Варенька Олесова
Елизавета Сергеевна Полканова
Недавно овдовевшая сестра Ипполита, испорченная сука; ещё будучи замужем, стала отдаваться пылко влюблённому в неё Бенковскому. Она упивается и поклонением любовника, и плотскими утехами с ним, но не теряет головы. Можно сказать, что она ему отдаётся да ещё и приплачивает (как и многие другие, начиная с богатых невест и заканчивая Екатериной 2-й). Иными словами, Полканова, как и прочие развращённые особы при деньгах, использует возможность купить сексуальные услуги, "не выходя за рамки приличий". Увлечённый Варенькой Ипполит никакой существенной помощи в делах сестре не оказывает, а та и не требует. Похоже, брата она пригласила или чтобы посмеяться над ним, или чтобы тот совратил Вареньку. Елизавета Сергеевна - змея-искусительница. Она "просвещает" и местных мужиков, то есть предоставляет им литературу. Так что здесь у Горького просвещение сочетается с развращением. Видимо, и Варенька берёт книги любимых ею французских литераторов в библиотеке Полкановой.
Ипполит Сергеевич Полканов
Ипполит - мужчина, конечно, "сексуально-озабоченный". Варенька, человек неглупый, с ярким характером, быстро становится для него объектом исключительно полового влечения. И всё же критики, которые назвали Ипполита эгоистичным и лицемерным буржуазным либералом и "культурным скотом", совершенно неправы. Ипполит, отдавшийся похоти, теряет не свою "культурность", а возможность мыслить рационально как таковую. И в этом он недалеко ушёл от Бенковского, который восхищённо любуется своей богиней, не замечая скользящего сквозь её уста змеиного жала. Охватывающая Ипполита похоть совершенно заслоняет от него реальность. Знаки того, что он совершенно не интересен Вареньке ни как кандидат в мужья, ни как мужчина, которые со временем обретают полную определённость, он воспринимает с тем большим энтузиазмом, чем яснее они становятся. Вскоре мозг отказывает Ипполиту полностью и он в своём утешительном самообмане доходит до такого же инфантильного идиотизма, как и чеховский Бальзаминов:
Но вдруг среди этих дум, озарённый одной догадкой или предчувствием, он вздрогнул всем телом, быстро вскочил на ноги и, подбежав к двери своей комнаты, отпер её. Потом, улыбаясь, снова лёг в постель и стал смотреть на дверь, думая про себя с надеждой и восторгом:
"Это бывает... бывает..."
Он читал где-то, как однажды это было: она вошла среди ночи и отдалась, ни о чём не спрашивая, ничего не требуя, просто для того, чтобы пережить момент.
И всё же Ипполит остаётся пассивным, что очень "по-горьковски". Он не может заставить себя охмурить девушку, даже физически страдая от желания обладать ею. Ипполит пытается понять и оправдать не только свою похоть (он просветит девушку, опустошит и заново наполнит, чем облагодетельствует - и прочий подобный бред), но и свой запрет воспользоваться ею (я слабый и нерешительный, я же на ней не женюсь, зачем мне эта обуза - и так далее). Похоже, у горьковских героев такой запрет налагает не "культура", а некое изначально присущее свойство натуры. Я думаю, для Горького такое изначальное свойство - это частица бога, заложенная в основу человеческой природы вместе с половым инстинктом самца. Тогда в терзаниях Ипполита показана борьба двух человеческих начал: животного и божественного. В этом неразрешаемом конфликте и состоит трагизм, величие и суть человеческой природы: выбрав одно из двух начал, человек становится или бесполым ангелом, или животным, но перестаёт быть человеком. Может быть, это близко трагедии автора: ощущать в себе божественное начало и знать, что бога нет? "Отче мой! Почему ты меня оставил?"
Варенька Олесова и немного Бенковского
Варенька - это персонаж, который меньше всего подходит для любовных утех, у Ипполита изначально нет никаких шансов. Прежде всего - она не бесправная дворовая девка, а довольно состоятельная дворянка, и потому хорошо защищена от нежелательных поползновений. Кроме этого, она физически довольно сильна и не робкого десятка. Проще говоря, навязчивого ухажёра она просто прибъёт. И наконец, она напрочь лишена каких-либо чувственных позывов.
Варенька неправдоподобна. Она словно не понимает, какое действие её тело оказывает на мужчин, словно вообще не знает об отношениях полов. Между тем она воспитана в той же культуре, что и Полкановы; прочла много авантюрной французской прозы; да и жизнь в деревне способствует большему знанию природы, в части животных отношений. Но по желанию Горького в теле прекрасной (полово)зрелой женщины заключено сознание маленького ребёнка: она весело бегает-прыгает, протягивает ручки к солнышку, к дождику, носит тонкие платьица и совершенно беззаботна. Варенька, по её словам, с утра до вечера хлопочет по хозяйству, которым больше некому заняться. Но это больше похоже на детскую игру, снисходительно принимаемую окружающими: хозяйство как-то управляется без неё, пока она днями пропадает у Полкановых или прочитывает уйму авантюрной прозы; в особняке её отца неуютно и неухоженно.
Даже если возможна такая Варенька, то в соседстве со змеей-искусительницей Елизаветой Сергеевной её судьба предопределена: рано или поздно та её развратит.
В этом рассказе автор отдал свои чувства, мысли и убеждения, многократно им высказанные в прежних рассказах, Вареньке и Бенковскому. Чувствуется, что это по-настоящему родственные автору души. Автор даже добавил сцену с Варенькой, наслаждающейся грозой, что напоминает о рассказах "Старуха Изергиль" и "Мой спутник".
Четыре ипостаси авторской души.
Все четыре персонажа ощутимо несут в себе узнаваемые по прежним рассказам черты личности автора. Настолько ощутимо, что происходящее в рассказе кажется описанием внутреннего диалога автора с самим собой, его личным переживанием.
А может быть в этих персонажах словно сошлись друг с другом четыре возраста одной и той же души, в начале - юной и чистой, в конце - омертвевшей и развращённой.
Варенька: добрый и счастливый ребёнок, согретый любовью окружающих; она беззаботно радуется жизни, но её отец умирает и скоро она останется одна; вокруг неё уже вьются женихи, желающие завладеть её телом или имуществом; рядом с ней испорченная старшая подруга, которая со временем развратит её (Вареньке уже нравятся злодеи).
Бенковский: влюблённый юноша, он боготворит свою возлюбленную, его любовь возвышенна и прекрасна; но его любимая - испорченная сука; ей мало его обожания, ей нужна регулярная стимуляция эрогенных зон.
Ипполит: он уже достаточно испорчен; женские красота и юность возбуждают в нем только похоть; но он ещё достаточно порядочен, чтобы не заниматься бессовестным развращением.
Елизавета Сергеевна: испорченная сука, её удел - похоть и скука; если она занимается просвещением, то больше с целью развратить; юная и прекрасная Варенька вызывает у неё озлобление, она стремится испортить и её.
Очень печально, что судьба чистой юной души здесь предопределена.
Eternal Champion и Смерть уже рядом
Индоктринированный творчеством Муркока, я вижу в разных горьковских героях все те же знакомые образы; дрожа, искажаясь и восстанавливаясь, они вновь и вновь встают передо мной из рассказа в рассказ, словно Вечный Победитель, воскресающий в разных обликах и разных измерениях.
Вспышка молнии и я вижу Данко с горящими гневным светом глубыми глазами; он держит в высоко поднятой руке своё вырванное из груди сердце, а оно заливает ярким голубым светом корчащиеся под порывами бури ломаные стволы, ветви и тени беснующейся вокруг массы притихших людей лесной стихии.
Вспышка молнии и уже не Данко среди вековечного леса, а Алексей Пешков радостно хохочет, раскинув руки навстречу молнии среди широкой истязаемой ненастьем степи, а люди данковского племени сгрудились пушистой белой кучей и испуганно блеют, жмясь друг к другу стадом баранов. Всего человеческого, что в них было, хватило на одного жадного, надменного, вечно голодного и трусливого князька.
Вспышка молнии - и перед нами уже не Алексей Максимович, а, извините, молодая и прекрасная пышногрудая девушка, которая, стоя под порывами дождя и ветра в дверях особняка, радостно восклицает: "Смотрите, туча улыбается!" - обращаясь к бледному узкогрудому мужчине, а тот тянется к ней сзади скрюченными пальцами, дрожа от похоти.
В Пляши-ноге и Уповающем я вижу черты Маслова и Степка. Иногда достаточно одной-двух деталей: рыжей шляпы без полей на бритой голове у одного и прямых рыжих усов на бритом лице у другого, - чтобы узнать, и со временем убеждаешься, что не ошибся.
А это кто?
Кожа на лице, шее и руках вся изрезана морщинами, и при каждом движении старой Изергиль можно было ждать, что сухая эта кожа разорвётся вся, развалится кусками и предо мной встанет голый скелет с тусклыми чёрными глазами.
...
Ее сухой голос звучал странно, он хрустел, точно старуха говорила костями.
Суровая, угловатая худоба тёти Лучицкой колола ему глаза; он не мог видеть её длинной шеи, обтянутой жёлтой кожей, и всякий раз, как она говорила, - ему становилось чего-то боязно, точно он ждал, что басовые звуки, исходившие из широкой, но плоской, как доска, груди этой женщины, - разорвут ей грудь. Шелест юбок тёти Лучицкой казался ему трением её костей.
Смерть здесь. Она уже забрала одного и скоро возьмёт другого.
А тётя Лучицкая изрекла вполголоса и пожимая плечами:
- Теперь уже поздно всё это! Будет пить - скорее умрёт, зато больше получит удовольствия, не будет пить - проживёт годом больше, но - хуже.
Старуха торопится. Вот она, Смерть. Но кто же из этих двух её Сестра Любовь?
Недавно овдовевшая сестра Ипполита, испорченная сука; ещё будучи замужем, стала отдаваться пылко влюблённому в неё Бенковскому. Она упивается и поклонением любовника, и плотскими утехами с ним, но не теряет головы. Можно сказать, что она ему отдаётся да ещё и приплачивает (как и многие другие, начиная с богатых невест и заканчивая Екатериной 2-й). Иными словами, Полканова, как и прочие развращённые особы при деньгах, использует возможность купить сексуальные услуги, "не выходя за рамки приличий". Увлечённый Варенькой Ипполит никакой существенной помощи в делах сестре не оказывает, а та и не требует. Похоже, брата она пригласила или чтобы посмеяться над ним, или чтобы тот совратил Вареньку. Елизавета Сергеевна - змея-искусительница. Она "просвещает" и местных мужиков, то есть предоставляет им литературу. Так что здесь у Горького просвещение сочетается с развращением. Видимо, и Варенька берёт книги любимых ею французских литераторов в библиотеке Полкановой.
Ипполит Сергеевич Полканов
Ипполит - мужчина, конечно, "сексуально-озабоченный". Варенька, человек неглупый, с ярким характером, быстро становится для него объектом исключительно полового влечения. И всё же критики, которые назвали Ипполита эгоистичным и лицемерным буржуазным либералом и "культурным скотом", совершенно неправы. Ипполит, отдавшийся похоти, теряет не свою "культурность", а возможность мыслить рационально как таковую. И в этом он недалеко ушёл от Бенковского, который восхищённо любуется своей богиней, не замечая скользящего сквозь её уста змеиного жала. Охватывающая Ипполита похоть совершенно заслоняет от него реальность. Знаки того, что он совершенно не интересен Вареньке ни как кандидат в мужья, ни как мужчина, которые со временем обретают полную определённость, он воспринимает с тем большим энтузиазмом, чем яснее они становятся. Вскоре мозг отказывает Ипполиту полностью и он в своём утешительном самообмане доходит до такого же инфантильного идиотизма, как и чеховский Бальзаминов:
Но вдруг среди этих дум, озарённый одной догадкой или предчувствием, он вздрогнул всем телом, быстро вскочил на ноги и, подбежав к двери своей комнаты, отпер её. Потом, улыбаясь, снова лёг в постель и стал смотреть на дверь, думая про себя с надеждой и восторгом:
"Это бывает... бывает..."
Он читал где-то, как однажды это было: она вошла среди ночи и отдалась, ни о чём не спрашивая, ничего не требуя, просто для того, чтобы пережить момент.
И всё же Ипполит остаётся пассивным, что очень "по-горьковски". Он не может заставить себя охмурить девушку, даже физически страдая от желания обладать ею. Ипполит пытается понять и оправдать не только свою похоть (он просветит девушку, опустошит и заново наполнит, чем облагодетельствует - и прочий подобный бред), но и свой запрет воспользоваться ею (я слабый и нерешительный, я же на ней не женюсь, зачем мне эта обуза - и так далее). Похоже, у горьковских героев такой запрет налагает не "культура", а некое изначально присущее свойство натуры. Я думаю, для Горького такое изначальное свойство - это частица бога, заложенная в основу человеческой природы вместе с половым инстинктом самца. Тогда в терзаниях Ипполита показана борьба двух человеческих начал: животного и божественного. В этом неразрешаемом конфликте и состоит трагизм, величие и суть человеческой природы: выбрав одно из двух начал, человек становится или бесполым ангелом, или животным, но перестаёт быть человеком. Может быть, это близко трагедии автора: ощущать в себе божественное начало и знать, что бога нет? "Отче мой! Почему ты меня оставил?"
Варенька Олесова и немного Бенковского
Варенька - это персонаж, который меньше всего подходит для любовных утех, у Ипполита изначально нет никаких шансов. Прежде всего - она не бесправная дворовая девка, а довольно состоятельная дворянка, и потому хорошо защищена от нежелательных поползновений. Кроме этого, она физически довольно сильна и не робкого десятка. Проще говоря, навязчивого ухажёра она просто прибъёт. И наконец, она напрочь лишена каких-либо чувственных позывов.
Варенька неправдоподобна. Она словно не понимает, какое действие её тело оказывает на мужчин, словно вообще не знает об отношениях полов. Между тем она воспитана в той же культуре, что и Полкановы; прочла много авантюрной французской прозы; да и жизнь в деревне способствует большему знанию природы, в части животных отношений. Но по желанию Горького в теле прекрасной (полово)зрелой женщины заключено сознание маленького ребёнка: она весело бегает-прыгает, протягивает ручки к солнышку, к дождику, носит тонкие платьица и совершенно беззаботна. Варенька, по её словам, с утра до вечера хлопочет по хозяйству, которым больше некому заняться. Но это больше похоже на детскую игру, снисходительно принимаемую окружающими: хозяйство как-то управляется без неё, пока она днями пропадает у Полкановых или прочитывает уйму авантюрной прозы; в особняке её отца неуютно и неухоженно.
Даже если возможна такая Варенька, то в соседстве со змеей-искусительницей Елизаветой Сергеевной её судьба предопределена: рано или поздно та её развратит.
В этом рассказе автор отдал свои чувства, мысли и убеждения, многократно им высказанные в прежних рассказах, Вареньке и Бенковскому. Чувствуется, что это по-настоящему родственные автору души. Автор даже добавил сцену с Варенькой, наслаждающейся грозой, что напоминает о рассказах "Старуха Изергиль" и "Мой спутник".
Четыре ипостаси авторской души.
Все четыре персонажа ощутимо несут в себе узнаваемые по прежним рассказам черты личности автора. Настолько ощутимо, что происходящее в рассказе кажется описанием внутреннего диалога автора с самим собой, его личным переживанием.
А может быть в этих персонажах словно сошлись друг с другом четыре возраста одной и той же души, в начале - юной и чистой, в конце - омертвевшей и развращённой.
Варенька: добрый и счастливый ребёнок, согретый любовью окружающих; она беззаботно радуется жизни, но её отец умирает и скоро она останется одна; вокруг неё уже вьются женихи, желающие завладеть её телом или имуществом; рядом с ней испорченная старшая подруга, которая со временем развратит её (Вареньке уже нравятся злодеи).
Бенковский: влюблённый юноша, он боготворит свою возлюбленную, его любовь возвышенна и прекрасна; но его любимая - испорченная сука; ей мало его обожания, ей нужна регулярная стимуляция эрогенных зон.
Ипполит: он уже достаточно испорчен; женские красота и юность возбуждают в нем только похоть; но он ещё достаточно порядочен, чтобы не заниматься бессовестным развращением.
Елизавета Сергеевна: испорченная сука, её удел - похоть и скука; если она занимается просвещением, то больше с целью развратить; юная и прекрасная Варенька вызывает у неё озлобление, она стремится испортить и её.
Очень печально, что судьба чистой юной души здесь предопределена.
Eternal Champion и Смерть уже рядом
Индоктринированный творчеством Муркока, я вижу в разных горьковских героях все те же знакомые образы; дрожа, искажаясь и восстанавливаясь, они вновь и вновь встают передо мной из рассказа в рассказ, словно Вечный Победитель, воскресающий в разных обликах и разных измерениях.
Вспышка молнии и я вижу Данко с горящими гневным светом глубыми глазами; он держит в высоко поднятой руке своё вырванное из груди сердце, а оно заливает ярким голубым светом корчащиеся под порывами бури ломаные стволы, ветви и тени беснующейся вокруг массы притихших людей лесной стихии.
Вспышка молнии и уже не Данко среди вековечного леса, а Алексей Пешков радостно хохочет, раскинув руки навстречу молнии среди широкой истязаемой ненастьем степи, а люди данковского племени сгрудились пушистой белой кучей и испуганно блеют, жмясь друг к другу стадом баранов. Всего человеческого, что в них было, хватило на одного жадного, надменного, вечно голодного и трусливого князька.
Вспышка молнии - и перед нами уже не Алексей Максимович, а, извините, молодая и прекрасная пышногрудая девушка, которая, стоя под порывами дождя и ветра в дверях особняка, радостно восклицает: "Смотрите, туча улыбается!" - обращаясь к бледному узкогрудому мужчине, а тот тянется к ней сзади скрюченными пальцами, дрожа от похоти.
В Пляши-ноге и Уповающем я вижу черты Маслова и Степка. Иногда достаточно одной-двух деталей: рыжей шляпы без полей на бритой голове у одного и прямых рыжих усов на бритом лице у другого, - чтобы узнать, и со временем убеждаешься, что не ошибся.
А это кто?
Кожа на лице, шее и руках вся изрезана морщинами, и при каждом движении старой Изергиль можно было ждать, что сухая эта кожа разорвётся вся, развалится кусками и предо мной встанет голый скелет с тусклыми чёрными глазами.
...
Ее сухой голос звучал странно, он хрустел, точно старуха говорила костями.
Суровая, угловатая худоба тёти Лучицкой колола ему глаза; он не мог видеть её длинной шеи, обтянутой жёлтой кожей, и всякий раз, как она говорила, - ему становилось чего-то боязно, точно он ждал, что басовые звуки, исходившие из широкой, но плоской, как доска, груди этой женщины, - разорвут ей грудь. Шелест юбок тёти Лучицкой казался ему трением её костей.
Смерть здесь. Она уже забрала одного и скоро возьмёт другого.
А тётя Лучицкая изрекла вполголоса и пожимая плечами:
- Теперь уже поздно всё это! Будет пить - скорее умрёт, зато больше получит удовольствия, не будет пить - проживёт годом больше, но - хуже.
Старуха торопится. Вот она, Смерть. Но кто же из этих двух её Сестра Любовь?