Несколько сумбурных слов об олимпиаде, а также о том, как совместилось приятное с полезным.
Если вас вдруг когда-нибудь будили поутру ударом веника по лицу или в разгар хорошей ебли с приятной женщиной вязала пьяная милиция, то вы можете примерно представить каково это - просыпаться утром страшно похмельным с мыслью о необходимости срочно пиздовать через весь город на конференцию по поводу предстоящей эстафеты олимпийского огня.
Только что вы кричали бармену «гарсон, шампанского!», размахивали банковской карточкой, запивали водку оставленным кем-то чаем, здоровались с совершенно незнакомым невероятно бородатым бородачом, трясли ногами под музыку среднего качества рок-группы имени легендарного порно-актера восьмидесятых и рассуждали с не менее убитым товарищем о степени соотношения современной электронной музыки с природой заполярного края; а вот уже вынуждены давить сонливость, жевать третью подряд жвачку, стараться не дышать перегаром на журналистку местного отделения риа новости и на начальника регионального управления по делам печати теле- и радиовещания, сидящих слева и справа от вас соответственно, и кроме того третий час подряд слушать ёбаный бред неимоверной суки, руководящей пиар-кампанией грядущих олимпийских игр и сопутствующей им эстафете олимпийского огня: о том, что сугубо ради кондового доисторического символизма на сутки будет парализовано движение во всех пяти городских округах, которые как назло нихуёво соответствуют пяти олимпийским кольцам; о том, что огонь сначала привезут на ряженом паровозе, потом понесут на руках, потом посадят в машину, снова понесут на руках и так пять раз подряд, пока его просто не выставят на всеобщее обозрение на главной площади, где неделю назад тысячи горожан сутками отстаивали очередь, чтобы приложиться к раке (ящику) с гастроилирующими по всей стране мощами одной из наиболее почитемых святых двадцатого века; о том, что охраняющих факел фээсбэшников можно попросить присесть, если они мешают «сделать вкусный кадр», о том, что «коллеги, уже никому давно не интересно про то, гаснут там или не гаснут факела, не стоит про это писать, лучше осветите это важное для всей страны мероприятие с хорошей стороны», о том, что «вам будут созданы все условия для работы, но если вы допустите какие-нибудь нарушения, мы лишим вас аккредитации» и о том, наконец, что «в нашей команде работает очень много молодых ребят, и вы не представляете, как этим деткам почти до слёз обидно, когда на страницах СМИ выплескивается негатив про то, во что они вкладывают всю свою душу». И ни слова о том, сколько людей по расчетам олимпийского комитета должны родиться и умереть без надзора врачей из-за того,что скорая помощь хуй где сможет проехать.
Но всё пройдет, и неподалеку вдруг найдется такой же похмельный фотограф, а также азиатский шалман, куда можно приносить любое количество какого угодно алкоголя и где продаются большие куски жареного мяса за небольшие деньги. Полчаса легкого разговора о том, каких гондонов делает из людей журналистика - и можно с легкой душой идти на федеральный турнир по боксу.
Как заверил фотограф, боксеры - страшно милые люди: после поединка проигравшие обязательно садятся на скамейку и начинают плакать, и даже если плакать им не сильно охота, они все равно давят слезу - это что-то вроде традиции. Но время идет, традиции рушатся, и в наше время боксеры колотят друг друга с самыми равнодушными лицами, а проигравший просто сходит с ринга и растворяется в пространстве. Один из победителей с популярным для боксеров именем Магомет поворачивается к зрителям - на плече у него причудливая татуировка. При ближайшем рассмотрении оказывается, что это волосы, и таким образом завязывается главная интрига турнира: бреет ли он одно плечо в ритуальных целях или оно само по себе так растёт. Спрашивать обэтом не хватает решимости, зато снова всплывает тема олмпийской эстафеты.
- Конечно пойду, - говорит Магомет. - Я же спортсмен. Был бы я каким-нибудь библиотекарем - может и не пошел бы, а так схожу обязательно.
После этого можно выйти на улицу, достать из сумки пиво, идти и радоваться - как заебись поработал, какая кругом классная зима, как приятно ходить с расстегнутым пуховиком и без шапки, и как всё в этой жизни все скоротечно и вообще исправимо, вплоть до мелочей: облил руки сладким пивом - и тут же вымыл свежим чистым снежком. Не любишь людей - а они попадаются нормальные. Не знаешь как жить - и находится на время какой-никакой смысл жизни.
Также, по неписанным законам создания текста в вышеприведенных абзацах должно быть какое-нибудь умненькое слово. Пусть это будет «гнозис» - я его вычитал на днях в одной книге, но был страшно сонный, поэтому хуй помню, что оно значит.
Конец
Только что вы кричали бармену «гарсон, шампанского!», размахивали банковской карточкой, запивали водку оставленным кем-то чаем, здоровались с совершенно незнакомым невероятно бородатым бородачом, трясли ногами под музыку среднего качества рок-группы имени легендарного порно-актера восьмидесятых и рассуждали с не менее убитым товарищем о степени соотношения современной электронной музыки с природой заполярного края; а вот уже вынуждены давить сонливость, жевать третью подряд жвачку, стараться не дышать перегаром на журналистку местного отделения риа новости и на начальника регионального управления по делам печати теле- и радиовещания, сидящих слева и справа от вас соответственно, и кроме того третий час подряд слушать ёбаный бред неимоверной суки, руководящей пиар-кампанией грядущих олимпийских игр и сопутствующей им эстафете олимпийского огня: о том, что сугубо ради кондового доисторического символизма на сутки будет парализовано движение во всех пяти городских округах, которые как назло нихуёво соответствуют пяти олимпийским кольцам; о том, что огонь сначала привезут на ряженом паровозе, потом понесут на руках, потом посадят в машину, снова понесут на руках и так пять раз подряд, пока его просто не выставят на всеобщее обозрение на главной площади, где неделю назад тысячи горожан сутками отстаивали очередь, чтобы приложиться к раке (ящику) с гастроилирующими по всей стране мощами одной из наиболее почитемых святых двадцатого века; о том, что охраняющих факел фээсбэшников можно попросить присесть, если они мешают «сделать вкусный кадр», о том, что «коллеги, уже никому давно не интересно про то, гаснут там или не гаснут факела, не стоит про это писать, лучше осветите это важное для всей страны мероприятие с хорошей стороны», о том, что «вам будут созданы все условия для работы, но если вы допустите какие-нибудь нарушения, мы лишим вас аккредитации» и о том, наконец, что «в нашей команде работает очень много молодых ребят, и вы не представляете, как этим деткам почти до слёз обидно, когда на страницах СМИ выплескивается негатив про то, во что они вкладывают всю свою душу». И ни слова о том, сколько людей по расчетам олимпийского комитета должны родиться и умереть без надзора врачей из-за того,что скорая помощь хуй где сможет проехать.
Но всё пройдет, и неподалеку вдруг найдется такой же похмельный фотограф, а также азиатский шалман, куда можно приносить любое количество какого угодно алкоголя и где продаются большие куски жареного мяса за небольшие деньги. Полчаса легкого разговора о том, каких гондонов делает из людей журналистика - и можно с легкой душой идти на федеральный турнир по боксу.
Как заверил фотограф, боксеры - страшно милые люди: после поединка проигравшие обязательно садятся на скамейку и начинают плакать, и даже если плакать им не сильно охота, они все равно давят слезу - это что-то вроде традиции. Но время идет, традиции рушатся, и в наше время боксеры колотят друг друга с самыми равнодушными лицами, а проигравший просто сходит с ринга и растворяется в пространстве. Один из победителей с популярным для боксеров именем Магомет поворачивается к зрителям - на плече у него причудливая татуировка. При ближайшем рассмотрении оказывается, что это волосы, и таким образом завязывается главная интрига турнира: бреет ли он одно плечо в ритуальных целях или оно само по себе так растёт. Спрашивать обэтом не хватает решимости, зато снова всплывает тема олмпийской эстафеты.
- Конечно пойду, - говорит Магомет. - Я же спортсмен. Был бы я каким-нибудь библиотекарем - может и не пошел бы, а так схожу обязательно.
После этого можно выйти на улицу, достать из сумки пиво, идти и радоваться - как заебись поработал, какая кругом классная зима, как приятно ходить с расстегнутым пуховиком и без шапки, и как всё в этой жизни все скоротечно и вообще исправимо, вплоть до мелочей: облил руки сладким пивом - и тут же вымыл свежим чистым снежком. Не любишь людей - а они попадаются нормальные. Не знаешь как жить - и находится на время какой-никакой смысл жизни.
Также, по неписанным законам создания текста в вышеприведенных абзацах должно быть какое-нибудь умненькое слово. Пусть это будет «гнозис» - я его вычитал на днях в одной книге, но был страшно сонный, поэтому хуй помню, что оно значит.
Конец