Ещё несколько рассказов из 2-го тома
Вот так: Владимир Ульянов из одиночного заключения просит сестру выслать ему массу литературы для работы, а сельский учитель безвольно заливается водкой перед портретами дорогих людей (Часы отдыха учителя Коржика, 1896г.) Может быть, комментарий прав и Горький этим рассказом действительно упрекает интеллигентов в том, что они "не сумели сохранить в себе святого огня, который всё очищает собой и при свете которого были бы невозможны те тусклые дни и неясные инциденты...". Несомненно одно: Алексей из рассказа в рассказ описывает те мысли и переживания, которые ему хорошо знакомы. Но если они выглядят естественными для спивающегося сельского учителя, то для графа Этельвуда они кажутся совершенно противоестественными. (Сказание о графе Этельвуде де Коминь..., 1896г.).
Неслучайно из рассказа в рассказ настойчиво повторяется и мотив одиночества, и болезненная мнительность героев: например, получив от красавицы гривенник вместо поцелуя, герой развивает целую теорию о нелюбви к нему Фортуны (Гривенник, 1986г. и комментарий к нему). Описания душевных мук и терзаний иногда доходят до смешного:
В кабинете, уютно убранном и освещенном рабочей лампой с зеленым абажуром, за столом, в глубоком кресле, лицом к окну, сидит человек, высокий и полуседой, и, не отрывая глаз от тьмы за стёклами, упорно смотрит в неё большими серыми глазами из-под нахмуренных бровей. Его изрытое морщинами, сухое, длинное и серое лицо - неподвижно, губы плотно сжаты, и он так держится пальцами за ручки кресла, точно ожидает, что какая-то сила оторвёт его от кресла и бросит в эту тьму, навевающую на душу холод и тоску.
[...]
"И вот я прожил мою жизнь только для того, чтобы убедиться в моей ошибке, и, думая три десятка лет, додумался только до иронии вопроса - зачем я счёл себя лучше других?"
(За бортом, 1896г.)
Вот такой древний старик тридцати лет.
Непростое у героев рассказов Горького и отношение к женщине. Пусть она часто выступает воплощением всего прекрасного, но суровое наказание ждёт того, кто посмеет стать инициатором отношений:
трубочист, хороший парень, падает с крыши и разбивается насмерть (Трубочист, 1896г.);
даже собственная жена дает герою такую отповедь, что тому потом долго икается (Открытие.Этюд, 1896г.);
герой рассказа "Сон", 1896г. слишком живо воображает, что он заговорил с девушкой, и от этого впадает в сон, больше похожий на эпилептический припадок, во время которого созерцает инфернальные картины: "Толстая полуобнаженная старуха в белых лохмотьях, развевавшихся по ветру, медленно шла ко мне, держась рукой за стену, и заунывно пела. Подбородок её трясся, открывая беззубую нижнюю десну, и в глазах не было ничего кроме ужаса. Кто-то ударил её сзади, и она упала, и тотчас же на неё упали другие, образовалась куча барахтавшихся людей. Они выли, как звери, били друг друга, на них падали ещё и ещё люди. Вот эта гора живого мяса подкатилась к перилам галереи... Треск - и все упали вниз, воя и рыча.";
а в "Приключении мистера Чарльза Крэк" 1896г. девушка вообще оказывается мужчиной.
Если же женщина завязывает отношения первой (у Горького часто навязывается), то это воплощение всего прекрасного тоже не ждёт ничего хорошего: герой может спокойно утопить красавицу, перед которой недавно разливался соловьём ("Сон") или просто наплевать такой женщине в душу (Отомстил..., 1896г.) (а может и зарезать из лучших побуждений, как горемыка Павел).
Понятно, что нельзя отождествлять автора с его героями, понятно, что автор усиливает события для большей выразительности, но так же ясно, что он не станет возвращаться к одним и тем же мотивам, если они ему чужды. У меня во время и после чтения "Жизни Клима Самгина" не раз возникала мысль, что этот роман - что-то вроде покаяния Горького.
Клима Самгина принято шельмовать. Но, если подумать, то от нас (от меня и большинства сограждан) до Самгина - как от земли до неба. Я не называю Самгина идеалом, к которому нужно стремиться. Но этот плохой Самгин лучше нас, пассивно и покорно жующих жирную жвачку дешёвых удовольствий и тихо сползающих в канаву вместе со страной: он интеллектуально более развит и хоть что-то делал, хоть в мелочах, но помогал большевикам (хотя и тогда, и сейчас за куда-то поехать и что-то кому-то передать можно надолго сесть).
Во многом, если не во всем, Самгин, как и мы, как и Горький - порождение своего времени и своей среды. Вырваться из колеи, под которую тебя "затачивали" с младенчества, даже физически трудно. Я думаю, Горький в какой-то степени отождествлял себя с Самгиным и ему было очень важно вырваться из предначертанной самгиным колеи. Пройдя грязь и нищету, растратив здоровье, Горький сумел подняться из низов в "просвещенное общество". И что же? Может быть, он понял, что, пробив головой стену, оказался в соседней камере? Что вот тут он и будет тихо догнивать, равно далекий от тех, к кому пришёл, и от тех, от кого ушел? Не отсюда ли мотив одиночества? Как он вырвался - вот загадка. И как вырваться нашему поколению ничтожеств - вот вопрос.
Между прочим, мотивы, ключевые для "Жизни...", видны уже в раннем творчестве. Вот это - стопроцентно самгинское:
"Таких людей много, у них никогда нет в душе своего, и так как пустота невозможна, они наполняют души свои чужим. Они, как пчелы, со всех цветов собирают соки, но меда из них не делают. Часто они ошибочно впитывают в себя чужое горе и тоже выдают его за свое, но скоро выбрасывают его из себя, как нечто беспокоящее их. А когда душа их подолгу пустует, они выдумывают себе что-нибудь и долго живут выдуманным." (Сказание о графе Этельвуде де Коминь...);
и нездоровый пунктик насчет обязательной оригинальности - тоже. (Открытие. Этюд).
Возможно, Горький так и не смог решить, достаточно ли он сделал, чтобы не считать себя ещё одним самгиным. Может быть, поэтому он в конце-концов так безжалостно растоптал своего героя.
В рассказах 2-го тома у Горького впервые появляется цельная сильная личность (карикатурный Силан - не в счет) - это купец Антон Никитич Прахов (Колокол, 1896г.). Пусть и герой, и его творения - не без изъяна, но это человек, который активно изменяет мир. Он не ищет в нём своего места, не пытается слиться с ним в (подчас пьяной) гармонии, а подчиняет его себе.
Во 2-м томе появляются и просто весёлые рассказы ("Красавица", "Как нужно устраивать домашнее хозяйство", "Соловей" и другие).
Неслучайно из рассказа в рассказ настойчиво повторяется и мотив одиночества, и болезненная мнительность героев: например, получив от красавицы гривенник вместо поцелуя, герой развивает целую теорию о нелюбви к нему Фортуны (Гривенник, 1986г. и комментарий к нему). Описания душевных мук и терзаний иногда доходят до смешного:
В кабинете, уютно убранном и освещенном рабочей лампой с зеленым абажуром, за столом, в глубоком кресле, лицом к окну, сидит человек, высокий и полуседой, и, не отрывая глаз от тьмы за стёклами, упорно смотрит в неё большими серыми глазами из-под нахмуренных бровей. Его изрытое морщинами, сухое, длинное и серое лицо - неподвижно, губы плотно сжаты, и он так держится пальцами за ручки кресла, точно ожидает, что какая-то сила оторвёт его от кресла и бросит в эту тьму, навевающую на душу холод и тоску.
[...]
"И вот я прожил мою жизнь только для того, чтобы убедиться в моей ошибке, и, думая три десятка лет, додумался только до иронии вопроса - зачем я счёл себя лучше других?"
(За бортом, 1896г.)
Вот такой древний старик тридцати лет.
Непростое у героев рассказов Горького и отношение к женщине. Пусть она часто выступает воплощением всего прекрасного, но суровое наказание ждёт того, кто посмеет стать инициатором отношений:
трубочист, хороший парень, падает с крыши и разбивается насмерть (Трубочист, 1896г.);
даже собственная жена дает герою такую отповедь, что тому потом долго икается (Открытие.Этюд, 1896г.);
герой рассказа "Сон", 1896г. слишком живо воображает, что он заговорил с девушкой, и от этого впадает в сон, больше похожий на эпилептический припадок, во время которого созерцает инфернальные картины: "Толстая полуобнаженная старуха в белых лохмотьях, развевавшихся по ветру, медленно шла ко мне, держась рукой за стену, и заунывно пела. Подбородок её трясся, открывая беззубую нижнюю десну, и в глазах не было ничего кроме ужаса. Кто-то ударил её сзади, и она упала, и тотчас же на неё упали другие, образовалась куча барахтавшихся людей. Они выли, как звери, били друг друга, на них падали ещё и ещё люди. Вот эта гора живого мяса подкатилась к перилам галереи... Треск - и все упали вниз, воя и рыча.";
а в "Приключении мистера Чарльза Крэк" 1896г. девушка вообще оказывается мужчиной.
Если же женщина завязывает отношения первой (у Горького часто навязывается), то это воплощение всего прекрасного тоже не ждёт ничего хорошего: герой может спокойно утопить красавицу, перед которой недавно разливался соловьём ("Сон") или просто наплевать такой женщине в душу (Отомстил..., 1896г.) (а может и зарезать из лучших побуждений, как горемыка Павел).
Понятно, что нельзя отождествлять автора с его героями, понятно, что автор усиливает события для большей выразительности, но так же ясно, что он не станет возвращаться к одним и тем же мотивам, если они ему чужды. У меня во время и после чтения "Жизни Клима Самгина" не раз возникала мысль, что этот роман - что-то вроде покаяния Горького.
Клима Самгина принято шельмовать. Но, если подумать, то от нас (от меня и большинства сограждан) до Самгина - как от земли до неба. Я не называю Самгина идеалом, к которому нужно стремиться. Но этот плохой Самгин лучше нас, пассивно и покорно жующих жирную жвачку дешёвых удовольствий и тихо сползающих в канаву вместе со страной: он интеллектуально более развит и хоть что-то делал, хоть в мелочах, но помогал большевикам (хотя и тогда, и сейчас за куда-то поехать и что-то кому-то передать можно надолго сесть).
Во многом, если не во всем, Самгин, как и мы, как и Горький - порождение своего времени и своей среды. Вырваться из колеи, под которую тебя "затачивали" с младенчества, даже физически трудно. Я думаю, Горький в какой-то степени отождествлял себя с Самгиным и ему было очень важно вырваться из предначертанной самгиным колеи. Пройдя грязь и нищету, растратив здоровье, Горький сумел подняться из низов в "просвещенное общество". И что же? Может быть, он понял, что, пробив головой стену, оказался в соседней камере? Что вот тут он и будет тихо догнивать, равно далекий от тех, к кому пришёл, и от тех, от кого ушел? Не отсюда ли мотив одиночества? Как он вырвался - вот загадка. И как вырваться нашему поколению ничтожеств - вот вопрос.
Между прочим, мотивы, ключевые для "Жизни...", видны уже в раннем творчестве. Вот это - стопроцентно самгинское:
"Таких людей много, у них никогда нет в душе своего, и так как пустота невозможна, они наполняют души свои чужим. Они, как пчелы, со всех цветов собирают соки, но меда из них не делают. Часто они ошибочно впитывают в себя чужое горе и тоже выдают его за свое, но скоро выбрасывают его из себя, как нечто беспокоящее их. А когда душа их подолгу пустует, они выдумывают себе что-нибудь и долго живут выдуманным." (Сказание о графе Этельвуде де Коминь...);
и нездоровый пунктик насчет обязательной оригинальности - тоже. (Открытие. Этюд).
Возможно, Горький так и не смог решить, достаточно ли он сделал, чтобы не считать себя ещё одним самгиным. Может быть, поэтому он в конце-концов так безжалостно растоптал своего героя.
В рассказах 2-го тома у Горького впервые появляется цельная сильная личность (карикатурный Силан - не в счет) - это купец Антон Никитич Прахов (Колокол, 1896г.). Пусть и герой, и его творения - не без изъяна, но это человек, который активно изменяет мир. Он не ищет в нём своего места, не пытается слиться с ним в (подчас пьяной) гармонии, а подчиняет его себе.
Во 2-м томе появляются и просто весёлые рассказы ("Красавица", "Как нужно устраивать домашнее хозяйство", "Соловей" и другие).