Бочонок мёда (23)
23. Привал
Избранный нами жанр философического расследования не исчерпаем, даже в пределах одной эпохи или страны. Но иногда все же нужно выбрать место и время для промежуточного финиша, чтобы подвести некоторые итоги и сделать необходимые выводы. Конец первого двадцатилетия XVI века - как раз очень подходящее время. Точно так же как и через четыреста лет рубеж 1913-14 годов будет отделять Новое время от новейшего, старый и мирный «режим» от военно-революционного «порядка».
Первым и главным выводом будет полное подтверждение гипотезы о повторении через четыре века череды двадцатилетних эпох с одинаковыми психологическими установками элит (точнее, через 394 года, 400 раз по 360 дней). Параллельное исследование процессов становления двух важнейших инноваций (книгопечатание и фотография) и их влияния на искусство, включая общий алгоритм развертывания в «одноименных» эпохах XV и XIX века - более чем достаточное подтверждение того, что майянский календарь вполне работает на уровне больших эпох.
К ранее исследованным параллелям можно добавить сходство между Серебряным веком в России начала ХХ века и Высоким Возрождением в Италии начала XVI века. О сходстве последующей эпохи маньеризма с абстракционизмом ХХ века тоже известно и без майянского календаря. К 1520 году из четырех итальянских титанов Возрождения остался лишь Микеланджело, также отдавший дань новому течению маньеризма. Рубеж 1913/14 годов имеет такое же значение для новейшего искусства.
Можно отметить и множество параллелей в отдельных деталях, таких как всплеск интереса к отдельным авторам и темам (например, карты Таро и герметические трактаты) ровно через четыре века. Например, всеобщий интерес к «Моне Лизе» был вызван ее похищением и обратным путешествием из Лувра во Флоренцию ровно через четыре века, в самом конце «эпохи Орла». Точно также через четыре века сначала возник интерес прерафаэлитов к творчеству Боттичелли, а потом постепенно нашли зрителя его великие картины.
Не менее важен еще один вывод: исторические параллели с интервалом в четыре века работают в сферах познания: науки, философии, искусства, религии и связанных с ними информационных технологий. А вот политические и экономические процессы имеют другие, не столь четко сменяющиеся фазы развития, лишь отчасти зависящие от психологических и идеологических установок эпохи. Так, флорентийская революция 1492-98 годов имеет некоторое «театральное» сходство с первой русской революцией 1905-07 годов, но по майянскому календарю эпох она произошла немного раньше, в эпоху Ягуара, а не Орла. Возможно, это связано с существенно более развитым обществом на рубеже XIX-XX века, где в центре элитного самосознания и самооценки находится уже не религиозная философия, а академическое сообщество, то есть высшее образование.
Могу также доложить, что первоначальная ставка на анализ хорошо известных событий и явлений, многократно проверенных историками искусства, себя оправдала, хотя и несла в себе риск обернуться банальным пересказом очевидного. Состоявшаяся проверка гипотезы, таким образом, базируется на самом надежном фактографическом материале, что важно для отдаленной на полтысячи лет эпохе. В дальнейшем, наоборот , уже проверенная и надежная рабочая гипотеза будет работать для проверки спорной или неполной фактографии, в том числе более отдаленных эпох. И если эвристическая сила этой рабочей гипотезы подтвердится, это и будет признаком настоящей научной теории.
Впрочем, уже и сейчас, на всем известном, неоднократно исследованном материале итальянского Возрождения эвристическая сила нашей теории вполне проявилась в ряде небанальных открытий. Например, нами прослежен достаточно полный политический, экономический, технологический и культурный контекст, включающий непосредственные причины и следствия изобретения Гутенберга, с обоснованием: почему именно в Майнце.
Насколько мне известно, так полно и доказательно о взаимном влиянии развития новых технологий и искусства и в XV-м, и в XIX веке тоже никто еще не писал. Скорее всего, как водится в современной науке, не только гуманитарной, писали очень подробно об отдельных деталях, но не о процессе в целом. Такой холистический подход пока еще не приветствуется из-за отсутствия столь же всеобъемлющей модели, а эмпирическая модель майянского календаря, сами понимаете, не была востребована.
Вполне безнадежным делом казалось спустя пятьсот лет возможность полного истолкования символики таких произведений как «Весна» или «Рождение Венеры». Но как говорят у нас на Руси, «глаза боятся, а руки делают». Заодно под ту же легкую руку попала и скрытая символика знаменитой «Джоконды». Нет, конечно, с точки зрения формы подачи и самопрезентации было бы правильно писать отдельную монографию, а не пару абзацев в не самой центральной главе исследования. Но зачем зря лить воду, если самое главное уже вписано в неплохо раскрытый исторический контекст?
Леонардо и так избалован вниманием публики, прессы и искусствоведов, как и его младшие современники Микеланджело и Рафаэль. А вот Сандро Боттичелли долгих четыре века был и вовсе забыт, и до сих пор недооценен с точки зрения влияния и на Леонардо, и на всех младших современников. Хотя из четырех флорентийских титанов он был первым. И по отношению к его предшественникам Мантенье и фра Анжелико тоже должна быть восстановлена справедливость как центральным фигурам своего времени.
Разоблачение герметических спекуляций XIX века на наследии Кватроченто и восстановление происхождения популярных карт «трионфи» от популярных иллюстраций к рукописным спискам «Триумфов» Петрарки - тоже неплохой и полезный результат. Наконец, признание религиозного фактора как важнейшего в истории Флоренции и итальянского Возрождения - это тоже восстановление справедливости и приближение к истинному пониманию эпохи. Масонам и «научным атеистам» тоже следует знать и ценить исторические корни, из которых произросли их идеологические системы.
Пожалуй, самое главное упомянули, а этого вовсе не мало для такого небольшого философического трактата.
Избранный нами жанр философического расследования не исчерпаем, даже в пределах одной эпохи или страны. Но иногда все же нужно выбрать место и время для промежуточного финиша, чтобы подвести некоторые итоги и сделать необходимые выводы. Конец первого двадцатилетия XVI века - как раз очень подходящее время. Точно так же как и через четыреста лет рубеж 1913-14 годов будет отделять Новое время от новейшего, старый и мирный «режим» от военно-революционного «порядка».
Первым и главным выводом будет полное подтверждение гипотезы о повторении через четыре века череды двадцатилетних эпох с одинаковыми психологическими установками элит (точнее, через 394 года, 400 раз по 360 дней). Параллельное исследование процессов становления двух важнейших инноваций (книгопечатание и фотография) и их влияния на искусство, включая общий алгоритм развертывания в «одноименных» эпохах XV и XIX века - более чем достаточное подтверждение того, что майянский календарь вполне работает на уровне больших эпох.
К ранее исследованным параллелям можно добавить сходство между Серебряным веком в России начала ХХ века и Высоким Возрождением в Италии начала XVI века. О сходстве последующей эпохи маньеризма с абстракционизмом ХХ века тоже известно и без майянского календаря. К 1520 году из четырех итальянских титанов Возрождения остался лишь Микеланджело, также отдавший дань новому течению маньеризма. Рубеж 1913/14 годов имеет такое же значение для новейшего искусства.
Можно отметить и множество параллелей в отдельных деталях, таких как всплеск интереса к отдельным авторам и темам (например, карты Таро и герметические трактаты) ровно через четыре века. Например, всеобщий интерес к «Моне Лизе» был вызван ее похищением и обратным путешествием из Лувра во Флоренцию ровно через четыре века, в самом конце «эпохи Орла». Точно также через четыре века сначала возник интерес прерафаэлитов к творчеству Боттичелли, а потом постепенно нашли зрителя его великие картины.
Не менее важен еще один вывод: исторические параллели с интервалом в четыре века работают в сферах познания: науки, философии, искусства, религии и связанных с ними информационных технологий. А вот политические и экономические процессы имеют другие, не столь четко сменяющиеся фазы развития, лишь отчасти зависящие от психологических и идеологических установок эпохи. Так, флорентийская революция 1492-98 годов имеет некоторое «театральное» сходство с первой русской революцией 1905-07 годов, но по майянскому календарю эпох она произошла немного раньше, в эпоху Ягуара, а не Орла. Возможно, это связано с существенно более развитым обществом на рубеже XIX-XX века, где в центре элитного самосознания и самооценки находится уже не религиозная философия, а академическое сообщество, то есть высшее образование.
Могу также доложить, что первоначальная ставка на анализ хорошо известных событий и явлений, многократно проверенных историками искусства, себя оправдала, хотя и несла в себе риск обернуться банальным пересказом очевидного. Состоявшаяся проверка гипотезы, таким образом, базируется на самом надежном фактографическом материале, что важно для отдаленной на полтысячи лет эпохе. В дальнейшем, наоборот , уже проверенная и надежная рабочая гипотеза будет работать для проверки спорной или неполной фактографии, в том числе более отдаленных эпох. И если эвристическая сила этой рабочей гипотезы подтвердится, это и будет признаком настоящей научной теории.
Впрочем, уже и сейчас, на всем известном, неоднократно исследованном материале итальянского Возрождения эвристическая сила нашей теории вполне проявилась в ряде небанальных открытий. Например, нами прослежен достаточно полный политический, экономический, технологический и культурный контекст, включающий непосредственные причины и следствия изобретения Гутенберга, с обоснованием: почему именно в Майнце.
Насколько мне известно, так полно и доказательно о взаимном влиянии развития новых технологий и искусства и в XV-м, и в XIX веке тоже никто еще не писал. Скорее всего, как водится в современной науке, не только гуманитарной, писали очень подробно об отдельных деталях, но не о процессе в целом. Такой холистический подход пока еще не приветствуется из-за отсутствия столь же всеобъемлющей модели, а эмпирическая модель майянского календаря, сами понимаете, не была востребована.
Вполне безнадежным делом казалось спустя пятьсот лет возможность полного истолкования символики таких произведений как «Весна» или «Рождение Венеры». Но как говорят у нас на Руси, «глаза боятся, а руки делают». Заодно под ту же легкую руку попала и скрытая символика знаменитой «Джоконды». Нет, конечно, с точки зрения формы подачи и самопрезентации было бы правильно писать отдельную монографию, а не пару абзацев в не самой центральной главе исследования. Но зачем зря лить воду, если самое главное уже вписано в неплохо раскрытый исторический контекст?
Леонардо и так избалован вниманием публики, прессы и искусствоведов, как и его младшие современники Микеланджело и Рафаэль. А вот Сандро Боттичелли долгих четыре века был и вовсе забыт, и до сих пор недооценен с точки зрения влияния и на Леонардо, и на всех младших современников. Хотя из четырех флорентийских титанов он был первым. И по отношению к его предшественникам Мантенье и фра Анжелико тоже должна быть восстановлена справедливость как центральным фигурам своего времени.
Разоблачение герметических спекуляций XIX века на наследии Кватроченто и восстановление происхождения популярных карт «трионфи» от популярных иллюстраций к рукописным спискам «Триумфов» Петрарки - тоже неплохой и полезный результат. Наконец, признание религиозного фактора как важнейшего в истории Флоренции и итальянского Возрождения - это тоже восстановление справедливости и приближение к истинному пониманию эпохи. Масонам и «научным атеистам» тоже следует знать и ценить исторические корни, из которых произросли их идеологические системы.
Пожалуй, самое главное упомянули, а этого вовсе не мало для такого небольшого философического трактата.