Корни и крона психологии (21)
21. Метафора с теоремой
(начало, предыд.)
Можно применить еще одну метафору к нынешнему состоянию психологической науки в лице современных автолюбителей. Многие владельцы машин знают руль и две педали ‑ тормоза и газа, не в курсе даже наличия сцепления. А если будет рулить автопилот, как нам обещают, то и этих знаний об устройстве машины не останется. Так вот, представление нынешней «экстравертной» психологии о механизмах и взаимосвязях внутри психики примерно такое же, почти нулевое. Более того, от любых эмпирических попыток выявления внутренней структуры, «современная» психология открещивается и старательно уходит. Видимо, чтобы не отвечать на интересующие публику вопросы.
Представим себе, если бы эксперты по автомобилям тоже судили и обсуждали качества машин, не имея представления о наличии внутри нескольких автономных систем и контуров управления ‑ ходовой, топливной, тормозной, а также рулевого интерфейса, передающего этим экстравертным частям машины волю находящегося внутри субъекта. Пока машина едет ровно по программе, нашим экспертам и сказать особо нечего. Хотя, конечно, у каждой модели и даже отдельной машины есть свои особенности. Одни могут дольше находиться в пути, и даже преодолевать бездорожье. Другим нужно много чаще заезжать на заправки, а третьи больше времени проводят в сервисе и ремонте, чем на дороге. Однако гораздо больше различий в поведении проявляется не в нормальных, рутинных режимах, а в отклонениях от него.
Скажем, машина в пути начинает слегка вибрировать и подергиваться. Мы бы с вами сказали, что мотор барахлит. Но наши эксперты не представляют, как работает этот мотор, даже если видели холодные остатки при вскрытии. Поэтому кто-то из экспертов, специалист по найденным в машине проводам, будет настаивать, что все проблемы «от нервов» и работа психики зависит от чистоты клемм и соединений, а также от электропитания. Другой эксперт по топливу предложит свой набор факторов, влияющих на работу машины ‑ октановые числа, примеси и так далее. Поспорив пару поколений, сойдутся на пяти «интегральных» факторах, хотя для детского развития добавят еще пару. Причем, чтобы не спорить о причинах, назовут эти факторы как-нибудь нейтрально по шкале проявления тех или иных симптомов. Скажем, вибрацию машины, независимо от причины (свеча, впрыск, ходовая, неровная дорога) ‑ вызывает некий особенный фактор «вибротизма», а частые простои машины в гараже или в сервисе по любым причинам ‑ можно назвать фактором «интровертности».
Таким же образом устроены «современные» психологические теории, образцом для которых послужила в середине прошлого века «трехфакторная теория личности» Айзенка. Этот специалист по «электрике» нервной системы предложил измерять личность по ее внешним проявлениям на основе трех шкал: 1) экстраверсия; 2) нейротизм; 3) психотизм. Согласно научной моде того времени эти параметры считались генетически заданными.
Это, кстати, любопытный пример, как мировоззренческая установка защищает сама себя от новых веяний в науке. Вообще-то, открытие ДНК и генов, как раз, и означало уход биологии от измерения внешних признаков в глубину изучения внутренней структуры, как и в физике того времени. Тем не менее, в психологии, наоборот, восторжествовал картезианский подход измерения внешних параметров «социальных атомов», и отказ от попыток принять хотя бы приблизительную «резерфордовскую» модель такого «атома». Возможно, эта реакция ученых вызвана очевидными проблемами модного типирования по MBTI, которые позволили отказаться от «устаревшего» Юнга. В итоге имеем то, что имеем вообще в социальных науках: модные методологии без структурной модели. Мудрецы, ощупывающие разные концы предмета, просто договорились верить, что слон в целом похож на большую толстую кобру.
Впоследствии айзенковский подход к измерению внешних параметров личности был немного уточнен и дополнен тремя отдельными факторами вместо «психотизма»: 3) доброжелательность; 4) сознательность; 5) интеллект как открытость опыту. Получилась популярная до сих пор «большая пятерка». Впрочем, увеличение числа факторов никак не улучшило картезианского качества «модели». При этом нельзя не признать, что и такая модель, как в свое время картезианство в физике и химии, принесла определенную пользу в систематизации различных наблюдаемых явлений и фактов. Однако, в основном, эта польза схоластических упражнений ‑ для самого сословия ученых и преподавателей, позволяющая хоть как-то продвигаться и защищать диссертации. Что это дает для знания, не говоря уже о понимании личности ‑ главная загадка «современной науки»?
Заметим, что даже в медицине, откуда был заимствован подход к измерениям симптомов и классификации различных состояний, картезианский подход преодолен за счет знания внутренней структуры и изучения физиологии в динамике. Психология не имеет пока томографов или иных приборов для отслеживания движения мысли и эмоций. Хотя даже при наличии таких приборов, отслеживающих тонкие энергии, это мало что дало бы. Ведь структура психики является логической, а не физической. Можно отследить не только факт движения информации по каналу связи внутри или между компьютеров, но даже снять копию последовательностей нолей и единиц. Однако это мало что даст без логических ключей к шифру.
В то же время для понимания динамики внутренних психических процессов может быть вполне достаточно надежной структурной модели психики, пусть даже поначалу не самой детальной. В этом случае по внешним симптомам можно достаточно уверенно установить причину тех или иных проблем. Так, мы с вами назвали общую структурную причину патологической экстраверсии с ее симптомами безволия ‑ это отсутствие или слабость связи рациональных ипостасей (деятельный или чувствующий комплексы) личности с интуитивной (творческой) ипостасью и через нее с логическими субъектами надличной наследуемой памяти. Слабость связи, в свою очередь, может быть обусловлена низким начальным потенциалом «тонкой энергии» (из-за болезни ребенка и/или матери, отсутствия грудного вскармливания, недостатка внимания в семье без бабушки и так далее). Хотя глубинной причиной, приводящей к этой начальной ситуации и дальнейшим проблемам развития, является несовпадение внешних и внутренних образов, отсутствие ключей к запасам «тонкой энергии» и связанной с нею информации, даже если такие запасы имеются на необходимом для развитого социума уровне.
Нужно сделать еще одно важное замечание по поводу необходимой научной модели внутреннего «психического космоса» с его «нравственным законом». Эта модель не может не быть единой с такой же четырехмерной и четырехчастной фрактальной моделью исторического социального развития. Единство психолого-исторической модели вытекает из объективного единства развития личности из развития ее социальных связей с последующей интериоризацией.
В фазе Подъема личности (детство, отрочество, юность) взрослые (родители, няньки, учителя, тренеры) выступают в роли подсказывающего, побуждающего и контролирующего внешнего центра развития. Иногда в той же роли оказываются игровые сообщества со старшими сверстниками. Во всех случаях ипостаси личности сначала следуют за внешним центром и развивают тем самым внутренний логический субъект действия, оценки или суждения. В итоге активного взаимодействия с внешними центрами влияния нормальная личность научается управляться с конкретным предметом учебы, в том числе и с собственными техниками, эмоциями, правилами. Внешний центр в той или иной мере замещается внутренним центром управления процессом, а энергичный учащийся может и сам выступить в качестве тренера для младших сверстников.
Если же признать, что психическая «управляющая сеть» энергичных личностей передается по наследству, то следующие поколения получают так называемые «способности» к тому или иному виду деятельности. Интериоризация управления в процессе обучения идет быстрее, поскольку для развития той или иной личной ипостаси заимствуется готовый образец из надличного наследуемого опыта. Таким образом, глубинная внутренняя структура психики формируется за счет такой актуализации ранее накопленного предками опыта с последующей новой интериоризацией и передачей по наследству. То есть структура социальных связей тем самым проецируется в глубины личного и коллективного бессознательного, и наоборот. Теорему о единстве психолого-исторической модели можно считать доказанной с точки зрения логики. Останется лишь подтвердить ее с точки зрения практики, например, показать эвристическую силу для наблюдаемых психологами и психиатрами феноменов.
Например, у патологической интроверсии тоже должна быть какая-то общая системная причина, объясняющая самые общие признаки для разных вариантов - детского аутизма, взрослой шизофрении. Распутывать эту загадку можно с самой свежей «нитки»: сообщений о протестах родителей против прививок как якобы причины детского аутизма. Сразу же можно обратить на сугубо экстравертный характер этих жалоб, когда вина за свои родительские проблемы перекладывается на высшие инстанции. Можно допустить, что и в остальных случаях, включая воспитание детей, такие родители следуют моде, рекламе, сериалам, фейсбучным истинам, чему угодно, но не собственной воле и наследуемым традициям.
Тем не менее, статистическую связь проявления аутизма после прививок можно принять, хотя бы по причине известного возраста для проявления первого и проведения вторых. Однако «после» не всегда значит «вследствие». Если бы прививки приводили к такого рода расстройствам психики, то такая статистика проявилась бы много раньше, когда в позапрошлом веке началось массовое вакцинирование. Отличие новых вакцин от прежних вряд ли выходит за принципиальную грань. Но самое главное, что подразумевает наша единая психолого-историческая модель ‑ зависимость развития психики ребенка от социальных связей, а не от материальной или микробной среды. Этот контекст развития может включать детские болезни или прививки как фактор стресса, который также необходим для развития. Примерно в возрасте трех-четырех лет ребенок подходит к необходимому кризису развития, и даже сам провоцирует родителей на наказание ради такого необходимого стресса.
Поэтому не важно ‑ связан этот необходимый стресс с прививкой, болезнью или со строгостью взрослых в ответ на невыносимое поведение. Главное ‑ сам стресс, как триггер связи самой первой деятельной ипостаси с логическими субъектами, надличными ипостасями наследуемой памяти. Несколько упрощенно это выглядит, как если бы внутри психики в ответ на детский плач проснулся некий архетипический, но живой образ уже не младенца (братца Лиса), а хорошего мальчика или девочки (братец Кролик - один из символов этого юнгианского архетипа). Этот живой архетип (комплекс) обладает когнитивными и коммуникативными методами, которые должны актуализироваться и присоединиться к личной ипостаси ребенка. Однако вторым условием для правильного развития является внешняя среда и участие взрослых в развитии ребенка. Только тогда внутренний «братец Кролик» сможет выглянуть из своей глубинной «норы» и поделиться с личностью ребенка тонкой энергией развития.
А что наш «братец Кролик» мог увидеть после сигнального стресса в семье с безвольными экстравертными взрослыми, оснащенными по последней моде? Вместо необходимой игры в дочки-матери с мамой или в благородных индейцев с папой, или вместо чтения сказок про братца Лиса и братца Кролика ‑ «кислотные» клипы и такие же мультики. Мелькание ярких пятен такое же, как при гипнотизировании для ввода в транс. Взрослых в доме просто нет ‑ они уткнулись в планшеты и мобильники, типа «общаются» с кем и где угодно, но не в семье. Однако архетипическая программа запущена стрессом и «братец Кролик» ищет опору и собеседников. Если он не находит соответствия образам и сюжетам в реальном мире, то в запасе у него общение с такими же, как он, архетипами коллективного бессознательного. Особенно, если по врожденному психотипу ребенок ‑ интуитивный интроверт. Архетипический комплекс из-за причиненного ему вторичного стресса может присоединиться не к деятельной ипостаси ребенка, а сразу к творческой, отвечающей за диалоги с другими надличными субъектами.
Тут имеется один важный момент ‑ диалог между двумя внутренними архетипами тоже предполагает обмен информацией и высвобождение тонкой энергии. Более того, поскольку такой внутренний диалог не опосредован реальностью, он идет намного быстрее, и вдохновляющей энергии высвобождается много больше, чем при совпадении образов реальной деятельности и архетипа. Так что маленький аутист буквально кайфует и тащится от происходящего внутри него, только вот вся эта энергия не идет на развитие самой личности и ее социальных связей. Да и зачем напрягаться, когда и так все в кайф. В некоторых случаях взрослым удается достучаться до внутреннего диалога такого аутиста, и он может, например, написать взрослым почерком не просто взрослые, а мудрейшие сентенции или сложные по технике и смыслу стихи. Кстати, этот феномен и есть одно из явных доказательств наследования интериоризированных во взрослом возрасте социальных связей и практик.
Переход от нормального диалога личных и надличных ипостасей к внутреннему диалогу между надличными ипостасями может случиться и во взрослом возрасте. Тогда такое состояние принято называть шизофренией, впрочем ‑ не всегда, а только, если два надличных архетипа вечно между собой спорят, являясь носителями взаимоисключающих идей. Тогда расщепленная между надличными субъектами воля одни и те же предметы и намерения оценивает амбивалентно ‑ одновременно и позитивно, и негативно, а потому не может ни принять собственного решения, ни подчиниться внешней воле.
Если же при тех же внешних обстоятельствах среди надличных субъектов найдется, что называется «царь в голове», то в диалоги под его началом могут вступать сколь угодно много архетипов. Это усилит проявления интровертности, но даже в крайнем варианте юродства такая личность останется цельной и, как правило, уважаемой. По крайней мере, у нас на Руси.
Продолжение следует
(начало, предыд.)
Можно применить еще одну метафору к нынешнему состоянию психологической науки в лице современных автолюбителей. Многие владельцы машин знают руль и две педали ‑ тормоза и газа, не в курсе даже наличия сцепления. А если будет рулить автопилот, как нам обещают, то и этих знаний об устройстве машины не останется. Так вот, представление нынешней «экстравертной» психологии о механизмах и взаимосвязях внутри психики примерно такое же, почти нулевое. Более того, от любых эмпирических попыток выявления внутренней структуры, «современная» психология открещивается и старательно уходит. Видимо, чтобы не отвечать на интересующие публику вопросы.
Представим себе, если бы эксперты по автомобилям тоже судили и обсуждали качества машин, не имея представления о наличии внутри нескольких автономных систем и контуров управления ‑ ходовой, топливной, тормозной, а также рулевого интерфейса, передающего этим экстравертным частям машины волю находящегося внутри субъекта. Пока машина едет ровно по программе, нашим экспертам и сказать особо нечего. Хотя, конечно, у каждой модели и даже отдельной машины есть свои особенности. Одни могут дольше находиться в пути, и даже преодолевать бездорожье. Другим нужно много чаще заезжать на заправки, а третьи больше времени проводят в сервисе и ремонте, чем на дороге. Однако гораздо больше различий в поведении проявляется не в нормальных, рутинных режимах, а в отклонениях от него.
Скажем, машина в пути начинает слегка вибрировать и подергиваться. Мы бы с вами сказали, что мотор барахлит. Но наши эксперты не представляют, как работает этот мотор, даже если видели холодные остатки при вскрытии. Поэтому кто-то из экспертов, специалист по найденным в машине проводам, будет настаивать, что все проблемы «от нервов» и работа психики зависит от чистоты клемм и соединений, а также от электропитания. Другой эксперт по топливу предложит свой набор факторов, влияющих на работу машины ‑ октановые числа, примеси и так далее. Поспорив пару поколений, сойдутся на пяти «интегральных» факторах, хотя для детского развития добавят еще пару. Причем, чтобы не спорить о причинах, назовут эти факторы как-нибудь нейтрально по шкале проявления тех или иных симптомов. Скажем, вибрацию машины, независимо от причины (свеча, впрыск, ходовая, неровная дорога) ‑ вызывает некий особенный фактор «вибротизма», а частые простои машины в гараже или в сервисе по любым причинам ‑ можно назвать фактором «интровертности».
Таким же образом устроены «современные» психологические теории, образцом для которых послужила в середине прошлого века «трехфакторная теория личности» Айзенка. Этот специалист по «электрике» нервной системы предложил измерять личность по ее внешним проявлениям на основе трех шкал: 1) экстраверсия; 2) нейротизм; 3) психотизм. Согласно научной моде того времени эти параметры считались генетически заданными.
Это, кстати, любопытный пример, как мировоззренческая установка защищает сама себя от новых веяний в науке. Вообще-то, открытие ДНК и генов, как раз, и означало уход биологии от измерения внешних признаков в глубину изучения внутренней структуры, как и в физике того времени. Тем не менее, в психологии, наоборот, восторжествовал картезианский подход измерения внешних параметров «социальных атомов», и отказ от попыток принять хотя бы приблизительную «резерфордовскую» модель такого «атома». Возможно, эта реакция ученых вызвана очевидными проблемами модного типирования по MBTI, которые позволили отказаться от «устаревшего» Юнга. В итоге имеем то, что имеем вообще в социальных науках: модные методологии без структурной модели. Мудрецы, ощупывающие разные концы предмета, просто договорились верить, что слон в целом похож на большую толстую кобру.
Впоследствии айзенковский подход к измерению внешних параметров личности был немного уточнен и дополнен тремя отдельными факторами вместо «психотизма»: 3) доброжелательность; 4) сознательность; 5) интеллект как открытость опыту. Получилась популярная до сих пор «большая пятерка». Впрочем, увеличение числа факторов никак не улучшило картезианского качества «модели». При этом нельзя не признать, что и такая модель, как в свое время картезианство в физике и химии, принесла определенную пользу в систематизации различных наблюдаемых явлений и фактов. Однако, в основном, эта польза схоластических упражнений ‑ для самого сословия ученых и преподавателей, позволяющая хоть как-то продвигаться и защищать диссертации. Что это дает для знания, не говоря уже о понимании личности ‑ главная загадка «современной науки»?
Заметим, что даже в медицине, откуда был заимствован подход к измерениям симптомов и классификации различных состояний, картезианский подход преодолен за счет знания внутренней структуры и изучения физиологии в динамике. Психология не имеет пока томографов или иных приборов для отслеживания движения мысли и эмоций. Хотя даже при наличии таких приборов, отслеживающих тонкие энергии, это мало что дало бы. Ведь структура психики является логической, а не физической. Можно отследить не только факт движения информации по каналу связи внутри или между компьютеров, но даже снять копию последовательностей нолей и единиц. Однако это мало что даст без логических ключей к шифру.
В то же время для понимания динамики внутренних психических процессов может быть вполне достаточно надежной структурной модели психики, пусть даже поначалу не самой детальной. В этом случае по внешним симптомам можно достаточно уверенно установить причину тех или иных проблем. Так, мы с вами назвали общую структурную причину патологической экстраверсии с ее симптомами безволия ‑ это отсутствие или слабость связи рациональных ипостасей (деятельный или чувствующий комплексы) личности с интуитивной (творческой) ипостасью и через нее с логическими субъектами надличной наследуемой памяти. Слабость связи, в свою очередь, может быть обусловлена низким начальным потенциалом «тонкой энергии» (из-за болезни ребенка и/или матери, отсутствия грудного вскармливания, недостатка внимания в семье без бабушки и так далее). Хотя глубинной причиной, приводящей к этой начальной ситуации и дальнейшим проблемам развития, является несовпадение внешних и внутренних образов, отсутствие ключей к запасам «тонкой энергии» и связанной с нею информации, даже если такие запасы имеются на необходимом для развитого социума уровне.
Нужно сделать еще одно важное замечание по поводу необходимой научной модели внутреннего «психического космоса» с его «нравственным законом». Эта модель не может не быть единой с такой же четырехмерной и четырехчастной фрактальной моделью исторического социального развития. Единство психолого-исторической модели вытекает из объективного единства развития личности из развития ее социальных связей с последующей интериоризацией.
В фазе Подъема личности (детство, отрочество, юность) взрослые (родители, няньки, учителя, тренеры) выступают в роли подсказывающего, побуждающего и контролирующего внешнего центра развития. Иногда в той же роли оказываются игровые сообщества со старшими сверстниками. Во всех случаях ипостаси личности сначала следуют за внешним центром и развивают тем самым внутренний логический субъект действия, оценки или суждения. В итоге активного взаимодействия с внешними центрами влияния нормальная личность научается управляться с конкретным предметом учебы, в том числе и с собственными техниками, эмоциями, правилами. Внешний центр в той или иной мере замещается внутренним центром управления процессом, а энергичный учащийся может и сам выступить в качестве тренера для младших сверстников.
Если же признать, что психическая «управляющая сеть» энергичных личностей передается по наследству, то следующие поколения получают так называемые «способности» к тому или иному виду деятельности. Интериоризация управления в процессе обучения идет быстрее, поскольку для развития той или иной личной ипостаси заимствуется готовый образец из надличного наследуемого опыта. Таким образом, глубинная внутренняя структура психики формируется за счет такой актуализации ранее накопленного предками опыта с последующей новой интериоризацией и передачей по наследству. То есть структура социальных связей тем самым проецируется в глубины личного и коллективного бессознательного, и наоборот. Теорему о единстве психолого-исторической модели можно считать доказанной с точки зрения логики. Останется лишь подтвердить ее с точки зрения практики, например, показать эвристическую силу для наблюдаемых психологами и психиатрами феноменов.
Например, у патологической интроверсии тоже должна быть какая-то общая системная причина, объясняющая самые общие признаки для разных вариантов - детского аутизма, взрослой шизофрении. Распутывать эту загадку можно с самой свежей «нитки»: сообщений о протестах родителей против прививок как якобы причины детского аутизма. Сразу же можно обратить на сугубо экстравертный характер этих жалоб, когда вина за свои родительские проблемы перекладывается на высшие инстанции. Можно допустить, что и в остальных случаях, включая воспитание детей, такие родители следуют моде, рекламе, сериалам, фейсбучным истинам, чему угодно, но не собственной воле и наследуемым традициям.
Тем не менее, статистическую связь проявления аутизма после прививок можно принять, хотя бы по причине известного возраста для проявления первого и проведения вторых. Однако «после» не всегда значит «вследствие». Если бы прививки приводили к такого рода расстройствам психики, то такая статистика проявилась бы много раньше, когда в позапрошлом веке началось массовое вакцинирование. Отличие новых вакцин от прежних вряд ли выходит за принципиальную грань. Но самое главное, что подразумевает наша единая психолого-историческая модель ‑ зависимость развития психики ребенка от социальных связей, а не от материальной или микробной среды. Этот контекст развития может включать детские болезни или прививки как фактор стресса, который также необходим для развития. Примерно в возрасте трех-четырех лет ребенок подходит к необходимому кризису развития, и даже сам провоцирует родителей на наказание ради такого необходимого стресса.
Поэтому не важно ‑ связан этот необходимый стресс с прививкой, болезнью или со строгостью взрослых в ответ на невыносимое поведение. Главное ‑ сам стресс, как триггер связи самой первой деятельной ипостаси с логическими субъектами, надличными ипостасями наследуемой памяти. Несколько упрощенно это выглядит, как если бы внутри психики в ответ на детский плач проснулся некий архетипический, но живой образ уже не младенца (братца Лиса), а хорошего мальчика или девочки (братец Кролик - один из символов этого юнгианского архетипа). Этот живой архетип (комплекс) обладает когнитивными и коммуникативными методами, которые должны актуализироваться и присоединиться к личной ипостаси ребенка. Однако вторым условием для правильного развития является внешняя среда и участие взрослых в развитии ребенка. Только тогда внутренний «братец Кролик» сможет выглянуть из своей глубинной «норы» и поделиться с личностью ребенка тонкой энергией развития.
А что наш «братец Кролик» мог увидеть после сигнального стресса в семье с безвольными экстравертными взрослыми, оснащенными по последней моде? Вместо необходимой игры в дочки-матери с мамой или в благородных индейцев с папой, или вместо чтения сказок про братца Лиса и братца Кролика ‑ «кислотные» клипы и такие же мультики. Мелькание ярких пятен такое же, как при гипнотизировании для ввода в транс. Взрослых в доме просто нет ‑ они уткнулись в планшеты и мобильники, типа «общаются» с кем и где угодно, но не в семье. Однако архетипическая программа запущена стрессом и «братец Кролик» ищет опору и собеседников. Если он не находит соответствия образам и сюжетам в реальном мире, то в запасе у него общение с такими же, как он, архетипами коллективного бессознательного. Особенно, если по врожденному психотипу ребенок ‑ интуитивный интроверт. Архетипический комплекс из-за причиненного ему вторичного стресса может присоединиться не к деятельной ипостаси ребенка, а сразу к творческой, отвечающей за диалоги с другими надличными субъектами.
Тут имеется один важный момент ‑ диалог между двумя внутренними архетипами тоже предполагает обмен информацией и высвобождение тонкой энергии. Более того, поскольку такой внутренний диалог не опосредован реальностью, он идет намного быстрее, и вдохновляющей энергии высвобождается много больше, чем при совпадении образов реальной деятельности и архетипа. Так что маленький аутист буквально кайфует и тащится от происходящего внутри него, только вот вся эта энергия не идет на развитие самой личности и ее социальных связей. Да и зачем напрягаться, когда и так все в кайф. В некоторых случаях взрослым удается достучаться до внутреннего диалога такого аутиста, и он может, например, написать взрослым почерком не просто взрослые, а мудрейшие сентенции или сложные по технике и смыслу стихи. Кстати, этот феномен и есть одно из явных доказательств наследования интериоризированных во взрослом возрасте социальных связей и практик.
Переход от нормального диалога личных и надличных ипостасей к внутреннему диалогу между надличными ипостасями может случиться и во взрослом возрасте. Тогда такое состояние принято называть шизофренией, впрочем ‑ не всегда, а только, если два надличных архетипа вечно между собой спорят, являясь носителями взаимоисключающих идей. Тогда расщепленная между надличными субъектами воля одни и те же предметы и намерения оценивает амбивалентно ‑ одновременно и позитивно, и негативно, а потому не может ни принять собственного решения, ни подчиниться внешней воле.
Если же при тех же внешних обстоятельствах среди надличных субъектов найдется, что называется «царь в голове», то в диалоги под его началом могут вступать сколь угодно много архетипов. Это усилит проявления интровертности, но даже в крайнем варианте юродства такая личность останется цельной и, как правило, уважаемой. По крайней мере, у нас на Руси.
Продолжение следует