АнтиРусь
Казалось бы, что может быть ещё иррациональнее суицидального гонора «хромой утки», не пощадившего «цвет нации» ради красного словца в своих некрологах?!
И все же Леху Качиньскому удалось ценой больших жертв достичь той высшей планки для польского политика, которая называется «событие глобального уровня». А на глобальном уровне случайностей не бывает. Так что нам нужно искать политический контекст, в котором катастрофа 10 апреля выглядит той самой закономерностью, неопознанной, но неизбежной. Ясно только, что это не сиюминутный контекст польских выборов или российско-польских трений.
Масштабы события и открытого им «окна возможностей» на уровне российско-европейских отношений таковы, что речь может идти только обо всем историческом контексте российско-польских отношений. А раз так, то нам придется уйти от политических штампов и стереотипов и обратиться к самым сложным из признанных эмпирических обобщений, моделирующих исторические процессы. Речь идет, прежде всего, о теории цивилизаций Арнольда Тойнби, а также неплохо дополняющей ее в части маргинального евразийского пространства теории этногенеза Льва Гумилева.
Начнем с гипотезы, неосторожно высказанной самим Тойнби после нашей общей Победы, о том, что Советский Союз является «творческим меньшинством» в рамках глобальной цивилизации ХХ века. По Тойнби «творческим меньшинством» является личность или сообщество вплоть до нации, которые вынуждены внешними обстоятельствами, включая давление соседей, находить ответы на вызов времени.
Все известные мне непосредственные наблюдения за творческими людьми и сообществами позволяют несколько уточнить понятие «творческого меньшинства». Творческие прорывы отдельных талантов и коллективов невозможны без давления особой «творческой среды», состоящей из людей небесталанных, но недостаточно пассионарных. Почти вся энергия «творческой среды» уходит в амбивалентное побуждение лидера - сочетание ревностного неприятия и морального негодования с желанием подражать и стать вровень. В «творческой среде» также есть свои лидеры, строящие свою судьбу и статус в творческом сообществе на прямом оппонировании «творцу». Таков, например, Маяковский по отношению к Булгакову в контексте их времени или к Пушкину в более широком контексте.
Такова Польша по отношению к России в ХХ веке, а в более широком историческом контексте - таков Великий Лимитроф «от можа до можа» между европейской и евразийской цивилизациями.
Попробуем ответить на вопрос, чем предки поляков отличались от полабских и померанских славян, которые как и пруссы, были тотально онемечены в полном соответствии с европейской установкой культурной унификации? В то же самое время славянам между Вислой и Бугом было позволено сохранить и даже развить национальную культурную идентичность в обмен на повышенную католическую религиозность - то есть цивилизационную идентичность.
Аналогичный культурный феномен можно обнаружить в Югославии, где ставшим ревностными мусульманами боснякам удалось намного полнее сохранить антропологический тип и этнографические особенности южных славян, чем сербам. Судя по давлению всех соседей и периодической изоляции, сербы также могут быть заподозрены как «творческое меньшинство» в масштабах балканского субконтинента. Но сейчас речь не о них, и даже не о поляках, а о нас. Точнее, и поляках тоже, но только в связи с русскими и их ролью в глобальной истории. Потому как эксклюзивные культурные права поляков в Европе могут объясняться только одним - ролью форпоста и авангарда западноевропейской цивилизации, пытавшейся и пытающейся распространить свое влияние на Восток.
Их двух исторических проектов - прибалтийского «орденского», основанного на тотальной культурной ассимиляции, и польского национального, основанного на обостренной культурной идентичности, второй проект оказался или показался более успешным. Битва под Грюнвальдом стала не только выяснением отношений между двумя конкурентами - польским и орденским проектами экспансии, но и стала идеологическим контрапунктом панславянской версии «дранг нах Остен». Братство по оружию, общие корни и все такое.
Впрочем, глядя из далекого будущего на объективно сложившийся результат такого взаимодействия Литвы и Московии, Польши и России, нельзя не признать того, что обе стороны получили большую пользу от взаимного соперничества. Поэтому я не стал бы однозначно утверждать, что Великий Лимитроф и его лидер - Польша всегда играли за Европу против России. Разумеется, они пытались играть только за себя, но само существование сильного русского государства было условием эксклюзивной роли Польши в европейских делах. Видимое ослабление России, как во времена Смуты или после Великой революции, вопреки эйфории польской элиты запускало процесс вытеснения Польши на периферию европейской политики. И наоборот усиление России повышало геополитическое значение Польши, даже формально попавшей в зону российского влияния. Биение этого маятника истории, попеременно поднимающего то одну - польскую, то другую - балтийскую гирьку часов, не могло не сформировать особую ментальность польской нации с амбициями не по росту и мазохистскими обертонами.
Можно рискнуть добавить еще одну небанальную аналогию отношениям между поляками и русскими. Так, «творческая среда» антисемитов в историческом, а не обыденном контексте была своеобразным буфером для сохранения культурной идентичности еврейских общин. Можно даже сказать, что сам механизм идентичности постоянно порождал и пополнял эту самую среду: полукровки по отцу становились изгоями и для евреев, и для гоев. Так что быть антисемитом означает быть наравне с изгоем в квадрате. С другой стороны, натуральный антисемит точно также считает, что евреи - избранный народ, который вместе со своим Б-гом виноват во всем плохом, происходящем с антисемитом. То есть «творческая среда» антисемитов, зацикленных на евреях, выполняла роль «динамической защиты», буфера, непосредственно окружающего «творческое меньшинство» и не подпускавшего близко настоящую опасность.
Не так уж трудно увидеть, что в отношении поляков к России очень много точно такой же амбивалентности. Они и впрямь все считают, во-первых, что Россия виновата во всех бедах поляков, и кроме того русские не по праву заняли место, предназначенное Богом для поляков. Поэтому можно смело называть поляков антироссами, дополняющими триаду великороссов, малороссов и белорусов, а саму Польшу - Антироссией. Причем в этом определении не нужно искать осуждение или враждебность, а только объективно существующее положение исторических субъектов.
Однако, все это лишь предварительные рассуждения, описание ситуации. Пора, наконец, применить теоретическую модель Тойнби. Для этого нужно вспомнить, что великий историк выделял несколько фаз в «движении ухода и возврата», которое осуществляет историческое «творческое меньшинство». Тойнби описывает срединный период этого «движения» (глубокий Надлом) как «фазу изоляции», которая в свою очередь делится на две стадии - активную и конструктивную. Нетрудно увидеть в истории современной России такую «фазу изоляции», когда Советский Союз был отгорожен от остального мира и, прежде всего, от Запада не только плотным пограничным кордоном и военным щитом, но и буферной зоной, самую активную роль в которой всегда играла Польша. Разница лишь в том, что в «активной стадии» с 1917 по 1941 год буфер был подконтролен Западу, а после Великой войны перешел под управление Кремля до 1991 года. Однако, 1991 год - это еще не окончание «фазы изоляции», а лишь первая попытка выйти из нее. Вместо прежнего восточноевропейского буфера образовалось новое буферное кольцо из бывших советских республик, в отношении которых Польша также старалась играть роль лидера.
Поэтому постсоветская «фаза Реставрации», начавшаяся в конце 1991 года является всего лишь завершающей четвертью конструктивной стадии, в рамках которой все еще сохраняется недоверие между постсоветской элитой и европейской, как и с элитами других соседних цивилизаций. Однако держать все евразийское пространство в «режиме санации» нет больше возможности, в том числе из-за мирового кризиса.
Таким образом можно утверждать, что осторожное, но уверенное движение России и Польши к взаимному сближению, ставшее причиной суицидальной политической акции антироссийских консерваторов, является проявлением исторической закономерности. Российское руководство как лидер постсоветских элит стремится вывести себя из изоляции. Европейские элиты в лице Германии, Франции и Италии идут навстречу. Англо-саксонские элиты, исповедующие принцип «разделяй и властвуй», крайне ослаблены финансовым кризисом. Отсюда необходимость для Польши пересмотреть свой «буферный» курс и найти новое применение своей неизбывно антироссийской политики. Пусть и в другой, более мягкой и еще более конструктивной, чем в советские времена, форме. Польша не может не быть Антироссией, и с этим ничего не сделаешь. Но можно прийти к совместному осознанию своих исторических ролей и более цивилизованному, без надрывов и истерик их воплощению.
Как может выглядеть следующая фаза российско-польских и российско-европейских отношений? Во-первых, можно и без очень глубокого анализа предсказать, что основной угрозой для польской национальной идентичности сейчас опять становится Европа. Видимое ослабление России, не желающей более служить угрозой и даже жупелом, играет на руку не только прогерманской партии, но и вообще обывательским настроениям в польском обществе. Желание большой части поляков «быть как все» отражает не менее неизбывную тягу к европейской унификации. Какое-то время, пока польские консерваторы будут копить новые силы и не найдут другую точку приложения своей идеологии, Польша может побыть обычной европейской страной. И оставить на время Россию один на один со странами постсоветского пространства. Однако нет сомнений, что поляки будут зорко следить за мирной экономической экспансией российских корпораций и выстраивать в этом же постсоветском пространстве новый эшелон для обороны собственной культурной идентичности, причем обороны от Европы.