Робертъ Саути, "Родерикъ..."
Предъ ними и вкругъ нихъ
Пылали факелы, въ потокахъ Селлы отражаясь,
Дрожа, и межь каштановъ въ рощѣ,
Вѣтвей могучихъ и листы отбрасывали пламя,
То тутъ, то тамъ блистающее ярко. Въ горцевъ
Вдохнуло силу это зрѣлище; усталость,
Желанье отдохнуть пропали вмигъ, въ нетерпѣньи
Еще одной побѣды всѣ стояли; и когда
Тѣ символы врага, что издали воображенье
Имъ рисовало издали, согласно съ ихъ стремленьемъ,
Вблизи исчезли, ихъ надежда,
Высоко вознесясь, пропала, духъ
Оставивъ съ пустотой безцвѣтной. Не носили
Тюрбановъ и не въ Африкѣ родились
Тѣ, кто явился къ нимъ сейчасъ долиной
Извилистой, и предваряемые будто бы приливомъ
Изъ подъ копытъ ихъ скакуновъ, сiяньемъ
Ихъ факеловъ, и съ движущимся свѣтомъ
Казалась ночь вокругъ еще чернѣе. Шлемы,
Нагрудники и поднятыя копья въ этомъ свѣтѣ
Сверкали; и чѣмъ ближе, тѣмъ ясней
Виднѣлись складки платья женскаго на той,
Что весь отрядъ вела. Стоявшiе тогда
Съ Пелайо рядомъ слышали, какъ сердце
Стучитъ въ его груди. Но тщетно
Его искало око жадное любимыя черты, и явно,
Всѣмъ было видно, что отрядъ изъ столкновенья
Идетъ кроваваго съ побѣдой: ибо
У каждаго сѣдла висѣла голова,
Въ крови запекшейся измазана. Тотчасъ
Они остановились, копья вздѣвъ, и кто то
"Стой! Кто идетъ?" воскликнулъ. Сотня устъ
Однимъ созвучьемъ радостный отвѣтъ
Ему дала: "Друзья и Астурійцы!" И огни
Движеніе возобновили, и владыку
Призналъ его народъ.
И что за кличъ
Тогда раздался по долинѣ. И изъ гнѣздъ,
Изъ глины слѣпленныхъ подъ стрехами бойницъ
Взлетѣли ласточки, впервые въ страхѣ,
Что въ воздухъ поднялъ ихъ и криками пронзая,
Стремительными, рѣзкими и стольже
Стремительными, до головокруженія
Метаніями - желтое сіянье
И мрачный дымъ. Такъ проявилась
Отчетливо и явственно любовь
Вассаловъ къ своему сеньору, Принцу - какъ отецъ
Имъ былъ онъ дорогъ. Вкругъ него столпившись,
Они его колѣни обнимали,
Его хватали руку, падали ему на шею
Въ слезахъ… Всемощный Промыслъ
Они благословляли, возвратившій
Его имъ, вновь отъ узъ свободнымъ: "съ ними
И съ дѣломъ ихъ былъ Богъ" - такъ говорили
Они, "Его десница
Вела ихъ, щитъ Его надъ ними
Ихъ покрывалъ, Споспѣшникомъ имъ былъ
Господень Духъ, Свою являя мощь".
Кровавее трофеи предъявляя
Пелайо, точно первые плоды
Посѣяннаго ими урожая,
На бранномъ полѣ сжатые. Благоугодно Принцъ
Отвѣтилъ и словами и поднятою рукой
На эти бурной радости горячіе привѣты,
И вѣрно, если-бъ въ ту минуту
Осилить что либо могло тѣ страхи,
Что изъ глубинъ поддонныхъ сердца источали
Во всѣ углы души и тѣла ледяную цѣпкость
Свою, заслуженная гордость
И неподдѣльная любовь и радость и надежда
Имъ овладѣли бъ цѣльно. Но и тутъ
Взметнулся духъ его отъ чувства власти,
Отъ вида смѣлаго его народа,
Готоваго за нимъ идти на бой куда угодно
За ихъ отечество, и помыслъ
О томъ, что впереди ждутъ дѣло и свобода…
И если Небеса, доселѣ
Не оставлявшія его своимъ покровомъ
И нынѣ съ нимъ… и сердце
Въ немъ ожило по новому, весна
Въ немъ обрѣтала силу вновь. И тщетно
Пытался онъ средь бури этой встрѣчи
Спросить, гдѣ нынѣ Гаудьоса
И дѣти гдѣ его, кто ихъ самихъ
Призвалъ на поле брани, кто ихъ велъ,
И какъ всѣ эти женщины съ оружьемъ
И въ окруженьи смерти, оказались здѣсь?
Вѣдь средь огней текучихъ и толпы
Кипящей онъ не признавалъ
Ихъ. И была межъ ними Гвисла. Маврамъ
Она сдалась охотно въ услуженiе. За Гегьо,
Отступникомъ отъ вѣры, къ коему ее
Влекло, какъ цѣпью, низкой и нечистой
Любовью, вслѣдъ она пошла; и въ сердцѣ
Проклятью предала она горячiй духъ,
Могучимъ зовомъ подданныхъ Пелайо
Поднявшiй, велъ ихъ въ скорую погоню,
И ихъ побѣду, для ея души
Развратной, и нежданную и злую. Въ страхѣ
Она узнала брата, нынѣ
Ей болѣе опаснаго, чѣмъ прежде
Любезнаго; оборотясь къ нему
Не съ радостью предъ взоры
Его спѣша, душевностью душѣ
Его открыться въ тепломъ словѣ
Привѣта, но расчетливо искала
Она глазами то, чего страшилась. Скрыться
Не въ силахъ отъ него уже, улыбкой
Холодной, принужденной укрывая
Черты лица и мысли потаенныя, и вопреки
Вины упорному сознанью
И нераскаянному сраму, тихо не сходила съ мула
И все ждала привѣта, не рѣшаясь
Его произнести сама. Но ктоже рядомъ съ ней
Верхомъ на статномъ боевомъ конѣ
Рукой безпечною поводья держитъ? Шлемъ
Сжималъ ея льняные
Густые кудри, грудь - кольчуга,
И перевязь на талiи висѣла; щитъ
Въ ея былъ шуйцѣ, въ правой же рукѣ,
Тотъ мечъ, трудъ коего сегодня
Окрасилъ кровью отъ запястья и до локтя
Ея рукавъ. Невидящiя очи,
Отъ помысловъ, о томъ, чего нѣтъ на землѣ,
На бурю вкругъ нея глядѣли. Но одно лицо
Средь прочихъ столь глубокой
Отмѣченное было страстью, что тотчас
Она его узнала: "Маккавей!"
Въ восторгѣ вскинувъ руку, вскрикнула она,
"Не я ли говорила, что сойдемся
Мы въ радости? Да, братъ, свою ты
Исполнилъ долю. Да и я
Не въ праздности сидѣла! Нынѣ
Тому да вознесемъ хвалу, Кто ниспослалъ
Благой порывъ въ благое время!"