Письмо Кленову
Здравствуйте, Николай!
Прочел вчера Ваш новый труд и единственно, чем разочарован, что он слишком быстро закончился. Это не комплимент, а констатация: Работа слишком коротка для заявленной в ее начале грандиозной цели - определения и описания самостоятельного исторического субъекта Русии.
Думаю, Вы и сами понимаете, что в рамках этой задачи представленный текст будет только одним из многих разделов, хотя и ключевым. Поскольку и для других эпох военно-политическая составляющая определяет очень многое, а для средних веков - почти все. Но не совсем все.
Думаю, что от этого эффекта разочарования легко избавиться, если прямо указать во введении, что данная работа не охватывает всех аспектов существования Русии, но только один самый главный для самостоятельной исторической сущности - субъекта средневековой геополитики. Притом что есть другие слои исторического процесса, от которых военно-политические процессы существенно зависят - прежде всего, демография, которая в свою очередь зависит от аграрных технологий и условий.
На мой взгляд, нет смысла полемизировать с очевидным и устоявшимся мнением о переходном характере эпохи XIII-XV веков, если рассматривать ее в контексте развития «русской православной цивилизации» (по Тойнби) или «евразийского суперэтноса», либо просто непрерывной российской истории, выросшей из столкновения и отчасти симбиоза систем бывшей Руси Рюриковичей и Орды Чингизидов. Переходный характер есть уже в силу перехода от Руси к России в отражении внешних наблюдателей процесса.
Атакуя устоявшееся мнение о «переходном периоде», мы фактически протестуем против сугубо внешней и предвзятой, прежде всего европейской точки зрения на нашу историю. Но тогда так и нужно прямо полагать, что мы против теории бессубъектности этого переходного периода российской истории, представления о Северо-Восточной Руси как объекта, а не субъекта военно-политических отношений. Если смотреть на историю в контексте веков, а не отдельных кризисных десятилетий смуты. А европейский взгляд на русские земли как объект колонизации сугубо прагматически идеологизирован и подчинен инстинкту колониальной экспансии. Уже по этому он не объективен и не может быть принят за основу. И вообще пора собственным умом, опирающимся на непрерывную историческую интуицию, понимать Россию на всех стадиях ее исторического подъема, в том числе и на этой, не переходной, а начальной стадии.
Замечу, что выбор термина «Русия», скорее, подчеркивает, чем отрицает переходный характер от Руси к России. Кроме того, это очевидный вызов историкам и рублевый замах, но в этой журнальной статье, не монографии - лишь на три гривенника серебром весьма качественного материала.
Я лично не против введения отдельного термина, чтобы подчеркнуть субъектность и единство русских земель - ядра будущей России. Наверное, «Русия» - даже самый подходящий термин. Но даже меня, адепта альтернативных методов исторических исследований, жесткий стиль внедрения нового термина обеспокоил. Настоящие историки - люди чуткие к нюансам, их нужно беречь и лелеять. Поэтому стоит поначалу новый термин предлагать на выбор из ряда, включающего привычные и спорные термины: «Северо-Восточная Русь», «Владимирский Улус», «Русия», обосновав, что из всех вариантов последний наиболее точно по времени и географии отражает данный субъект.
По этой же причине я бы не стал распространять временную границу Русии до XVII века, а только обосновал, что Московия, Московское царство - есть прямое и непрерывное продолжение того субъекта, который до XV века не был четко привязан к одному столичному центру. И даже в XV веке, до окончательной победы в «войнах за независимость», центральная роль Москвы уже по этой причине была под вопросом. Соответственно, можно констатировать, что Московия - это продолжение Руси, а Русия - корень Московии от семени Руси. Но сами же доказали, что водораздел «войн за независимость» слишком важен, и «перемена мест» Русии-Московии и Орды в слагаемых евразийской цивилизации - достаточно значимый узел, чтобы разделить два разных периода российских истории. Опять же упоминание XVII века во введении и отсутствие даже XVI века в основном тексте - тоже повод к лишнему разочарованию.
Что еще можно заметить - это выход автора на новое качество обоснования и изложения исторического материала. Выработанный язык общения с читателем остается живым и понятным, но сам стиль стал более строгим, не популярным. В этой связи приходится более тщательно подбирать слова, отказываться от анахронизмов и метафор, допустимых в научно-популярной книге. Например, я бы заменил «армию» на «войско» при описании взятия Новгорода, хотя «армия и флот» в кавычках при первом взятии Казани вполне уместны. Применение метафор из 1941 года для иллюстрации давних битв и походов тоже требует более развернутой подводки, подготовки читателя, а не внезапности.
Если во введении обозначить программу развития данной статьи в серию статей о Руси, то не будет лишним в завершении каждой главы также не только обозначить, но акцентировать те вопросы для исследования, которые еще предстоит разрешить. Например, обозначена система взаимодействия Твери, Москвы, Суздаля, а фактически еще и Новгорода, вокруг символического владимирского престола. Во-первых, правильно было бы отослать читателя к уже изданной книге « Несостоявшиеся столицы», где взаимодействие Москвы, Твери и Новгорода описано подробно. А потом признаться, что участие Суздаля и северных «ушкуйных» земель требует дополнительного описания. Ведь именно контроль Всеволодовичей над северными речными путями создал союз с Вяткой и предопределил будущее подчинение Казани. Но только после успехов в обороне на южном, московском направлении.
Весьма многообещающе выглядит заявка (но только заявка) на исследование объективных факторов, которые предопределили превращение Русии в Московию, а не в Тверию, Ростовию или Ярославлию. Два важнейших фактора названы явно - торговые пути и безопасность от нападений, но каждый из них по отдельности не указывает на Москву. Третий фактор - демографический, обозначен неявно, но именно он дал основу для создания из княжеских дружин единого дворянского войска как главной, ключевой части нового государства. А раз так, то интегральным фактором становится сочетание населенности, то есть плодородия земель с относительной, но не полной безопасностью. Высокая безопасность не породила бы стимула для объединения княжеских отрядов в единое войско и превращения нестоличных бояр в служилых дворян. Дефицит умеренно плодородных земель, как в Новгороде и вокруг Твери - не породил бы ресурсов для защиты, они же и защищаемые ценности, то есть другая сторона стимула небезопасности. Плодородные земли за Окой - слишком опасны для формирования ядра, но являются также стимулом для общей экспансии уже дворянской элиты. К тому же эти земли почти свободны, в отличие от волжских берегов. Так что Москва как база для экспансии лучше чем Суздаль или Нижний Новгород. Собственно, автор этот фактор описывает, но не до конца акцентирует в сравнении с альтернативами.
А уже из этих факторов и стимулов, вкупе с политическими факторами ордынской власти, произрастает новая система властвования на московских землях с опорой на смешанное столичное боярство и единое пометное дворянство, заимствованное у Господина Великого Новгорода. Причем политические ордынские факторы действуют также, как и географические - стимулом к развитию является не близость к Орде (повышенная безопасность) и не отдаленность от нее (сохранение ресурсов от изъятия), а интегральное сочетание некоторой отдаленности и относительного усердия в изъятии ресурсов у союзных князей. Политические ордынские факторы действуют в этом смысле как замена географических факторов в мирное и сытое время, действующих в том же направлении политической интеграции.
Еще раз повторю, материал и без этого очень качественный сам по себе, а все мои предложения по улучшению относятся, скорее, к чаемой серии статей, а не к этой отдельной. Так что большое спасибо автору.
Прочел вчера Ваш новый труд и единственно, чем разочарован, что он слишком быстро закончился. Это не комплимент, а констатация: Работа слишком коротка для заявленной в ее начале грандиозной цели - определения и описания самостоятельного исторического субъекта Русии.
Думаю, Вы и сами понимаете, что в рамках этой задачи представленный текст будет только одним из многих разделов, хотя и ключевым. Поскольку и для других эпох военно-политическая составляющая определяет очень многое, а для средних веков - почти все. Но не совсем все.
Думаю, что от этого эффекта разочарования легко избавиться, если прямо указать во введении, что данная работа не охватывает всех аспектов существования Русии, но только один самый главный для самостоятельной исторической сущности - субъекта средневековой геополитики. Притом что есть другие слои исторического процесса, от которых военно-политические процессы существенно зависят - прежде всего, демография, которая в свою очередь зависит от аграрных технологий и условий.
На мой взгляд, нет смысла полемизировать с очевидным и устоявшимся мнением о переходном характере эпохи XIII-XV веков, если рассматривать ее в контексте развития «русской православной цивилизации» (по Тойнби) или «евразийского суперэтноса», либо просто непрерывной российской истории, выросшей из столкновения и отчасти симбиоза систем бывшей Руси Рюриковичей и Орды Чингизидов. Переходный характер есть уже в силу перехода от Руси к России в отражении внешних наблюдателей процесса.
Атакуя устоявшееся мнение о «переходном периоде», мы фактически протестуем против сугубо внешней и предвзятой, прежде всего европейской точки зрения на нашу историю. Но тогда так и нужно прямо полагать, что мы против теории бессубъектности этого переходного периода российской истории, представления о Северо-Восточной Руси как объекта, а не субъекта военно-политических отношений. Если смотреть на историю в контексте веков, а не отдельных кризисных десятилетий смуты. А европейский взгляд на русские земли как объект колонизации сугубо прагматически идеологизирован и подчинен инстинкту колониальной экспансии. Уже по этому он не объективен и не может быть принят за основу. И вообще пора собственным умом, опирающимся на непрерывную историческую интуицию, понимать Россию на всех стадиях ее исторического подъема, в том числе и на этой, не переходной, а начальной стадии.
Замечу, что выбор термина «Русия», скорее, подчеркивает, чем отрицает переходный характер от Руси к России. Кроме того, это очевидный вызов историкам и рублевый замах, но в этой журнальной статье, не монографии - лишь на три гривенника серебром весьма качественного материала.
Я лично не против введения отдельного термина, чтобы подчеркнуть субъектность и единство русских земель - ядра будущей России. Наверное, «Русия» - даже самый подходящий термин. Но даже меня, адепта альтернативных методов исторических исследований, жесткий стиль внедрения нового термина обеспокоил. Настоящие историки - люди чуткие к нюансам, их нужно беречь и лелеять. Поэтому стоит поначалу новый термин предлагать на выбор из ряда, включающего привычные и спорные термины: «Северо-Восточная Русь», «Владимирский Улус», «Русия», обосновав, что из всех вариантов последний наиболее точно по времени и географии отражает данный субъект.
По этой же причине я бы не стал распространять временную границу Русии до XVII века, а только обосновал, что Московия, Московское царство - есть прямое и непрерывное продолжение того субъекта, который до XV века не был четко привязан к одному столичному центру. И даже в XV веке, до окончательной победы в «войнах за независимость», центральная роль Москвы уже по этой причине была под вопросом. Соответственно, можно констатировать, что Московия - это продолжение Руси, а Русия - корень Московии от семени Руси. Но сами же доказали, что водораздел «войн за независимость» слишком важен, и «перемена мест» Русии-Московии и Орды в слагаемых евразийской цивилизации - достаточно значимый узел, чтобы разделить два разных периода российских истории. Опять же упоминание XVII века во введении и отсутствие даже XVI века в основном тексте - тоже повод к лишнему разочарованию.
Что еще можно заметить - это выход автора на новое качество обоснования и изложения исторического материала. Выработанный язык общения с читателем остается живым и понятным, но сам стиль стал более строгим, не популярным. В этой связи приходится более тщательно подбирать слова, отказываться от анахронизмов и метафор, допустимых в научно-популярной книге. Например, я бы заменил «армию» на «войско» при описании взятия Новгорода, хотя «армия и флот» в кавычках при первом взятии Казани вполне уместны. Применение метафор из 1941 года для иллюстрации давних битв и походов тоже требует более развернутой подводки, подготовки читателя, а не внезапности.
Если во введении обозначить программу развития данной статьи в серию статей о Руси, то не будет лишним в завершении каждой главы также не только обозначить, но акцентировать те вопросы для исследования, которые еще предстоит разрешить. Например, обозначена система взаимодействия Твери, Москвы, Суздаля, а фактически еще и Новгорода, вокруг символического владимирского престола. Во-первых, правильно было бы отослать читателя к уже изданной книге « Несостоявшиеся столицы», где взаимодействие Москвы, Твери и Новгорода описано подробно. А потом признаться, что участие Суздаля и северных «ушкуйных» земель требует дополнительного описания. Ведь именно контроль Всеволодовичей над северными речными путями создал союз с Вяткой и предопределил будущее подчинение Казани. Но только после успехов в обороне на южном, московском направлении.
Весьма многообещающе выглядит заявка (но только заявка) на исследование объективных факторов, которые предопределили превращение Русии в Московию, а не в Тверию, Ростовию или Ярославлию. Два важнейших фактора названы явно - торговые пути и безопасность от нападений, но каждый из них по отдельности не указывает на Москву. Третий фактор - демографический, обозначен неявно, но именно он дал основу для создания из княжеских дружин единого дворянского войска как главной, ключевой части нового государства. А раз так, то интегральным фактором становится сочетание населенности, то есть плодородия земель с относительной, но не полной безопасностью. Высокая безопасность не породила бы стимула для объединения княжеских отрядов в единое войско и превращения нестоличных бояр в служилых дворян. Дефицит умеренно плодородных земель, как в Новгороде и вокруг Твери - не породил бы ресурсов для защиты, они же и защищаемые ценности, то есть другая сторона стимула небезопасности. Плодородные земли за Окой - слишком опасны для формирования ядра, но являются также стимулом для общей экспансии уже дворянской элиты. К тому же эти земли почти свободны, в отличие от волжских берегов. Так что Москва как база для экспансии лучше чем Суздаль или Нижний Новгород. Собственно, автор этот фактор описывает, но не до конца акцентирует в сравнении с альтернативами.
А уже из этих факторов и стимулов, вкупе с политическими факторами ордынской власти, произрастает новая система властвования на московских землях с опорой на смешанное столичное боярство и единое пометное дворянство, заимствованное у Господина Великого Новгорода. Причем политические ордынские факторы действуют также, как и географические - стимулом к развитию является не близость к Орде (повышенная безопасность) и не отдаленность от нее (сохранение ресурсов от изъятия), а интегральное сочетание некоторой отдаленности и относительного усердия в изъятии ресурсов у союзных князей. Политические ордынские факторы действуют в этом смысле как замена географических факторов в мирное и сытое время, действующих в том же направлении политической интеграции.
Еще раз повторю, материал и без этого очень качественный сам по себе, а все мои предложения по улучшению относятся, скорее, к чаемой серии статей, а не к этой отдельной. Так что большое спасибо автору.