Тысячелетие вокруг Балтики (2)
2. Предметное поле для отталкивания
(начало)
При всем уважении к авторам даже самых лучших книг по теме, опорой в новом путешествии в общерусском историческом времени-пространстве будут, прежде всего, предыдущие историко-философические эссе и найденные в ходе этих «квестов» методы и интерпретации, раскрывающие нашу фундаментальную модель. Только на этой основе можно сохранить связность и работоспособность полученных результатов, возможность двигаться дальше по все более трудным подъемам.
Исследования коллег, использующих свои собственные явные или неявные модели, рациональные или интуитивные методы, имеют ценность пусть так же несовершенных, но основанных на общем научном мировоззрении инструментов, позволяющих увидеть в новом свете или с нового ракурса те или иные грани, связи и элементы единого для всех нас предмета исследования. При использовании сторонних оценок, выводов и отдельных методов придется обсуждать их релевантность нашей модели.
Даже в трудах Л.Гумилева, чья эмпирическая модель «диаграммы пассионарного напряжения» легла в основу нашей фундаментальной модели, хватает упрощений и наскоро перекинутых мостиков-натяжек. Что вполне естественно для пионера психолого-исторических исследований, работавшего в сложных условиях, несопоставимых с нашими современными возможностями. Поэтому заранее прошу авторов или их адептов не принимать такую конструктивную критику близко к сердцу, а еще лучше - ответить взаимностью, развивая свою оригинальную модель и ее интерпретации.
Исходя из вышеназванных приоритетов, начнем с обзора некоторых результатов двух предшествующих исследований - об украинско-ашкеназском этногенезе «Ветряные мельницы истории» и «О культурных революциях в России и мире». Что касается других философических эссе об отдельных фазах, узлах и фокусах всемирной истории, было бы неплохо, если эти элементы «таблицы» тоже пригодятся.
Одним из главных выводов из анализа черноморской ветви общерусской истории стало подтверждение фундаментальной идеи Л.Н.Гумилева об этноистории как базовой мозаичной «сетке», в рамках которой протекает история социальная и политическая. Все актуальные процессы на территории бывшей Украинской ССР и по сей день весьма жестко определяются стереотипами взаимных отношений и поведения субэтносов, сложившимися в своей основе в период становления первой в этих краях варварской «державы» Великой Скифии. Формирование варварской периферии, в свою очередь, обусловлено влиянием соседних развитых цивилизаций на этнический субстрат, сложившийся вследствие природного разнообразия вмещающих ландшафтов и адаптации доисторических этносов к ним и друг к другу.
В дальнейшем на протяжении тысячелетий менялись языки и даже языковые группы, вторгались кочевые и замещались местечковые субэтносы, формировались новые этносы, а затем и нации. Однако при этом каждый раз изменения были пошаговыми - в каждом узле этноистории замещался или изменялся лишь один из трех субэтносов (кочевой, местечковый или сельский). Так что в целом этническая мозаика сохраняла свою изначальную структуру: два оставшихся субэтноса восстанавливали с новым, замещенным прежние отношения. Чему до определенного времени способствовало постоянство вмещающего ландшафта и этнополитического окружения.
Исходя из этого, для исследования балтийской, западной ветви общерусской истории нам тоже не помешает выявить, когда и в рамках какой взаимосвязанной цепочки близких, но не одинаковых ландшафтов впервые сложилась варварская периферия для соседних цивилизаций и/или для варварских периферий соседних цивилизаций. При этом устойчивая система взаимосвязей тоже должна включать три активных субэтноса разного возраста и, возможно, еще один, самый старший - пассивный в фазе обскурации, как галичане.
Кроме этого, мы можем использовать для анализа изначальной «балтийской» этноистории найденную эмпирическую модель замещения и изменения субэтносов вследствие волн внешнего давления. При этом кочевые субэтносы «протоаристократии» вытесняют своих предшественников полностью. Смешанные торговые субэтносы поначалу разбегаются по торговым путям к иным родственникам, но затем снова возвращаются, вступают в новые связи. Оседлые «крестьянские» поселения частично остаются на месте или прячутся в естественных убежищах и позже восстанавливаются, усваивая язык и иные элементы культуры новых хозяев. Наконец, «протогородские» поселения, охраняемые проторелигиозными представлениями, страхами и балансом интересов кочевых, торговых и оседлых кланов - частично остаются на месте, адаптируясь к новым идеям и их носителям, а частично уходят в горные или иные убежища, храня старые верования и жажду реванша.
Из причерноморской этноистории может пригодиться для Балтики вывод о сходной роли степных и морских пространств. Сухопутные пираты-кочевники точно так же взаимодействуют с островками селян и торговыми поселениями, как и их морские коллеги. Кстати, по некоторым данным исследователей античной мифологии, первоначальный Посейдон вторгшихся с севера в будущую Элладу ахейцев был повелителем коней, то есть богом степных кочевников. Да и другие «народы моря» тоже были вытеснены в опасную водную стихию со степных кочевых и торговых путей. А вот оседлые части этнического субстрата при любых внешних вторжениях останутся на суше.
В развитие всех этих выводов следует, наверное, добавить, что степные ландшафты с лесостепными и предгорными вариациями формируют определенную специализацию сначала варварской периферии древних империй, а затем ветви молодой цивилизации. Торгово-пиратская роль остается главной, поэтому и ветвь будет «представительной», соединяющей периферийные и внешние влияния и «транслирующие» их на соседние этносы - как сейчас Украина аккумулирует, демпфирует, но все же передает давление западных и южных цивилизаций, а до этого - общее давление постсоветских стран.
На западном, балтийском направлении совсем другой вмещающий ландшафт, как и влияние относительно цивилизованных соседей сформировали «исполнительную» ветвь нашей общей цивилизации. Для нее доминирующей или охватывающей является сословие аристократии, выросшее из варяжских (пиратских) родов, а не родственное торговое сословие. Соответственно, структура взаимодействия трех основных секторов общего этноисторического пространства будет немного иной. Так что нам еще предстоит выяснить, какие закономерности и влияния, работающие для юго-западных степных или морских этносов и наций, имеют большее или меньшее значение для северо-западных соседей.
Вообще, этноисторические исследования, как «Ветряные мельницы истории» или работы Л.Н.Гумилева о древних тюрках - продвигаются снизу вверх и во времени, и в изучении связей производящих субэтносов с ландшафтами, торговых и иных связей с соседями, формирующих этнос, и лишь затем - с городскими субэтносами, через которые суперэтносы включаются в политико-исторический процесс, историю цивилизаций. И наоборот - цивилизационный анализ, как в работе «О культурных революциях» легче начинать с актуальной политики и сравнения недавних фаз развития с фазами развития соседних цивилизаций. Возможно, нам удастся совместить оба подхода в работе о западной ветви общерусской цивилизации, основой развития которой является балто-славянская этноистория.
Из важных результатов работы «О культурных революциях» нам очень сильно поможет уже сделанная параллельная разметка основных фаз Подъема и Надлома русской и европейской цивилизаций. Следующей качественной ступенью станет такая же параллельная разметка для трех ветвей и центра обеих цивилизаций. Частично эта работа для российского центра русской цивилизации была сделана.
Из фундаментальных результатов работы «О к.р.» следует также упомянуть вывод о наличии двух разных сопряженных процессов, один из которых ориентирован «книзу» - к этноисторической основе, а другой зависит от «высших» раскладов и фаз развития цивилизации. Разница в протекании двух центральных процессов была показана на примере российского имперского центра общерусской цивилизации и российской центральной ветви (нации) евразийского супертэтноса. На большой стадии Подъема российская история несколько запаздывает и в завершающей четверти имперской эпохи догоняет, выходя в центр политики союзов и конфликтов равноправных наций.
Успехом для работы о балтийской ветви станет такое же выявление фаз двух разных и отчасти сопряженных процессов - исполнительного контура общей цивилизации и балто-славянской ветви евразийского суперэтноса. Это, кстати, станет необходимым дополнением гумилевской таксономии, промежуточным уровнем между суперэтносом и этносом. Впрочем, в теории цивилизаций А.Тойнби тоже были проблемы с отнесением, например, Скандинавии к классу выше нации, но ниже цивилизации. Пришлось назвать этот феномен «неразвившейся цивилизацией».
Заодно убедимся, что Гумилев и Тойнби исследовали разные субъекты всемирной истории, пусть и очень близкие и даже следующие общим законам развития. Но одна часть исторических процессов (субъектов, сообществ) обращена к природным истокам, к почве, а другая - к «небесам» общих социально-психологических знаний, отраженных как в рациональных философских системах, так и в религиозных символах и связанных с ними психологических установках. Скорее всего, именно это различие двух исторических потоков, «стволов» развития зашифровано в известных библейских символах «древа жизни» и «древа знаний».
Для нашего конкретного направления исследования важным выводом из «О к.р.» является обязательный сдвиг по фазе между развитием исполнительной и центральной ветви цивилизации, а также близкие фазы развития на Подъеме центральной и представительной ветвей. Можно также предположить, что третейская ветвь так же запаздывает в развитии, как исполнительная ветвь - опережает. Кстати, поэтому в начале Подъема европейской, как и русской цивилизации наблюдается разделение первичной протоимперии на три ветви, хотя всего их будет четыре. Отделение первой ветви начинается раньше, но не выглядит полным (как Полоцк от Киева), а вот после разделения второй ветви и центра (Киев и Владимир) видимой становится «троичность», а значение четвертого, третейского игрока (как половецкой орды и ее преемников) недооценивается постфактум.
Можно будет начать наше исследование «сверху вниз» - от уровня цивилизации к ее исполнительной ветви. Попробуем обнаружить такой же опережающий «сдвиг по фазе» балтийских центров от Новгорода до Петербурга по отношению к Киеву и Москве, какой уже найден нами для смены центров европейской истории по отношению к византийским и атлантическим центрам, а равно и к центрам русской цивилизации.
Разумеется, по ходу философического путешествия мы будем обращаться и к другим томам и главам бортового журнала нашей самодельной посудины. Библиотека с работами других авторов в теплой кают-кампании тоже обязательно пригодится. Как уже пригодились для погрузки и отталкивания скрипящие «мостки» поверх старых эмпирических теорий Гумилева и Тойнби.
Как там было в песне про тягу к знаниям? - «Вот стою, держу весло…»
Продолжение следует
(начало)
При всем уважении к авторам даже самых лучших книг по теме, опорой в новом путешествии в общерусском историческом времени-пространстве будут, прежде всего, предыдущие историко-философические эссе и найденные в ходе этих «квестов» методы и интерпретации, раскрывающие нашу фундаментальную модель. Только на этой основе можно сохранить связность и работоспособность полученных результатов, возможность двигаться дальше по все более трудным подъемам.
Исследования коллег, использующих свои собственные явные или неявные модели, рациональные или интуитивные методы, имеют ценность пусть так же несовершенных, но основанных на общем научном мировоззрении инструментов, позволяющих увидеть в новом свете или с нового ракурса те или иные грани, связи и элементы единого для всех нас предмета исследования. При использовании сторонних оценок, выводов и отдельных методов придется обсуждать их релевантность нашей модели.
Даже в трудах Л.Гумилева, чья эмпирическая модель «диаграммы пассионарного напряжения» легла в основу нашей фундаментальной модели, хватает упрощений и наскоро перекинутых мостиков-натяжек. Что вполне естественно для пионера психолого-исторических исследований, работавшего в сложных условиях, несопоставимых с нашими современными возможностями. Поэтому заранее прошу авторов или их адептов не принимать такую конструктивную критику близко к сердцу, а еще лучше - ответить взаимностью, развивая свою оригинальную модель и ее интерпретации.
Исходя из вышеназванных приоритетов, начнем с обзора некоторых результатов двух предшествующих исследований - об украинско-ашкеназском этногенезе «Ветряные мельницы истории» и «О культурных революциях в России и мире». Что касается других философических эссе об отдельных фазах, узлах и фокусах всемирной истории, было бы неплохо, если эти элементы «таблицы» тоже пригодятся.
Одним из главных выводов из анализа черноморской ветви общерусской истории стало подтверждение фундаментальной идеи Л.Н.Гумилева об этноистории как базовой мозаичной «сетке», в рамках которой протекает история социальная и политическая. Все актуальные процессы на территории бывшей Украинской ССР и по сей день весьма жестко определяются стереотипами взаимных отношений и поведения субэтносов, сложившимися в своей основе в период становления первой в этих краях варварской «державы» Великой Скифии. Формирование варварской периферии, в свою очередь, обусловлено влиянием соседних развитых цивилизаций на этнический субстрат, сложившийся вследствие природного разнообразия вмещающих ландшафтов и адаптации доисторических этносов к ним и друг к другу.
В дальнейшем на протяжении тысячелетий менялись языки и даже языковые группы, вторгались кочевые и замещались местечковые субэтносы, формировались новые этносы, а затем и нации. Однако при этом каждый раз изменения были пошаговыми - в каждом узле этноистории замещался или изменялся лишь один из трех субэтносов (кочевой, местечковый или сельский). Так что в целом этническая мозаика сохраняла свою изначальную структуру: два оставшихся субэтноса восстанавливали с новым, замещенным прежние отношения. Чему до определенного времени способствовало постоянство вмещающего ландшафта и этнополитического окружения.
Исходя из этого, для исследования балтийской, западной ветви общерусской истории нам тоже не помешает выявить, когда и в рамках какой взаимосвязанной цепочки близких, но не одинаковых ландшафтов впервые сложилась варварская периферия для соседних цивилизаций и/или для варварских периферий соседних цивилизаций. При этом устойчивая система взаимосвязей тоже должна включать три активных субэтноса разного возраста и, возможно, еще один, самый старший - пассивный в фазе обскурации, как галичане.
Кроме этого, мы можем использовать для анализа изначальной «балтийской» этноистории найденную эмпирическую модель замещения и изменения субэтносов вследствие волн внешнего давления. При этом кочевые субэтносы «протоаристократии» вытесняют своих предшественников полностью. Смешанные торговые субэтносы поначалу разбегаются по торговым путям к иным родственникам, но затем снова возвращаются, вступают в новые связи. Оседлые «крестьянские» поселения частично остаются на месте или прячутся в естественных убежищах и позже восстанавливаются, усваивая язык и иные элементы культуры новых хозяев. Наконец, «протогородские» поселения, охраняемые проторелигиозными представлениями, страхами и балансом интересов кочевых, торговых и оседлых кланов - частично остаются на месте, адаптируясь к новым идеям и их носителям, а частично уходят в горные или иные убежища, храня старые верования и жажду реванша.
Из причерноморской этноистории может пригодиться для Балтики вывод о сходной роли степных и морских пространств. Сухопутные пираты-кочевники точно так же взаимодействуют с островками селян и торговыми поселениями, как и их морские коллеги. Кстати, по некоторым данным исследователей античной мифологии, первоначальный Посейдон вторгшихся с севера в будущую Элладу ахейцев был повелителем коней, то есть богом степных кочевников. Да и другие «народы моря» тоже были вытеснены в опасную водную стихию со степных кочевых и торговых путей. А вот оседлые части этнического субстрата при любых внешних вторжениях останутся на суше.
В развитие всех этих выводов следует, наверное, добавить, что степные ландшафты с лесостепными и предгорными вариациями формируют определенную специализацию сначала варварской периферии древних империй, а затем ветви молодой цивилизации. Торгово-пиратская роль остается главной, поэтому и ветвь будет «представительной», соединяющей периферийные и внешние влияния и «транслирующие» их на соседние этносы - как сейчас Украина аккумулирует, демпфирует, но все же передает давление западных и южных цивилизаций, а до этого - общее давление постсоветских стран.
На западном, балтийском направлении совсем другой вмещающий ландшафт, как и влияние относительно цивилизованных соседей сформировали «исполнительную» ветвь нашей общей цивилизации. Для нее доминирующей или охватывающей является сословие аристократии, выросшее из варяжских (пиратских) родов, а не родственное торговое сословие. Соответственно, структура взаимодействия трех основных секторов общего этноисторического пространства будет немного иной. Так что нам еще предстоит выяснить, какие закономерности и влияния, работающие для юго-западных степных или морских этносов и наций, имеют большее или меньшее значение для северо-западных соседей.
Вообще, этноисторические исследования, как «Ветряные мельницы истории» или работы Л.Н.Гумилева о древних тюрках - продвигаются снизу вверх и во времени, и в изучении связей производящих субэтносов с ландшафтами, торговых и иных связей с соседями, формирующих этнос, и лишь затем - с городскими субэтносами, через которые суперэтносы включаются в политико-исторический процесс, историю цивилизаций. И наоборот - цивилизационный анализ, как в работе «О культурных революциях» легче начинать с актуальной политики и сравнения недавних фаз развития с фазами развития соседних цивилизаций. Возможно, нам удастся совместить оба подхода в работе о западной ветви общерусской цивилизации, основой развития которой является балто-славянская этноистория.
Из важных результатов работы «О культурных революциях» нам очень сильно поможет уже сделанная параллельная разметка основных фаз Подъема и Надлома русской и европейской цивилизаций. Следующей качественной ступенью станет такая же параллельная разметка для трех ветвей и центра обеих цивилизаций. Частично эта работа для российского центра русской цивилизации была сделана.
Из фундаментальных результатов работы «О к.р.» следует также упомянуть вывод о наличии двух разных сопряженных процессов, один из которых ориентирован «книзу» - к этноисторической основе, а другой зависит от «высших» раскладов и фаз развития цивилизации. Разница в протекании двух центральных процессов была показана на примере российского имперского центра общерусской цивилизации и российской центральной ветви (нации) евразийского супертэтноса. На большой стадии Подъема российская история несколько запаздывает и в завершающей четверти имперской эпохи догоняет, выходя в центр политики союзов и конфликтов равноправных наций.
Успехом для работы о балтийской ветви станет такое же выявление фаз двух разных и отчасти сопряженных процессов - исполнительного контура общей цивилизации и балто-славянской ветви евразийского суперэтноса. Это, кстати, станет необходимым дополнением гумилевской таксономии, промежуточным уровнем между суперэтносом и этносом. Впрочем, в теории цивилизаций А.Тойнби тоже были проблемы с отнесением, например, Скандинавии к классу выше нации, но ниже цивилизации. Пришлось назвать этот феномен «неразвившейся цивилизацией».
Заодно убедимся, что Гумилев и Тойнби исследовали разные субъекты всемирной истории, пусть и очень близкие и даже следующие общим законам развития. Но одна часть исторических процессов (субъектов, сообществ) обращена к природным истокам, к почве, а другая - к «небесам» общих социально-психологических знаний, отраженных как в рациональных философских системах, так и в религиозных символах и связанных с ними психологических установках. Скорее всего, именно это различие двух исторических потоков, «стволов» развития зашифровано в известных библейских символах «древа жизни» и «древа знаний».
Для нашего конкретного направления исследования важным выводом из «О к.р.» является обязательный сдвиг по фазе между развитием исполнительной и центральной ветви цивилизации, а также близкие фазы развития на Подъеме центральной и представительной ветвей. Можно также предположить, что третейская ветвь так же запаздывает в развитии, как исполнительная ветвь - опережает. Кстати, поэтому в начале Подъема европейской, как и русской цивилизации наблюдается разделение первичной протоимперии на три ветви, хотя всего их будет четыре. Отделение первой ветви начинается раньше, но не выглядит полным (как Полоцк от Киева), а вот после разделения второй ветви и центра (Киев и Владимир) видимой становится «троичность», а значение четвертого, третейского игрока (как половецкой орды и ее преемников) недооценивается постфактум.
Можно будет начать наше исследование «сверху вниз» - от уровня цивилизации к ее исполнительной ветви. Попробуем обнаружить такой же опережающий «сдвиг по фазе» балтийских центров от Новгорода до Петербурга по отношению к Киеву и Москве, какой уже найден нами для смены центров европейской истории по отношению к византийским и атлантическим центрам, а равно и к центрам русской цивилизации.
Разумеется, по ходу философического путешествия мы будем обращаться и к другим томам и главам бортового журнала нашей самодельной посудины. Библиотека с работами других авторов в теплой кают-кампании тоже обязательно пригодится. Как уже пригодились для погрузки и отталкивания скрипящие «мостки» поверх старых эмпирических теорий Гумилева и Тойнби.
Как там было в песне про тягу к знаниям? - «Вот стою, держу весло…»
Продолжение следует