Полет над бездной
Самоубийство. Моё самоубийство. Всё откладывал эту тему - хотелось получше написать. И отчасти уже написал в предыдущих постах, ссылки на которые будут ниже. Остальное напишу сейчас как получится. Иначе буду откладывать до бесконечности.
Поехали.
Я уже писал о смысле жизни: тут. Остановился я тогда вот на чем:
Такие рассуждения привели меня в мои 16 лет к тому, что мой смысл жизни зависит от баланса плохого и хорошего в моей же жизни. Если хорошего больше, то смысл есть. Если меньше, то его нет. Ну а если его нет, то всем пока. Не скучайте.
Так вот этот баланс сложился не в пользу жизни. Хотел я от жизни одного, а получал другое. Чего я хотел, я описал здесь. А получил прямо противоположное: жизнь в стае полудиких зверят.
Поэтому решил я жизнь свою закончить.
Кому-то может показаться, что это грустное решение. Наверное думают, что самоубийца расстроен, печален и т.п. Я не был грустным. Я не был расстроенным. Грустно было смотреть на жизнь. А смерть - она никакая. Трудно жить. А умереть легко. Когда я думал, что делать с этой жизнью, было трудно. Но когда я додумался и принял решение - стало легко.
Но я парень основательный. Я не просто принял решение. Я дал себе месяц на то, чтобы убедиться, что решение это правильное и принято не под воздействием настроения или в минуту слабости. Если через месяц я так же спокойно скажу себе, что всё, пора уходить, тогда и уйду.
И вот в этот месяц произошла одна штука, очень важная для меня. Этот месяц наложил отпечаток на всю мою жизнь.
Дело в том, что решение уже было принято и, в принципе, я мог уйти в любой момент, если сильно надо. Это привело к тому, что всё, что меня беспокоило до сих пор, перестало меня беспокоить. Я почувствовал необыкновенную легкость. Я непринужденно парил над жизненными проблемами, всякими напрягавшими до этого ситуациями, над хамством, жестокостью, злорадством, подлостью, низостью - клоака осталась внизу. Я всё видел, но уже не слышал её смрада.
Общество ограничивает нас. Есть вещи которых делать нельзя, т.к. за это могут посадить в тюрьму или убить.
Для меня не было этих ограничений. Я чувствовал, что любого выродка могу элементарно убить. Убить человека просто. Надо взять в руки что нибудь тяжелое... кусок арматуры завернутый в газету... и этой штукой со всей силы ударить по голове. И потом еще несколько раз чтобы наверняка. И всё. Самый газированный малолетний писюн сдохнет.
А с другой стороны, какое мне теперь было дело до них. Я смотрел на их возню со стороны и даже было как-то жалко. Всё таки люди. У них есть, какие-никакие, родители, которые так трепетно о них заботятся. Я видел как они нянчатся с малышней на детской площадке. Я понимал, что из этих симпатичных малышей вырастут такие же скоты. Но теперь они были для меня скотами не так однозначно.
По большому счету мне было на них наплевать. И этот мой пофигизм дал этакое мягкое отношение к жизни.
Я был свободен, я обладал властью и правом казнить и миловать. Но, с другой стороны, у меня не было потребности ни казнить, ни миловать.
Наверное надо сказать, что у меня не было особых проблем со сверстниками. Я обладал кое каким авторитетом и меня уважали. Но этот авторитет не статичен. В такой кислотной среде его надо было поддерживать. Поэтому такая среда всё время держит малолеток в тонусе. А мне не нравилась ни среда, ни тонус. Но в том, как я воспринимал эту среду было две составляющие: объективная, не зависимая от меня. И вторая: субъективная - мое отношение к ней. Так вот этот месяц отсрочки, который я себе определил, изменил мое отношение к среде и к миру.
Легкость, с которой я относился к окружавшему меня миру была чудесна. Это был кайф. Спокойное, ровное отношение к жизни. Атараксия - термин античной этики. То состояние, в которое я попал лучше всего выражается этим термином.
Внешне моя жизнь никак не изменилась. Я продолжал учиться, есть, спать, читать... Но мое ощущение к жизни изменилось самым радикальным образом. Я стал замечать вещи, которых не замечал раньше. Меня ни капли не беспокоила будущая сессия и экзамены. Меня вообще ничто не беспокоило. Всё, что я делал, я делал легко и без напряга, непринужденно. Я мог часами сидеть в библиотеке и мне было наплевать на то, кто и что скажет по этому поводу или подумает. Мог спокойно сказать моим сверстникам что я думаю о них. Получались призанятнейшие беседы. В конце концов я обратил внимание на красоту природы. Упивался физическими нагрузками - мое тело меня радовало, приятная усталость разливалась во мне и пьянила. Я мог читая пить вино, курить. Или не пить и не курить. Я делал то, что хотел. Я был свободен.
Естественно, в таком состоянии я задумался о том, что в этом новом качестве баланс, о котором я говорил в начале этого поста, меняется в сторону жизни. Прекратить жизнь можно всегда. Эта возможность всегда останется со мной. Можно попробовать сохранить атараксию, отказавшись от суицида. Атараксию я сохранил в значительной степени, но от суицида не отказался, а перенес его на неопределенный срок. С одной стороны, такой перенос - это, как может показаться, этакая психологическая уловка, самообман. Но с другой стороны, я действительно готов в случае изменения баланса выключить рубильник.
Жизнь классная штука, если уметь ею пользоваться.
Поехали.
Я уже писал о смысле жизни: тут. Остановился я тогда вот на чем:
Такие рассуждения привели меня в мои 16 лет к тому, что мой смысл жизни зависит от баланса плохого и хорошего в моей же жизни. Если хорошего больше, то смысл есть. Если меньше, то его нет. Ну а если его нет, то всем пока. Не скучайте.
Так вот этот баланс сложился не в пользу жизни. Хотел я от жизни одного, а получал другое. Чего я хотел, я описал здесь. А получил прямо противоположное: жизнь в стае полудиких зверят.
Поэтому решил я жизнь свою закончить.
Кому-то может показаться, что это грустное решение. Наверное думают, что самоубийца расстроен, печален и т.п. Я не был грустным. Я не был расстроенным. Грустно было смотреть на жизнь. А смерть - она никакая. Трудно жить. А умереть легко. Когда я думал, что делать с этой жизнью, было трудно. Но когда я додумался и принял решение - стало легко.
Но я парень основательный. Я не просто принял решение. Я дал себе месяц на то, чтобы убедиться, что решение это правильное и принято не под воздействием настроения или в минуту слабости. Если через месяц я так же спокойно скажу себе, что всё, пора уходить, тогда и уйду.
И вот в этот месяц произошла одна штука, очень важная для меня. Этот месяц наложил отпечаток на всю мою жизнь.
Дело в том, что решение уже было принято и, в принципе, я мог уйти в любой момент, если сильно надо. Это привело к тому, что всё, что меня беспокоило до сих пор, перестало меня беспокоить. Я почувствовал необыкновенную легкость. Я непринужденно парил над жизненными проблемами, всякими напрягавшими до этого ситуациями, над хамством, жестокостью, злорадством, подлостью, низостью - клоака осталась внизу. Я всё видел, но уже не слышал её смрада.
Общество ограничивает нас. Есть вещи которых делать нельзя, т.к. за это могут посадить в тюрьму или убить.
Для меня не было этих ограничений. Я чувствовал, что любого выродка могу элементарно убить. Убить человека просто. Надо взять в руки что нибудь тяжелое... кусок арматуры завернутый в газету... и этой штукой со всей силы ударить по голове. И потом еще несколько раз чтобы наверняка. И всё. Самый газированный малолетний писюн сдохнет.
А с другой стороны, какое мне теперь было дело до них. Я смотрел на их возню со стороны и даже было как-то жалко. Всё таки люди. У них есть, какие-никакие, родители, которые так трепетно о них заботятся. Я видел как они нянчатся с малышней на детской площадке. Я понимал, что из этих симпатичных малышей вырастут такие же скоты. Но теперь они были для меня скотами не так однозначно.
По большому счету мне было на них наплевать. И этот мой пофигизм дал этакое мягкое отношение к жизни.
Я был свободен, я обладал властью и правом казнить и миловать. Но, с другой стороны, у меня не было потребности ни казнить, ни миловать.
Наверное надо сказать, что у меня не было особых проблем со сверстниками. Я обладал кое каким авторитетом и меня уважали. Но этот авторитет не статичен. В такой кислотной среде его надо было поддерживать. Поэтому такая среда всё время держит малолеток в тонусе. А мне не нравилась ни среда, ни тонус. Но в том, как я воспринимал эту среду было две составляющие: объективная, не зависимая от меня. И вторая: субъективная - мое отношение к ней. Так вот этот месяц отсрочки, который я себе определил, изменил мое отношение к среде и к миру.
Легкость, с которой я относился к окружавшему меня миру была чудесна. Это был кайф. Спокойное, ровное отношение к жизни. Атараксия - термин античной этики. То состояние, в которое я попал лучше всего выражается этим термином.
Внешне моя жизнь никак не изменилась. Я продолжал учиться, есть, спать, читать... Но мое ощущение к жизни изменилось самым радикальным образом. Я стал замечать вещи, которых не замечал раньше. Меня ни капли не беспокоила будущая сессия и экзамены. Меня вообще ничто не беспокоило. Всё, что я делал, я делал легко и без напряга, непринужденно. Я мог часами сидеть в библиотеке и мне было наплевать на то, кто и что скажет по этому поводу или подумает. Мог спокойно сказать моим сверстникам что я думаю о них. Получались призанятнейшие беседы. В конце концов я обратил внимание на красоту природы. Упивался физическими нагрузками - мое тело меня радовало, приятная усталость разливалась во мне и пьянила. Я мог читая пить вино, курить. Или не пить и не курить. Я делал то, что хотел. Я был свободен.
Естественно, в таком состоянии я задумался о том, что в этом новом качестве баланс, о котором я говорил в начале этого поста, меняется в сторону жизни. Прекратить жизнь можно всегда. Эта возможность всегда останется со мной. Можно попробовать сохранить атараксию, отказавшись от суицида. Атараксию я сохранил в значительной степени, но от суицида не отказался, а перенес его на неопределенный срок. С одной стороны, такой перенос - это, как может показаться, этакая психологическая уловка, самообман. Но с другой стороны, я действительно готов в случае изменения баланса выключить рубильник.
Жизнь классная штука, если уметь ею пользоваться.