Танковая рукопашная.
"Неполному нашему полку (как и всем другим частям,стянутым в данном районе) поставлена единственная задача: встретить и остановить любой ценой бронированный таран немцев, наносящих удар со стороны Ризина на Лысянку.
Цель у противника прежняя: пробить хотя бы узкую брешь в кольце, сжимающем все уже "мешок", в которой мечутся, точно угорелые, несколько отчаянных и отчаявшихся немецких дивизий, стремясь выскочить из западни - большого треугольника Шиола-Звенигородка-Корсунь-Шевченсковский....
Завязался встречный бой, уже сам по себе трудный, всегда полный неожидонностей, а тут в условиях тумана, накрывшего все поле боя. Впрочем, обе стороны находились в одинаковых условиях....
Случалось, что танки сходились вплотную, да еще и с "открытыми забралами". Николаев и Вдовин, высунувшись по пояс из люков, напряженно вглядывались в туман. Мой смотровой лючок тоже был открыт, но у земли туман гуще, и я вижу только метров на десять вперед.
Вел машину ползком, опасаясь свалиться в овраг или засесть в какой-нибудь яме или траншее. Орудие давно заряжено бронебойным. "Справа-45! Танк противника!" - словно гром, врывается в наушники голос командира.
Круто разворачиваю машину в указанном направлении, но по-прежнему ничего не вижу. "Прямой наводкой!"...И неожиданно, вместо выстрела: "Отставить! Как будто наша тридцатьчетверка...чего она прет в обратную сторону?!".
Только спустя несколько часов, уже в Лысянке, ругань командира показалась смешной: узнай-ка в таком молоке, где какая сторона, если машина несколько раз повернулась, а компас среди металла указывает неизвестно куда...
Но мы продолжали куда-то ехать и стрелять, по нам стреляли тоже. Потом загорелся скирд сена, появился ореентир! Но от этого виднее стало только вокруг стога. И когда в светлом кругу проползала СУ-122, курносая из-за своей гаубицы, немцы ее подбили, а затем подожгли....
Разглядеть все стало возможно только после боя. В полнейшем беспорядке, развернувшись в разных направлениях, стояли там и здесь танки и самоходки, свои и чужие, черные и сгоревшие, на растаявшем снегу.
Много машин было просто застрявших, особенно вдоль речки Тикич (Гнилой Тикич). Как ни странно, а Лысянку в лоб брать нам не пришлось. Днем стало известно, что среди ночи (пока мы с немцами на танках и самоходках выясняли отношения в тумане) наша мотопехота под гром танкового боя, никем не замеченная, ворвалась с тыла в село и устроила немцам резню.
Те бежали куда глаза глядят, а глаза у страха велики, особенно если на тебя навалились с фланга или с тыла ночью да в непроглядном тумане... С моей самоходкой ничего страшного не стряслось, не считая одной болванки в левый борт против трансмиссионного отделения.
Она ударила в броню под острым углом, сбила снегоочиститель и, срикошетировав, вырвала заодно полтрака из гусеницы..." - из дневника механика-водителя, а затем командира взвода ИСУ-152 приданного 31-й гвардейской танковой бригаде 29-го танкового корпуса л-та Электрона Приклонского.
Цель у противника прежняя: пробить хотя бы узкую брешь в кольце, сжимающем все уже "мешок", в которой мечутся, точно угорелые, несколько отчаянных и отчаявшихся немецких дивизий, стремясь выскочить из западни - большого треугольника Шиола-Звенигородка-Корсунь-Шевченсковский....
Завязался встречный бой, уже сам по себе трудный, всегда полный неожидонностей, а тут в условиях тумана, накрывшего все поле боя. Впрочем, обе стороны находились в одинаковых условиях....
Случалось, что танки сходились вплотную, да еще и с "открытыми забралами". Николаев и Вдовин, высунувшись по пояс из люков, напряженно вглядывались в туман. Мой смотровой лючок тоже был открыт, но у земли туман гуще, и я вижу только метров на десять вперед.
Вел машину ползком, опасаясь свалиться в овраг или засесть в какой-нибудь яме или траншее. Орудие давно заряжено бронебойным. "Справа-45! Танк противника!" - словно гром, врывается в наушники голос командира.
Круто разворачиваю машину в указанном направлении, но по-прежнему ничего не вижу. "Прямой наводкой!"...И неожиданно, вместо выстрела: "Отставить! Как будто наша тридцатьчетверка...чего она прет в обратную сторону?!".
Только спустя несколько часов, уже в Лысянке, ругань командира показалась смешной: узнай-ка в таком молоке, где какая сторона, если машина несколько раз повернулась, а компас среди металла указывает неизвестно куда...
Но мы продолжали куда-то ехать и стрелять, по нам стреляли тоже. Потом загорелся скирд сена, появился ореентир! Но от этого виднее стало только вокруг стога. И когда в светлом кругу проползала СУ-122, курносая из-за своей гаубицы, немцы ее подбили, а затем подожгли....
Разглядеть все стало возможно только после боя. В полнейшем беспорядке, развернувшись в разных направлениях, стояли там и здесь танки и самоходки, свои и чужие, черные и сгоревшие, на растаявшем снегу.
Много машин было просто застрявших, особенно вдоль речки Тикич (Гнилой Тикич). Как ни странно, а Лысянку в лоб брать нам не пришлось. Днем стало известно, что среди ночи (пока мы с немцами на танках и самоходках выясняли отношения в тумане) наша мотопехота под гром танкового боя, никем не замеченная, ворвалась с тыла в село и устроила немцам резню.
Те бежали куда глаза глядят, а глаза у страха велики, особенно если на тебя навалились с фланга или с тыла ночью да в непроглядном тумане... С моей самоходкой ничего страшного не стряслось, не считая одной болванки в левый борт против трансмиссионного отделения.
Она ударила в броню под острым углом, сбила снегоочиститель и, срикошетировав, вырвала заодно полтрака из гусеницы..." - из дневника механика-водителя, а затем командира взвода ИСУ-152 приданного 31-й гвардейской танковой бригаде 29-го танкового корпуса л-та Электрона Приклонского.