ежедневное
Не люблю эту пересменку погоды, когда снег под ногами и колесами машин становится грязной чавкающей жижей, люди идут тебе навстречу или обгоняют тебя с хмурыми, усталыми лицами. В метро какая-нибудь тетечка, не создававшая поначалу впечатления сельской хабалки, обхамит тебя, привязавшись к самому незначительному поводу, а здоровые не старые еще мужики как воробьи на ветках будут сидеть на "местах для пассажиров с детьми и инвалидов" и делать вид, что спят, не замечая нависающих стареньких бабушек и тех самых пассажиров с детьми...
Сам вагон в часы пик напоминает разгоряченный котел с разнородным варевом - тут и азиаты-гастарбайтеры в своих неизменных шапочках, и почтенные профессора - в очках и с дипломатами, и мамочки, воспитывающие на глазах у всех свое подросшее чадо, и тетушки в норковых шубах с осанкой цариц. Кого только не увидишь в этот час в метро - в одном месте, прижавшихся друг к другу, расталкивающих соседей локтями и наступающих на ноги...
И иногда хочется выть от этой тоскливой серой безнадеги, написанной на лицах, от тихой злобы, которая часто сливается на первого попавшегося человека, от бесцельности существования большинства окружающих (работа-дом, или то, что таковым называется), от того, что все эти люди просто СУЩЕСТВУЮТ, а не живут.
Спасает только то, что время от времени видишь человека с книгой (увы, таких становится все меньше) или коммуникатором, или смешная девчонка лет двадцати вдруг достанет из объемистой сумки спицы и клубок и начнет вязать - вот просто так, на виду у всех, и чихать она хотела, что это старомодно, что окружающие смотрят на нее с недоумением. А на лице у нее - покой, умиротворение, радость - она творит, она - ЖИВЕТ. Мальчики-студенты, дружной толпой повисшие кружком на поручнях, живенько обсуждают последние занятия, или девочки-выпускницы чирикают насчет кавалеров и показывают друг дружке наивные любовные СМСки.
А потом, после всей этой духоты, толкотни и мизантропии выходишь на улицу: медленно спускаются хлопья снега, переливается иллюминация огней от фар автомобилей, шуршит асфальт и уже близок тот момент, когда ты войдешь в квартиру, в свой Дом, свое гнездышко, где уже через 15 минут не останется и частички воспоминаний о существовании, а продолжится настоящая Жизнь.
...В такие дни приходится признаться,
Что, как бы не благоволил мой век,
Все меньше адресов, где я могу остаться,
Не заплатив за ужин и ночлег.
Трофим
Сам вагон в часы пик напоминает разгоряченный котел с разнородным варевом - тут и азиаты-гастарбайтеры в своих неизменных шапочках, и почтенные профессора - в очках и с дипломатами, и мамочки, воспитывающие на глазах у всех свое подросшее чадо, и тетушки в норковых шубах с осанкой цариц. Кого только не увидишь в этот час в метро - в одном месте, прижавшихся друг к другу, расталкивающих соседей локтями и наступающих на ноги...
И иногда хочется выть от этой тоскливой серой безнадеги, написанной на лицах, от тихой злобы, которая часто сливается на первого попавшегося человека, от бесцельности существования большинства окружающих (работа-дом, или то, что таковым называется), от того, что все эти люди просто СУЩЕСТВУЮТ, а не живут.
Спасает только то, что время от времени видишь человека с книгой (увы, таких становится все меньше) или коммуникатором, или смешная девчонка лет двадцати вдруг достанет из объемистой сумки спицы и клубок и начнет вязать - вот просто так, на виду у всех, и чихать она хотела, что это старомодно, что окружающие смотрят на нее с недоумением. А на лице у нее - покой, умиротворение, радость - она творит, она - ЖИВЕТ. Мальчики-студенты, дружной толпой повисшие кружком на поручнях, живенько обсуждают последние занятия, или девочки-выпускницы чирикают насчет кавалеров и показывают друг дружке наивные любовные СМСки.
А потом, после всей этой духоты, толкотни и мизантропии выходишь на улицу: медленно спускаются хлопья снега, переливается иллюминация огней от фар автомобилей, шуршит асфальт и уже близок тот момент, когда ты войдешь в квартиру, в свой Дом, свое гнездышко, где уже через 15 минут не останется и частички воспоминаний о существовании, а продолжится настоящая Жизнь.
...В такие дни приходится признаться,
Что, как бы не благоволил мой век,
Все меньше адресов, где я могу остаться,
Не заплатив за ужин и ночлег.
Трофим