении сказал: “Разрешаю играть по копейке”. Там я впервые познал азы преферанса. Чаще играли в очко (21), реже в подкидного (дурака) и другие менее распространённые игры.
Знакомились с девушками (чего скрывать), благо дело население летом стало прибывать и восстанавливать разрушенное.
Примерно в конце сентября (начале октября) меня в составе команды отправили в Полтавскую область на заготовку картошки. Местность была освобождена летом. Небольшие города и сёла целы, в основном без разрушений. Сёла большие, полные сельхозпродукции, урожай богатый.
Жил я у одной семьи в частном доме - пожилая интеллигентная женщина и двое детей. Её муж был осуждён, так как служил писарем при немцах. Помню населённые пункты: Вел. Павловка, Котельва, Опошня, Чупаковка, Грунь.
К новому, т.е. 44-му году мы возвратились в Волчанск. Часто выезжали на проверку формировавшихся арт. частей в Шебекино. Это были весьма желательные выезды, т.к. пополнявшиеся части были выведены из передовой, имели значительные трофеи. Бывал я в Харькове, Купянске и других городах.
+++++++++++++
Шёл восьмой (8-й!) месяц моего пребывания в резерве. Причина - моя специальность не требовалась. Однажды наметили даже адъютантом генерала. Но вскоре отставили.
Часто зарождалась мысль: вот скоро кончится война, как я буду себя чувствовать, просидев в тылу, в резерве. Стыдно будет посмотреть людям в лицо, особенно фронтовикам, инвалидам, искалеченным.
Наконец-то (кажется, 26-го февраля 1944-го) я получил предписание явиться в распоряжение кадров 1-го Украинского фронта.
++++++++++++++
Гостил (по-настоящему!) дома два дня. Навестил свою симпатию Таню Соловьёву. Она в это время работала учительницей. Оказалось, что она выходила замуж за бывшего пленного русского, очень хорошего человека, была у них девочка. С приходом наших его опять мобилизовали, и вскоре он погиб на фронте.
К месту назначения добирался я различными видами транспорта: железной дорогой, попутными машинами через Фастов, Казатин, Шепетовку, Новоград Волынский. Появились у меня и новые попутчики. Путешествие всегда весёлое, в том числе и на фронт.
В городе Ямполе был сосредоточен на весьма короткое время 924-й артполк. Меня приняли хорошо и назначили командиром топографического взвода полка.
На следующий день после моего прибытия, а именно 9 марта, полк двинулся на юго-запад, а к вечеру мы достигли передовой. Заняли боевой порядок. Противник вёл обстрел глубины нашего расположения. Я оказался на наблюдательном пункте командира полка. Через наши головы летели снаряды, мины. Огонь был методическим, то есть не слишком интенсивным. Для меня всё было необычно. Ночью многие в окопах дремали, я бодрствовал.
Утром пошла в наступление наша пехота, противник стал отступать, и мы его преследовали. Крупных боёв не было. Однако работы хватало. Мой взвод был при штабе полка (начальник штаба - майор Борзов И.А.) в качестве обслуживающего подразделения, привлекался для поддержания связи с НП командира полка, дивизионами и тыловыми подразделениями, для несения службы охраны штаба и знамени полка.
+++++++++++++++
Восточнее Козова наши подразделения встретили ожесточённое сопротивление противника. На этом участке прорвались его танки и пехота, вырвавшиеся из окружённой Бучагской группировки (4 дивизии). Положение осложнилось тем, что несколько дней валил обильный снегопад. Всё было занесено. Продвижение замедлилось. Дивизионы остались без связи, а штаб без управления.
Ещё 1-2 дня мы топтались на месте, а затем отступили назад за реку Стрипа, оставив пушки у противника. Несколько штук были раздавлены танками, частично мы не могли вытащить из-за глубоких снежных заносов. Это были старые образцы.Лошадей мы увели. Были и людские потери.
Долго мы стояли здесь в обороне, вели разведку наблюдением.
Однажды мы, три командира взвода, ночью сходили в м. Теребовля, разумеется, к девушкам. Но оказалось, что всё население с прифронтовой зоны было эвакуировано далеко в тыл. Сходили впустую. Почти три месяца мы стояли в обороне на одном месте. Надоело!
+++++++++++++++
В первый и последующие дни наступление было успешным, хотя противник ожесточённо сопротивлялся. Вскоре была окружена большая группировка противника под Бродами (8 дивизий), в ликвидации которой принимали участие и мы. Трофеи были громадные. Каждый солдат мог добыть себе лошадь. В память об этом у меня осталась трофейные безопасная бритва и помазок.
Бои стали настоящим адом: горы, лес, бездорожье, дождь, слякоть, грязь, бескормица для лошадей. Потери пехоты были громадные. Здесь мы находились по соседству с чехами, поддерживали с ними взаимодействие. Часто на передовой позиции рядом с нами бывал командующий фронтом маршал Конев И.С. Приезжал он на “Виллисе” в сопровождении старшего сержанта, автоматчика, а к передней траншее добирался перебежками.
За подготовку позиций к ведению огня в сложных условиях я был награждён орденом Красной Звезды. Участвовал в штурме Дукельского перевала, за что впоследствии был награждён медалью Чехословацкого правительства. В октябре я был принят в члены ВКП(б).
Новый, 1945-ый год я встретил на наблюдательном пункте. Морозно, всё тихо, спокойно, редкие ракеты освещали нейтральную полосу.
++++++++++++++++
Продвигались успешно, форсировали Одер, захватили плацдарм. На несколько дней остановились, подтянули силы.
8-го февраля возобновилось наступление. К вечеру мы достигли населённого пункта (не помню названия), где оказалось гражданское население - пожилые и дети. Впервые! Взаимной вражды мы не испытывали. Я, как мог, беседовал с пожилым немцем, с женщинами.
Продолжали движение ночью, нас внезапно обстреляли из засады. Мы поплатились за беспечность и понесли громадные потери. Я был ранен, много было раненых. После перевязки утром нас доставили в армейский госпиталь города Емс, а затем перевезли во фронтовой госпиталь (город Ченстохов, Польша).
В конце первой половины марта закончился курс лечения, и я вновь направился в действующую армию.
+++++++++++++++++
Добирался на попутных транспортных средствах. На сей раз назначен на должность в 17-ю атрдивизию прорыва Верховного Главнокомандования, а именно в 39-ю пушечную артиллерийскую бригаду. Артиллерия на мехтяге. Приняли меня здесь хорошо, дружелюбно (начальник штаба подполковник Молодец Михаил Семёнович).
Через пару дней мы снялись с боевых порядков и с левого фланга 1-го УФ переместились на правый (примерно 150-250 км). Передвижение осуществлялось главным образом по автостраде Берлин - Бреслау. Такой дороги никто из нас не видел. У нас и сейчас таких нет. Сосредоточились мы вдали от передовой южнее города Загач.
Мой взвод проводил топогеодезические работы. Нас проверяли армейские геодезисты. Замечаний не было, точность в пределах норм.
В ночь на 16 апреля батареи заняли ОП, а утром началась большая массированная артподготовка. Началась Берлинская операция. К полудню мы вслед за пехотой и танками переправились через реку Нейсе и продолжали наступление. Продвигались вначале с боями (район Шпрелеберг), а затем вошли в образованный танками прорыв и двигались в основном по дорогам без боя. В населённых пунктах Дребкау, Люккау, Даме, Кронштадт из окон и чердаков свисали белые полотнища - флаги капитуляции. Никто не сопротивлялся. В районе Тройенбритцен вошли в соприкосновение с окружённой Берлинской группировкой.
Медленно продвигались на север, т.е. на Берлин. Праздник 1 Мая я встретил на НП. И хотя 2.05 гарнизон Берлина капитулировал, отдельные группы солдат выходили из лесов и вели бои даже 3 и 4 мая.
+++++++++++++++++
6-го мая из передач английского радио услышали, что война окончена. Утром 8-го, на рассвете, было объявлено об окончании войны.
Германия капитулировала. Ликованию не было предела. Кругом стреляли из всех видов оружия, пускали ракеты. Все ликовали. Гремели самосалюты.
В полдень двинулись на юг. Преодолев горный хребет (Судеты), вступили на территорию Чехословакии. На территории Чехословакии я оказался третий раз.
Наша бригада захватила большие трофеи - склады с автомобильными моторами, большими, то есть вместительными палатками, сотни, а может быть и тысячи различных ковров и дорожек. (Позже нашу бригаду прозвали “ковровой”.)
Эти изделия наше начальство раздавало вышестоящему в больших количествах. У меня оказались: большой ковёр (он и сейчас на полу), длинная ковровая дорожка (износилась) и 4 маленьких коврика.
В одном местечке мы оказались на пивзаводе, нам нагрузили (от чистого сердца) целую машину пильзеньского. Двигались мы на Прагу. Достигли мы её 10-го мая. 11.05 принимали военнопленных из большой группировки генерала Шернера, находившейся юго-западнее Праги.
12 мая 1945 года была поставлена последняя точка в ходе войны. Орудия зачехлены." - из воспоминаний ст.лейтенанта 924-й артполка 359-й стрелковой Ярцевской дивизии(потом 39-й пушечной артбригады 17-й атрдивизии) А.А.Балана.
[+15 фото]